Злыднев Мир. Дилогия (СИ) - Чекрыгин Егор (книги регистрация онлайн бесплатно .TXT) 📗
Если честно, – я тогда сильно сдрейфил. Не прошедших проверки на лояльность и способность слышать, маги забирали на переподготовку. Как проводиться эта переподготовку я не знал, а спросить было некого, так как никто, кто на нее отправился, – обратно не вернулся. Но тут, к счастью (для меня), Враг прикончив одну из наших армий, прорвался глубоко в наши земли. И мою тысячу бросили в самое пекло. Спустя пару недель, от нее осталось не больше десятка израненных, полуживых доходяг. Про меня наверно забыли, или сочли мертвым. Но я задницей чуял, что мне лучше бы сидеть тихо и не высовываться, болтая о своих подвигах. Поэтому даже в моей новой сотне мало кто об этом знал. Потому же, и сейчас я не стал прояснять вопрос, «смеялись там, или не смеялись», а только переглянулся с Одноухим, который и получил эту кликуху после того пекла.
Но все это было не то. А ТО, словно бы вертелось у меня в голове, но никак не могло сформироваться в нормальную, законченную идею. – А вот, скажи‑ка мне Кудрявый, в вашей армии, – кто был самый главный? – Наконец спросил я.
– Как кто, – командование; – тысячники, генералы, командующие армией, Главнокомандующий…
– А над ними кто?
– Да кто над ними? Никого над ними не было….. Ну то есть, конечно, главнокомандующий подчинялся Старшим Помощникам и самому Высочайшему, но они то тут причем?
– Да наверно не причем. Только поправь меня если я ошибаюсь, – эти Старшие Помощники, и этот…Высочайший, они ведь маги небось? Небось у вас, как и у нас, армия сама по себе, а маги вроде и при ней, но не в ней. То есть захотят прикрыть магией, – прикроют. А могут стоять в отдалении и смотреть как тебя на кусочки режут? Зато стоит проштрафиться, – они тут как тут. Всегда готовы направить на путь истинный?
– Это ты точно сказал. В точности как у нас. Видишь мага, – готовься к неприятностям, – пословица у нас такая. Только не пойму я Полтинник, – к чему это ты клонишь?
– Да просто подумалось, – кому по силам задурить голову такой куче народа и продолжать дурить сотни лет? Ярлы или, как их там…, рекс‑ярлы, – это для них слабовато, а вот маги…
– Ты что же хочешь сказать, что сам Высочайший…, мог…. Да ведь он же, – надежда и опора, единственная защита человечества от Зла!!!!
– Какого Зла, – которое Ты, или которое Я? – невесело спросил я. Мысль, которая вертелась в моей голове, и которую я попытался осторожно высказать, не радовала и меня самого. Думать что Верховный…, тот ради кого я шел на вражеские мечи, годами терпел голод, холод и страх…. Убивал сам и терял товарищей…, чье имя я шептал накрытый телом своего погибшего отца, чувствуя как его кровь, просачиваясь сквозь посеченный доспех, пропитывает мою одежду…. Думать что он оказался той самой сволочью, который любовался на наши мучения и ржал, как безумн…, впрочем с хохотом я пожалуй зря, хохот тот явно не причем, тут что‑то поважнее чем хохот. Но даже если хохот не причем, все равно это было страшно и мерзко. Это меняло все представления об устройстве мира, о добре и зле, лишало смысла всю мою предыдущую жизнь.
Я поднял глаза и обвел взглядом своих, да и чужих бойцов. Смотрели на меня не слишком ласково. Скажу больше, в глазах многих я прочитал свой приговор. Похоже, что такого святотатства мне уж точно не простят.
Но прежде чем до окружающих дошло что меня пора убивать, тонкий визгливый голос вмешался в события, а последовавшие затем действия окончательно отвлекли внимание от моей персоны.
– Точно, это все они. – Неестественно высоким голосом, прокричал Куренок. – Это они нам мозги заморочили. А управляли нами, через Знак. – И прокричав об этом, он словно охваченный безумием, начал стягивать с себя свой Знак.
Но тот сниматься не хотел, цепляясь тонкой но прочной бечевкой за такую же тонкую шею, длинный нос, оттопыренные уши. И на какую‑то долю мгновения, мне вдруг показался, что это не Знак, а маленькая злобная змейка, душит несчастного Куренка.
– Это надо же. – Подумалось мне. – То ли он совсем бесстрашный, то ли совсем дурак. Рассуждать про начальство, магов и даже самого Верховного, это одно. А вот так, – взять и добровольно лишить себя защиты…, это что‑то.
Лично я, ни за что не сделаю ничего подобного. Мой Знак давно уже стал частью меня, столь же привычной как рука, или нога, или… И Знак, – он один из них, он отвечает за мою защиту от.., – неважно от чего, главное за защиту.
Рука сама собой полезла за пазуху и наткнулась на неприятно холодный Знак. Я вытащил его и стал внимательно рассматривать, как не рассматривал уже наверно лет двадцать.
Три треугольника из синевато‑серого металла. Ни единой царапинки, потертости, или следа ржавчины. Точно такой же, как и двадцать с хвостиком лет назад. Или не такой же? Почему сейчас, он не вызывал во мне такого восторга, гордости и радости от обладания им? Почему сейчас он казался мне простым атрибутом солдатской формы, как лычки полусотника у меня на рукаве, или унтер‑офицерский пояс?
Я внимательно вгляделся в сплетенные треугольники, и мне вдруг показалось что откуда‑то из центра этого переплетения, на меня глянул холодный и недобрый взгляд. Сам не понимая что делаю, я крепко зажал Знак в кулаке и резко дернув, оборвал бечевку. И ощутив боль от резанувшей по коже веревки, на секунду подумал что это чей‑то карающий меч срубил мою бестолковую голову. Я попытался выбросить Знак, но острые углы впились в ладонь, будто бы желая проникнуть под кожу. В панике, резким движением я отбросил эту страшную вещь куда‑то за пределы нашего круга.
– «Точно, через него, они нами и управляли».– Сказал вдруг кто‑то хриплым, но очень уверенным голосом. – (Мне бы еще обладать такой уверенностью, как у моего голоса), – подумал я, поняв кто произнес последнюю фразу.
Ответом, мне были полное молчание и изумленные глаза окружающих. Все, даже Куренок с болтающимся где‑то между носом и ухом Знаком, сидели и пялились на меня.
Пялились как на безумца или…, или может, – героя? Пялились с обожанием и сочувствием, с надеждой и подозрением.
И у всех в глазах был вопрос. – Какой? – я не знаю. Но точно знаю, что ответа на него у меня не было. И чтоб избежать этого вопроса, я, как ни в чем не бывало попробовал продолжить беседу.
– Чтоб понять, кто нас так поимел, надо понять, нахрена ему это надо было? – от пережитого волнения голос мой звучал хрипло.
– Хохот на пригорочке, – тебя не устраивает, полувопросительно, полуутвержадающе сказал Кудрявый. – Продолжая смотреть на меня так, словно ожидая что в любой момент земля подо мной разверзнется и поглотит безумца и святотатца.
– Да, чё‑то не больно мне в это верится. А самое главное, – сколько можно хохотать, сидя на пригорочке и сколько уже длиться эта война?
– Да уж, сколько себя помню, – всегда, – подал голос Одноухий. – И отец мой воевал, и дед. Дальше я не помню, но думаю что и прадед, тоже повоевал.
– А у нас, в доме хранился меч, которым моего пра‑пра‑прадеда наградили за какой‑то там подвиг. Никто уже и не помнил за какой, но помнили, что наградили. – Высказался солидный вояка, из отряда Кудрявого.
– А вот у нас в деревне, ну то есть не в самой деревне, а значит поле за деревней было. То есть не было, а наверно и сейчас есть. Так вот, на том поле тоже великая битва была, аж тыщу лет назад. – Опять влез с несуразным заявлением дурной юнец. И добавил, – Мне бабка рассказывала. – (Видимо бабка для него была большим авторитетом).
– Поменьше бабок слушай и побольше старших, – ответил я ему, и кивнул Одноглазому, чтоб он усугубил мою отеческую мудрость солидным подзатыльником.
Одноглазый, усугубил…, усугубил от всей души, так что у дурачины из глаз наверняка полетели искры. Бедняжка замолк и по его щекам обильно потекли слезы.
Но как мне показалось, это были не столько слезы боли, сколько обиды. На какой‑то, очень короткий миг, мне даже стало жаль пацана. Ведь дома небось был любимчиком, которому недостаток сладких кусков заменяли вниманием, любовью и лаской. Холили и лелеяли родную кровинушку, – последнее воспоминание о любимом муже или сыне. Берегли, нянчились…, – а тут армия, война. Окрики и тумаки старших, муштра и тяжелые доспехи, а еще смерть, кровь, страдание и ужас. Необходимость убивать и страх быть убитым.
