Сборник рассказов - Ермакова Олеся Евгеньевна (читать книги без TXT) 📗
Луна отражалась в серебристых глазах, делая ее похожей на призрачную тень. Легкое эфирное одеяние, появившееся на ней, завораживало своей нереальностью. От нее исходило какое-то загадочное волшебство. Ему даже показалось в обманчивом лунном свете, что за спиной у нее серебрятся крылья.
— Теперь ты узнал правду. Ты по-прежнему счастлив? — циничная улыбка, умело скрывавшая Боль, озарила ее тонкие губы.
Это объясняло многое: и ее нелюбовь к поздним прогулкам, и настойчивое нежелание остаться у него на ночь, которое он принял за скромность и стеснительность, и молчащий в ее квартире телефон, когда он звонил ей поздно вечером.
— Я зашла слишком далеко. Мне нужно было сказать тебе правду и уйти гораздо раньше. Прости, но я не смогла этого сделать. Хотелось хоть раз в жизни почувствовать вкус любви и счастья. Ты забудешь меня, я вычеркну нашу встречу из линий бытия, ты встретишь другую и полюбишь ее. Будь счастлив за меня, потому что я никогда не смогу убить свою любовь к тебе. За все надо платить, я заслужила свою плату, — ее глаза, ставшие похожими на озера расплавленного серебра, источали убивающее спокойствие.
Холодные и уверенные глаза не лгали. Он забудет все, что было, в этом нет никаких сомнений. Вот только хочет ли он забыть?
— Не уходи, — прошептали его губы. — Я люблю тебя…
— Даже такой? — она сидела на подоконнике, обратив студеный как зимнее утро и бездушный взгляд в звездную даль.
— Мне все равно, будь ты хоть демоном из самой преисподней, — он аккуратно снял ее с подоконника, подняв на руки как невесомую пушинку, донес до кровати. А затем наклонился, нежно поцеловал и снова произнес:
— Я люблю тебя. Я не могу жить без тебя.
— Я тоже люблю тебя, и ничего не могу с этим поделать, — ее глаза на миг сменили оттенок на прежний дымчатый. В них стояли слезы. Она доверчиво положила голову ему на колени, еще сильней разлохматив серебристые прядки.
— Ты не сможешь так жить. Просто сойдешь с ума от вечного ожидания…Я не могу стать другой и не уходить по ночам. Луна манит, будоража кровь, пробуждая мою вторую сущность. Без ночного неба я умру, угаснув раньше, чем луна перестанет меня звать. Нельзя изменить то, что длиться вечность. Ты не выдержишь…постоянное мучительное ожидание — это слишком много для человека. Я не хочу, чтобы ты страдал.
— Я буду ждать, — ответил он, еще глубже всматриваясь в серебряные глаза.
Кто она? Ведьма? Демон? Или не менее древнее и пугающее своей Силой существо? Он никогда не задавал ей этого вопроса. Когда любишь, это не имеет значения. Да и понравился бы ему ее ответ? Он предпочитал не знать слишком многого.
Какой из ее обликов истинный? Он порой сомневался в этом. Но и в дымчатых, и в серебряных глазах он всегда находил теплый и греющий сердце огонек Любви. Если любишь, то облик не важен. Серебристые пряди ничем не хуже соломенных.
«Любить в горе и в радости» — поклялся он когда-то в церкви. Она против его ожиданий не отказалась от венчания в православном храме. Хотя чего он ожидал? Что любимая будет бегать от креста и ладана? Тогда, стоя перед аналоем, он мысленно дополнил обет: «и любить в любом облике, не испугавшись неведомого. Хранить общие тайны и секреты. Быть готовым к тяжелым испытаниям и вечному ожиданию во имя любимой, если это потребуется». Истинная Любовь заключается в этом.
За эти годы он привык к ее странностям и даже сумел полюбить ее за них еще больше.
Когда он заболевал, она всегда лечила его сама, с презрением отзываясь об антибиотиках и таблетках. Ее травки и отвары творили чудеса, поднимая на ноги в рекордные сроки. При этом летом она могла заставить его четыре часа ехать по бездорожью, чтобы после двухчасовой ходьбы по тайге, собрать охапку странноватых на вид кореньев и трав. В последние годы его даже не посещала весенняя простуда, а слово «грипп» стало чем-то подзабытым. Исчезла мучившая аллергия, улучшилось, к удивлению медиков, зрение. Теперь он прекрасно видел и без прозрачных стеклышек очков.
Она не боялась высоты. Ни капли. Высота будоражила ее и приводила в восторг. Птицы не боятся неба, в котором живет часть их души. А она любила небо не меньше быстрокрылых птиц.
Прыгнуть с парашютом его еще в студенчестве уговаривали друзья. Он не согласился, потому что рядом с ним не было ее манящего взгляда. «А если я упаду?» — прошептал рассудок. «Я поймаю», — усмехнулись ее глаза.
Страх. Лишающий силы воли и решимости, затягивающий прыжок. Шаг. И падение с раскрывшейся шапкой парашюта. Полет. Небо. Только безграничная синева кругом и ничего больше. Восторг. Пьянящий и необузданный. Нет ничего лучше и прекраснее. Дымка любимых глаз. «Спасибо, это прекрасно!» — улыбнулись его губы. «Я знаю. Теперь ты понял», — на миг заиграли серебристые молнии в родных глазах.
Ее руки творили чудеса. Одного прикосновения было достаточно, чтобы прогнать головную боль, депрессию, усталость или просто плохое настроение. В присутствии любимой он не мог думать о чем-то другом. Все мысли и дела забывались, становились уже неважными перед его самой дорогой и любимой женой. Он, правда, ничего не имел против.
Коллеги по работе завидовали его счастью. Ну и пусть! Она была верна ему и любила только его одного. Один его приятель, решивший убедиться в обратном, получил только ярко-фиолетовый фингал и красочное пополнение словарного запаса.
Однажды друзья в очередной раз пригласили его на рыбалку. Он сначала хотел, как всегда, отказаться, потому что выходные всегда предпочитал проводить с женой, но та решительно заявила, что поедет с ним. Надо ли говорить, что всю дорогу она травила рыбацкие байки, которых, как оказалась, знала множество. Самый грандиозный улов оказался у нее. На вопрос, где она научилась ловить рыбу, любимая скромно отмалчивалась. С тех пор летние рыбалки вошли в традицию, а друзья звали его «обязательно с супругой!».
Она не привыкла притворяться перед собой или другими, не боялась говорить то, о чем думала, или подойти к нему и ни с того ни с всего страстно поцеловать. Всегда была искренней и неизменно настоящей. Без капли фальши или притворства. Такая, какая есть. За это он ее и полюбил.
Она каким-то непостижимым образом сумела в одночасье отучить его ото всех вредных привычек. В конце концов, одна выкуренная сигарета не стоит по-детски обиженного выражения, появляющегося в божественных серых глазах.
Он не заметил, как задремал, облокотившись на спинку стула. Сон завладел и его истерзанным бессонницей разумом.
Стукнувшая рама разбудила его. Любимая с легкостью спрыгнула с подоконника, прикрыв открытое окно. Серебряные глаза с укоризной спросили:
— Почему ты не спишь?
— Я боюсь…что ты не вернешься, что забудешь дорогу домой.
Ее руки мягко и нежно обвили его шею, забирая с собой беспокойство и страх.
— Глупенький. Я вернусь, пока мне будет к кому возвращаться. Знаешь, — ее глаза блеснули озорными искорками. — А у нас есть еще полчаса до рассвета…
Тысячи ночных огней играли в сумрачном городе, никогда не знавшем людей. Мягкий звездный свет обволакивал, порождая легкие мороки иллюзий. Хотя город был прекрасен и без их дымки. Ночные бабочки с черными, фиолетовыми, золотистыми крыльями кружились в свете ночных огней. Над прозрачной гладью озера застыл густой как свежее молоко туман. Соловьи пели, стараясь передать в музыке все волшебство, которое их окружало. В глубине леса, из которого вырастал город, слышался звонкий смех сирен и плеск кристальной воды. Сам город не был похож на привычные людям шумные громадины. Он вырастал из леса и в тоже время являлся его неотъемлемой частью. Древняя магия пронизывала все вокруг: каждый листик, каждую веточку, каждый камешек.
Зрелище завораживало своей необычностью и едва ощутимой чуждостью. Изящные и такие хрупкие с виду дома казались обманом зрения. Тонкость узоров, украшавших здания, могла сравниться с острием иголки, проходящей через невесомые златые нити шитья. Дворец не был исключением. Прекрасный и величественный. Он возвышался над всеми постройками, устремившись шпилями к самому небу. Перила, будто сотканные из воздуха, казалось, должны были сломаться от легкого прикосновения, но могли поспорить по прочности и долговечности с металлическими.
