Мусаси - Ёсикава Эйдзи (книга регистрации .TXT) 📗
Мусаси не представлял, кто бы мог украсть Оцу. Скорее всего, нападение совершил разбойник-ронин из тех, что шатаются по улицам в Наре. Или лихой человек из окрестных лесов. Мусаси молился, чтобы похититель оказался простым повесой, а не бандитом, промышляющим торговлей женщинами. Эти типы известны своей жестокостью.
Мусаси метался по округе в поисках пруда Нобу. Солнце зашло, и он едва различал предметы во мраке, хотя ярко сияли звезды. Дорога пошла вверх, и Мусаси понял, что он добрался до подножия горы Кома. Не увидев ничего похожего на пруд, Мусаси огляделся, решив, что сбился с пути. Вдали он рассмотрел крестьянский дом, полоску деревьев и темную громаду горы.
Подойдя поближе к дому, Мусаси увидел, что он большой и крепкий, хотя поросшая мхом поломанная крыша подгнила. Внутри было светло – горел очаг или лампа, рядом с кухней была привязана корова. Мусаси не сомневался, что та самая, на которой ехала Оцу.
Мусаси, держась в тени, подобрался к кухне и услышал громкий мужской голос из-за поленницы дров и вороха соломы.
– Мама, – говорил мужчина, – отдохни! Все жалуешься на глаза, а сама всегда работаешь в темноте.
В соседней с кухней комнате, освещенной лампой, слабо жужжало веретено. Вскоре веретено умолкло.
– Я скоро вернусь, только ноги вымою, – крикнул мужчина, выходя из кухни. – Приготовь, пожалуйста, ужин.
Он сел у ручья за кухней, поставил сандалии на камень и опустил ноги в воду. Корова положила голову ему на плечо. Мужчина погладил ее по носу.
– Мама, выйди на улицу, – позвал он. – Повезло мне сегодня с находкой. Откуда она? Корова, да такая справная!
Мусаси проскользнул мимо входа в дом и через боковое решетчатое окно заглянул в комнату по соседству с кухней, где горел очаг. Первое, что бросилось ему в глаза, было копье на стене. Прекрасное копье, отполированное и ухоженное, в кожаном с позолотой чехле. Мусаси удивился, обнаружив копье в крестьянском доме. Крестьяне не имели права иметь оружие, если и имели деньги купить его.
Огонь на миг высветил фигуру мужчины, вернувшегося в дом. С первого взгляда стало ясно, что это не крестьянин. Глаза его были слишком ясными и зоркими. Мужчина был в коротком рабочем кимоно и забрызганных грязью ноговицах. Грива волос стянута на затылке соломенным жгутом. Приземистый, крепко сбитый, широкоплечий. Шагал он широко и решительно.
Дым от очага повалил в решетчатое окно. Мусаси заслонился было руками, но, глотнув дыма, закашлялся.
– Кто там? – спросила из кухни старуха. – Гонноскэ, ты закрыл кладовку? Похоже, вор забрался. Я слышала его кашель, – сказала она, входя в комнату с очагом.
– Где же вор? – спросил Гонноскэ, появившись из-за дома.
– Где-то здесь, – ответила из кухни старуха. – Я слышала, как он кашляет.
– Почудилось, верно.
– Слух меня не подводил пока! Я и лицо его заметила в окне. Он закашлялся от чада очага.
Гонноскэ сделал шагов двадцать, настороженно оглядываясь, как часовой в крепости.
– И правда. Чую человека.
Взгляд Гонноскэ, его повадки подсказывали Мусаси, что с этим человеком надо быть начеку. Гонноскэ двигался, чуть подавшись вперед. Мусаси не сразу разобрал, какое оружие у него в руках, но когда Гонноскэ повернулся, то увидел дубину длиной в метр с небольшим. Не просто палка, а отполированное временем оружие, которое, казалось, было частью Гонноскэ. Не приходилось сомневаться, что хозяин прекрасно владел им.
– Эй! Я пришел за своими спутниками, – крикнул Мусаси, выходя из-за кустов.
Гонноскэ молчал.
– Верни женщину и мальчика, которых ты похитил на дороге. Коли они целы и невредимы, расстанемся мирно, но если ты обидел их, то берегись!
В холодном воздухе повисла тишина. С гор повеяло свежестью нерастаявшего снега.
– Немедленно верни их! – Голос Мусаси звучал холодно, как ветер с гор.
Гонноскэ применил так называемый обратный захват дубинки. Волосы на его голове встали дыбом, как иглы у ежа. Расправив плечи, он крикнул:
– Эй ты, лошадиный помет! Ты кого обвиняешь в похищении?
– Тебя! Ты воспользовался беззащитностью женщины и мальчика и захватил их. Сейчас же верни их!
Боковой удар дубиной последовал настолько быстро, что Мусаси едва успел отскочить. Оружие было словно продолжением руки Гонноскэ.
– Смотри, пожалеешь! – прокричал Мусаси.
– Ты что вообразил о себе, ублюдок! – ответил Гонноскэ, нанося еще один удар. Мусаси отскочил шагов на десять, но Гонноскэ не отступал.
Мусаси дважды пытался вытащить меч, но не решился. В момент, когда он будет вынимать меч из ножен, его локоть окажется незащищенным. Судя по быстроте реакции Гонноскэ, Мусаси не удалось бы обнажить меч. С коренастым противником шутить было опасно. Даже сбой в дыхании мог бы поставить Мусаси под удар.
Мусаси понял, что недооценил своего противника, который принял позицию «несокрушимого совершенства». Коренастый владел техникой, какую Мусаси не видел ни у одного фехтовальщика. Выражение глаз Гонноскэ подсказывало, что он постиг Путь, постоянно ускользавший от Мусаси.
Времени на раздумья не было. Удары сыпались градом вместе с проклятиями Гонноскэ. Он бил то одной рукой, то обеими, чередовал удары сверху с горизонтальными, делал выпады вперед, нападал сбоку. Меч разит только острием, рукоятка его безвредна, а дубина наносит смертельный удар обоими концами. Гонноскэ вращал дубиной, как конфетчик разминает кусок сладкой массы, то укорачивая, то удлиняя его, то делая совсем невидимым, то подбрасывая его вверх, то швыряя вниз. Дубина, казалось, одновременно мелькала повсюду.
– Гонноскэ, осторожнее! Он не похож на простых самураев, – кричала сыну старуха, высунувшись в окно.
– Не беспокойся! – отвечал коренастый.
От заботы матери он словно обрел новую силу.
В какой-то момент Мусаси, уйдя от удара в плечо, припал к земле и оказался вплотную к Гонноскэ,. Схватив противника за запястья, Мусаси швырнул его на землю, придавив тяжестью тела. Ноги Гонноскэ неистово пинали воздух, не находя опоры.
– Стой! – крикнула старуха, от волнения сломав плетеную бамбуковую решетку окна. Она была вне себя от изумления, увидев сына поверженным. Отчаяние на ее лице остановило Мусаси от следующего неминуемого шага, когда он выхватил бы меч и прикончил противника.
– Хорошо, я подожду! – ответил Мусаси, сидя верхом на противнике.
Старуха с воплем выскочила из дома.
– Как ты допустил такой позор? – обратилась она к сыну. – Не бойся, я помогу тебе.
Мусаси ожидал, что старуха, пав на колени, будет молить о пощаде, но он ошибся. Старуха прятала за спиной копье, блеск его наконечника не ускользнул от Мусаси. Взор старухи, казалось, мог испепелить незнакомца.
– Грязный ронин, – кричала она, – ты прибег к подлому приему! Принял нас за безмозглых крестьян?
Мусаси не отразил бы нападения сзади, потому что Гонноскэ бешено вертелся под ним, пытаясь не только высвободиться, но и подставить Мусаси под удар матери.
– Не волнуйся, мать! – кричал Гонноскэ. – Сейчас я освобожусь. Не подходи слишком близко!
– Спокойнее! – предупредила старуха. – Тебе не пристало проигрывать всякому бродяге. Помни о предках! В тебе течет кровь великого Какумё, который сражался плечом к плечу с прославленным полководцем Кисо.
– Помню! – отвечал сын.
Извернувшись, Гонноскэ укусил Мусаси в ягодицу и ударил его дубиной. Старуха занесла копье.
– Стойте! – крикнул Мусаси.
Схватка достигла того накала, когда смерть одного из противников была неизбежной. Будь Мусаси уверен, что Оцу и Дзётаро спрятаны здесь, он, не задумываясь, прикончил бы Гонноскэ. Сомнения подсказывали, что сначала лучше все выяснить. Он попросил старуху отбросить копье.
– Что скажешь, сын? – спросила она Гонноскэ. Коренастый, прижатый к земле, тоже задумался. Вероятно, у ронина были основания предполагать, что его спутники находятся здесь. Бессмысленно рисковать жизнью из-за недоразумения.
Поднявшись с земли, Мусаси и Гонноскэ в одну минуту объяснились. Войдя в дом, все трое направились к очагу. Подкладывая дрова в огонь, старуха проговорила:
