Право быть - Иванова Вероника Евгеньевна (электронные книги без регистрации .TXT) 📗
– Теперь я верю, что ты видел мать моего народа, – важно сообщил гройг, убирая больше не нужную посуду и придвигая мне кружку с тихо пенящимся элем.
– Только теперь? Почему?
– Пить харку умеют только на Маарис. Здешние люди ни грийса [4] не знают о пище и питье моего народа.
Он степенно удалился, оставляя меня наедине с едой, потому что наивысшим почтением, оказываемым гостю, для гройга является именно полная свобода последнего. В том числе и свобода вкушать пищу таким способом, каким заблагорассудится, и ни в коем случае не прерывать сие замечательное действо разговорами.
Особого голода до глотка харки я не испытывал, но забористый напиток разжег аппетит, и два с половиной ломтя мяса оказались в моем желудке быстрее, чем можно было ожидать, а за ними последовал хлеб, смоченный элем, но уже с гораздо меньшей скоростью, потому что на смену времени насыщения пришло время сытой неги.
Как немного нужно иногда, чтобы получить помощь.
«И еще меньше, чтобы найти дружбу».
О нет, не скажи. Если вспомнить мои попытки обзавестись друзьями, можно утверждать, что сей путь весьма тернист и долог.
«Так казалось тебе, ведь ты стремился обрести друзей».
Если продолжить твою логическую цепочку, получается, мое стремление мне же и мешало?
«Разумеется… Когда твои действия подчинены определенной цели, не являющейся тайной для тебя самого, малейшее промедление кажется невероятно долгой задержкой. А когда не думаешь, чего хочешь достичь, получая результат, удивляешься, как легко он пришел».
Шорох открывающейся двери. Еле слышные шаги, говорящие о том, что вошедший умеет находить общий язык с песком, рассыпанным по полу, у меня бы так ни за что не получилось. Человек, а это именно человек, что подтверждают характерные для людей пропорции и движения, проходит мимо, направляясь прямо к стойке, высокий, статный, чего не в силах скрыть просторная неприметная одежда, рыже… Точно, рыжеволосый: солнечный луч ржавым золотом вспыхивает на волосах незнакомца. Впрочем, незнакомцем он остается для меня ровно до того момента, как произносит, обращаясь к хозяину трактира:
– Доброго дня.
Тон приветствия, хмурый и немного тревожный, словно нарочно спорит со смыслом двух простых слов. Доброго? Ну-ну. Таким голосом удобнее желать умереть или весело провести похороны. Что же случилось, старина Борг?
– Вам как всегда? – бесстрастно спрашивает гройг не для того, чтобы получить ответ, а лишь исполняя обыденный ритуал.
– Да.
Рыжий неожиданно устало опирается о стойку, наблюдая, как эль льется в пузатую кружку и покрывается шапкой пены, потом берет в руку посуду с выпивкой, поворачивается, пробегая взглядом по трактирному залу. Разумеется, не ища свободное местечко, ведь в середине дня можно занимать любое, на собственное усмотрение, потому что других претендентов нет. Нет, Борг делает то, к чему привык за последние… Дайте-ка прикинуть. Лет пять, не меньше. А до того, будучи простым полевым агентом, он не только глазами, но и руками обшарил бы сие заведение, дабы убедиться в отсутствии возможной опасности, но, слава богам, старые привычки все-таки стираются из памяти. Не до конца, разумеется, иначе они не носили бы свое гордое имя, но достаточно, чтобы можно было считать их обладателя изменившимся. Я же, на свою беду, с последнего посещения столицы изменился едва ли, потому что взгляд рыжего, добравшись до меня, дальше не сдвинулся ни на дюйм.
Борг медленно подошел к столу, за которым расслабленно отдыхало мое бренное тело, остановился, нависая грозной громадой, немного помолчал и с нарочитой горечью изрек:
– Всякий раз, когда я встречаю тебя, происходит много всякого, сначала кажется, что хорошего, но когда присматриваешься, задыхаешься от боли. Что ожидается в этот раз? Чью жизнь ты собираешься разбивать?
Карий взгляд по-прежнему умен и рассудителен, прошедшие полгода не добавили новых морщинок ни на лоб, ни к уголкам глаз, но лицо в целом выглядит немного осунувшимся, словно Борг последнее время обедал редко и урывками, а долгого сна и в глаза не видел. Наверное, дела не позволяют вести размеренную жизнь, особенно после того, как его высочество Дэриен излечился от своего недуга и стал вызывать куда больший интерес у недругов.
– Я тоже рад тебя видеть. Присядешь?
Рыжий посмотрел на меня серьезнее, чем прежде.
– Бежать от тебя надо куда подальше. Даже заговаривать и то не стоило, да прости, не удержался.
У-у-у, спор в середине зимы оставил настолько глубокий след в душе и памяти моего приятеля? Следовало бы гордиться произведенным впечатлением, но мне почему-то больно. И стыдно. Каким смелым я тогда был, с какой легкостью перекраивал чужие судьбы и представление о жизни, как азартно бросался в каждую предложенную игру и как виртуозно выигрывал! Тоже мне, герой… С кем я сражался? Ни одного соперника, способного оказать сопротивление, равное моему напору. И чем же тогда славны мои победы? Сплошное жульничество. Легко начинать драку, если знаешь, что твои щиты никто не сможет пробить, но достойно ли это благородного воителя? Впрочем, благородство – не моя стезя. Меня учили выживать, а не жить.
– Я уйду. Сразу, как хмель развеется. Извини, что невольно помешал тебе побыть в одиночестве и…
– Напиться? Да уж, мне впору чувствовать себя оскорбленным. – Кружка опустилась на стол, лавка скрипнула под тяжестью тренированного тела. – И все-таки, зачем ты здесь появился?
– Есть несколько вопросов к начальству Академии или еще к кому-то сведущему.
– Важных?
– Мне думается, очень.
Борг кивнул, делая глоток.
Еще полгода назад он бы замучил меня расспросами и рассказами о собственном житье-бытье, и я бы увиливал, шутил, а может, оказался бы предельно искренним, наслаждаясь беседой с человеком, почти полностью открывшим сердце ради меня. А что теперь? Теперь мы сидим, настороженно глядя поверх кружек и стараясь не встречаться взглядами, а если все же встречаемся, отводим глаза. Правда, не сразу, а после небольшой паузы, напоминающей затишье перед бурей. Мы словно впервые встретились и не знаем, к чему готовиться, к драке или к перемирию.
Впрочем, сами виноваты, ведь мы оба выдумали друг друга. Борг захотел увидеть и увидел во мне соратника, занятого тем же или похожим делом на благо государства и престола, а я… Я, пожалуй, хотел найти в нем кого-то вроде старшего брата, над которым иногда так весело подтрунивать, но всегда можно быть уверенным в том, что окажешься закрыт широкой грудью от любой опасности. Нашел ли? Уже и не помню, хотя жалею об ушедшей простоте наших отношений.
Прошлое не вернется, как ни старайся. Что же делать? Попробовать построить будущее? Но в каком «завтра» я хочу снова встретиться с Боргом?
– Злишься?
Рыжий смотрит исподлобья, и тон его голоса никак не хочет соответствовать напряженной растерянности взгляда:
– На тебя? С чего бы вдруг?
– О, неужели появились новые причины для раздражения?
– Еще и старые не закончились.
Он хочет поговорить со мной, иначе, едва заметив, ушел бы из трактира. И я, наверное, хочу поговорить, если до сих пор сижу за этим столом. Так что нам мешает?
– Я вел себя по-скотски.
Карие глаза дрогнули, отчасти непонимающе, отчасти обнадеженно:
– Когда это?
– В нашу последнюю встречу.
Такого признания ты ждал или я опять попал впросак? Ну же, только не молчи!
Борг отхлебнул эля и отставил кружку в сторону.
– По-скотски ты ведешь себя сейчас.
Рыжий имеет право на эти слова, даже смешно спорить, ведь я в который раз пытаюсь играть не в свою игру, не зная ни правил, ни расстановки фигур. А все почему? Потому что не получил пока нового имени, пригодного для задушевной беседы двух старых приятелей.
Назови меня, ну хоть кем-нибудь!
– Чем я успел тебя обидеть?
Он морщится, словно от неожиданно возникшей боли.
– А сам не понимаешь?
