Мир Деревьев - Сухов Александр Евгеньевич (читать книги без сокращений .txt) 📗
Вся вышеизложенная информация пронеслась в мозгу юноши со скоростью масс-переноса, обеспечиваемого системой гиперпространственных телепортов Деревьев. К моменту, когда в стене жилого кокона образовался темный дверной проем, и в комнату шагнула дама весьма импозантной наружности, Фелладу удалось побороть душевное замешательство, даже изобразить на лице некое подобие невозмутимого спокойствия, вполне убедительно, между прочим.
Виола Крапива была пятидесятидвухлетней дамой, но даже при самом тщательном изучении ее наружности, женщину вполне можно было бы принять за младшую сестренку Феллада. Именно сестру, поскольку чертами лица, а также цветом серо-голубых глаз юноша был здорово похож на свою мать, а по внешнему виду Виоле вряд ли можно было бы дать больше двадцати лет. Помимо приятной мордашки и очень выразительных глазищ матушка нашего героя обладала отменной фигурой. Все ее прелести были упакованы в нечто искрящееся и переливающееся, то ли платье, то ли некое подобие сари. Густые светло-русые волосы Виолы, перехваченные на затылке перламутровой заколкой, изготовленной искусным мастером из раковины какого-то моллюска, ниспадали тяжелым конским хвостом и едва не касались ее упругих ягодиц, делая в принципе невозможными резкие движения головой. Короче говоря, уважаемая матушка Феллада оставалась все такой же сногсшибательной особой, какой она была двадцать три года назад, когда к глубокому огорчению всех здешних невест и неприкрытой зависти мужской части населения Урочища Единорога молодой красавец Дрок привел из какого-то отдаленного клана голубоглазую чаровницу.
Поначалу местные кумушки попытались затюкать Виолу, но не тут-то было, девица оказалась весьма остра на язычок и не давала спуску даже родной матушке своего супруга, не говоря о прочих злопыхательницах. К тому же она не стеснялась применять помимо словесных доводов более веские аргументы, отчего время от времени у какой-либо молодухи под глазом появлялся лиловый «фонарь» или, одержав сокрушительную победу в схватке с очередной обидчицей, Виола становилась обладательницей пряди ее волос. Благодаря своему несгибаемому характеру и завидному умению убеждать, в самом скором времени молодая супруга Рыжего Дрока стала неформальным лидером женской части населения деревни.
С самого начала семейная жизнь Дрока и Виолы пошла как-то наперекосяк. Муж обожал, а точнее боготворил свою благоверную и готов был выполнять любые ее капризы. Виола до поры до времени позволяла себя боготворить, все больше и больше разочаровываясь в Дроке. Даже рождение сына не спасло их союз от сокрушительного крушения. Прожив бок о бок с окончательно опостылевшим Дроком восемь лет, в один прекрасный момент Виола чмокнула Феллада в лобик и, оставив на попечение заботливого родителя, ушла к другому мужчине. Если бы муж в свое время проявил характер и не потакал каждому капризу своей супруги, вполне возможно, Дрок и Виола до сих пор жили вместе и были бы счастливы, но случилось так, как случилось: Феллад при живых родителях остался сиротой, поскольку Рыжий Дрок не усидел дома и подался в пластуны. А Виола до сих пор продолжает искать свой идеал мужчины.
– Горе-то, какое у нас, мой мальчик! – с места в карьер запричитала Виола.
– Что случилось, мама? – принимая в объятия блудную мать, вежливо поинтересовался юноша. – Очередное крушение женских иллюзий? Это, которое же по счету?
– Не дерзи своей матери, противный мальчишка! – Вытирая носовым платочком не успевшие намокнуть глаза, с деланным пафосом воскликнула гостья, затем продолжила более спокойным голосом: – Этот Кайт оказался конченным эгоистом, а вся его родня – сборище сволочей и придурков. Короче ушла я от него…
– Поздравляю, мамочка! – излишне помпезно произнес Феллад.
Иронические нотки в его голосе не укрылись от чуткого материнского уха, и она разрыдалась на этот раз по-настоящему, повисла на шее сына, оглашая помещение громкими стенаниями и орошая грудь юноши потоком горячих слез.
– Горе-то, какое, сынок, твой отец Рыжий Дрок не вернулся из последнего похода в Дикий Лес! Сгинул твой папенька в жаркой Афре!..
Фелладу с трудом удалось освободиться от весьма цепких объятий мамочки. Он бережно усадил женщину в мягкое кресло, материализованное по его требованию заботливым Трифоном, а сам уселся на другое, точно такое же и, указав рукой на появившийся вместе с креслами столик, уставленный стандартным набором напитков, спросил:
– Что-нибудь выпьешь?
– Глоток… золотистой… амброзии, если можно, – постепенно справляясь с безудержными всхлипами, ответила Виола.
Тут же ее бокал был до краев наполнен пенной жидкостью и подан прямо в руки даме. Феллада жажда не мучила, но за компанию он плеснул себе немного тонизирующего напитка. Затем осторожно, чтобы не вызвать очередную эмоциональную бурю в душе впечатлительной женщины спросил:
– Когда это случилось?
– Группа пластунов вернулась в базовый лагерь час назад, через четверть часа мне уже сообщили о…
Виола замолчала, готовясь вновь разразиться потоком слез или того хуже – впасть в истерику, но Феллад оказался начеку.
– Успокойся, мама, слезами горю не поможешь. Может быть, отец еще вернется. Мало ли по какой причине он мог отстать. Бывало, люди, отбившись от основной группы, неделями в одиночку выживали в зонах отторжения и не только выживали, но, в конце концов, вполне успешно добирались до лагеря. Кстати, – Феллад обратился к своему домоправителю, – Трифон, почему мне не доложили своевременно о том, что случилось с моим отцом?
– Виноват, Фелл, мне об этом стало известно чуть больше часа назад, однако староста Харт запретил доводить ее до твоего сведения, чтобы ненароком не нанести психологической травмы. Завтра утром при личной встрече он собирался все тебе рассказать сам.
– Доброхоты хреновы, – негромко пробормотал юноша и присосался к бокалу с тоником.
На некоторое время в комнате воцарилась гробовая тишина, изредка нарушаемая женскими всхлипами. Виола пыталась насквозь промокшим платочком осушить безудержный фонтан, бьющий из ее глаз. Феллад так и замер с ополовиненным бокалом в руках, пытаясь проанализировать свои ощущения.
С одной стороны, своего отца он почти не помнил и имел представление о том, как тот выглядит, лишь из семейного аудиовизуального архива. Поэтому в настоящее время он не испытывал особенно теплых чувств к этому по сути чужому мужчине, впрочем, также как и к своей мамочке. С другой стороны, печальное известие разбередило душу юноши, воскресило в его памяти воспоминания о большом и сильном человеке с пышной копной рыжих волос на голове. Почему-то именно рыжая шевелюра отца и его веселая улыбка возникли явственно перед внутренним взором Феллада, все остальные детали лица были какими-то размазанными, будто внутренний художник, скрывающийся в подсознании юноши, едва начав, бросил работу над портретом. Однако и этой доброй улыбки в обрамлении золотистого ореола кудрявых волос вполне хватило, чтобы поднять из глубины его души давно забытое чувство светлой радости и абсолютной защищенности. Когда-то, находясь рядом с этим человеком, он знал наверняка, что никто и ничто на свете не посмеет его обидеть, а если только попробует тронуть, тут же огребет на орехи, да еще с прицепом. Через прищур полузакрытых глаз Феллад взглянул на свою мать и тут же в голове его словно сработал некий шестеренчатый механизм – что-то со звоном крутанулось, и все вдруг встало на свои места. Юноша понял, что все пятнадцать лет со дня своего ухода из Урочища Единорога, Рыжий Дрок, расстроенный предательством любимой женщины, только и занимался тем, что искал смерти. Еще он осознал одну истину – отец его любил, но при сложившихся обстоятельствах специально старался держаться отчужденно, чтобы самый близкий ему человек – его сын отнесся к факту его гибели как можно спокойнее. Феллад открыл глаза и, с укором посмотрев в лицо матери, еле слышно одними губами прошептал:
– А ведь это ты виновата…
