Дань псам (ЛП) - Эриксон Стивен (библиотека электронных книг txt) 📗
— А знал бы, — сказал мужчина, — так не спешил принимать плату, сколько бы тебе ни предложили.
— Если ты так считаешь… Может, твои пять консулов устроят ему несчастный случай.
— Благородное предложение, но самоубийственное. Нет, я не нанимаю других, сам делаю грязную работу.
Скрипя зубами — чувствительность вернулась в тело, и все члены его словно обожгло огнем — Себа сказал: — Итак, мы договорились.
— Значит, делу конец.
— А может, у тебя есть другие неотложные дела, — предположил Себа Крафар, почувствовав, как слабеет захват, как ноги касаются грязной мостовой.
— Что же, — ответил голос, — тебе удалось удивить меня, Себа Крафар. Протяни руку к вон тому старому крюку для фонаря — слева — и подержись, пока к ногам не вернется сила. Не хотелось бы оскорблять и так уже униженное достоинство, бросая тебя наземь. Стой у стены до десяти спокойных вдохов. Закрой глаза. Не хочу портить впечатление о тебе.
— Первое впечатление перебороть нелегко, — сказал Себа, — но я постараюсь.
Рука исчезла — и вновь коснулась ассасина, на этот раз нежно потрепав по плечу.
Он стоял, вдавив лоб в стену и зажмурив глаза, и отсчитывал десять спокойных вдохов. Через три ощутил мерзкую вонь — ох, ниже шеи не только ноги расслабились. Теперь он понял замечание незнакомца насчет достоинства. «Да, шлепнуться на задницу было бы очень неприятно».
Пот стекал по лицу. Бросив взгляд вниз, он увидел мешочек с жалкими пятью консулами. — Вот дерьмо. Забыл выписать чек.
Рыбак стоял в конце улочки, пока не увидел, как Мастер Ассасинов склоняется и подбирает мешочек. Соглашение подписано.
Мастер Ассасинов, решил он, больше не будет помехой. Что до Скромного Малого… ну, падение этого человека потребует иного, гораздо более сложного плана. Но время еще есть.
Вот вам урок, дражайшие друзья. Даже человек вроде Рыбака Кел Тата, со всеми его удивительными и таинственными талантами, способен ошибаться в суждениях.
Что же, пора вернуться к «К’рул-бару». Возможно, Хватка нашла путь назад, в едва дышащее тело. Если нет, Рыбаку придется что-нибудь сделать. Потерявшиеся души склонны влипать в неприятности. Но оправдывает ли это его собственную беспечность? Возможно.
Оставив за спиной рынок с его толпами, Рыбак пошел по узкой тенистой улице Волов, на которой ночью встречалось мало прохожих — местность знаменита грабежами. Да вот же, всего два дня назад Городская Стража обнаружила еще один истерзанный труп. Вон там, на ступенях в лавку, торгующую квадратными штырями, заклепками и деревянными рамками, на которых сушат свежесодранные шкуры и прочие забавные вещички. Даже днем ходить сюда рискованно. Всему виной тени…
Из одной выступило тощее привидение с жабьим лицом, расколотым надвое широкой улыбкой, отчего черная его голова стала напоминать перезревшую тыкву. На голове лежала связка воловьих кишок… нет, это волосы, и в них сидят но меньшей мере три паука…
— Ты! — прошипел человек, сверкнув глазами и тут же отведя их в сторону. И снова сверкнув.
— Никто иной, — чуть заметно вздохнул Кел Тат.
— Кому бы еще. — Голова склонилась набок, но венок волос не соскользнул. — Очередной идиот. Город ими кишит! «Никто иной». Что за ответ? Но, с другой стороны, не следовало мне выскакивать на пути. Так что лучше держаться просто. — Голова выпрямилась. Пауки вновь заняли место на макушке. — Я принес приветствия от моего блестящего сумасбродного повелителя. — Внезапный переход на шепот. — Блестящего, да, самое подходящее из слов. Используй один раз, и дело в шляпе навсегда! — Он снова возвысил голос. — Когда это будет сделано…
— Извини, — прервал его Рыбак. — Какое такое «это»?
— Это самое, разумеется. Глупый Искарал — держись проще! Еще проще! Слушай, дорогой посредственный бард, когда все это будет сделано, ищи прыщи… или нет, угри. Угря? Хоря? Проклятие, я должен был заучить послание наизусть! Купи хоря… сыщи угря… не говоря… опять все зря… ох, дыханье Худа! Я посмел назвать его «блестящим»! Пусть бы послал Сордико Шквал, да-да, чтобы я следовал за славнокачающимися кораблями ее ягодиц… — тут он начал качать головой из стороны в сторону, из стороны в сторону, выпучив глаза.
— Спасибо, — сказал Кел Тат, видя, что человек только мычит и облизывается, — за, э… послание. Уверяю тебя, я понял.
— Разумеется. Ты понял — ты же мужчина, не так ли? Боги, почему простая раскачивающаяся походка вводит нас в бормочущее восхищение… зачем нужны богини и боги, когда есть такие задницы?
— Интересно, чьи? А теперь, когда послание твоего повелителя доставлено, могу я идти дальше?
— Что? Конечно. Иди прочь. Ты только отвлечение, вот ты кто.
Бард склонил голову и продолжил путь.
Толпа вокруг новоосвященного Храма Падшего Бога, или Храма Скованного, или попросту Храма Цепей, как называло его большинство, была густой и странно упорядоченной. Все потели, но не по причине солнечного утра, а скорее отдавая дань болезненного отчаяния и нетерпеливой надежды.
Однако двери на узком фасаде оставались закрытыми, запертыми изнутри. Приношения складывали рядом — медные и оловянные монеты, звенья цепей, нелепого вида застежки и дешевые украшения.
Бедек и державшая ручки его тележки Мирла оказались в гуще толпы дрожащих алкоголиков, рябых, хромых и изувеченных. Взирали молочные глаза, словно катаракта была расплатой за слишком острое зрение; другие глаза были наполнены тоской по чуду, жаждой благословения, мольбой о случайном касании руки Пророка. Уродливые лица поднимались, следя за створками дверей. В середине людской гущи царило невыносимое зловоние — запах гнилых зубов и выдохи больных легких. Со своего невысокого насеста Бедек мог видеть лишь плечи и затылки.
Он заскулил, потянул жену за тунику. — Мирла! Мирла!
Обращенный на него взор был одновременно неистовым и … мелким; Бедек потрясенно увидел ее — и свою — ничтожность, незначительность, подлость. Они, подумал он, ничем не лучше окружающих. Каждый желает, чтобы его заметили, выделили, подняли над остальными. Каждому грезится, что он попадет в фокус божьих глаз — глаз, сияющих пониманием и милосердием, глаз, сознающих несправедливость и неравенство существования. Бог сделает их правильными. «Он сделает нас — каждого и всех — правильными. Целыми». Но Бедек не верил в это. Не за этим они пришли. Он и Мирла совсем другие. Они не похожи на здешнюю шваль. Они… понимаете, они потеряли ребенка.
Они уже узнали, что двери не откроются до полудня. Иногда они остаются запертыми и дольше. А иногда Пророк вовсе не показывается. Если он воссоединяется со своей болью? рассказывали им, то не показывается целыми днями.
«Да, да, но он благословляет людей? Помогает людям?
О да. Я сам видел человека в ужасной боли, и Пророк забрал ее.
Он исцелил того человека?
Нет, он испепелил его. Отправил дух — обретший покой — в руки Падшего. Если ты страдаешь, то здесь надо закончить жизнь — только здесь, понимаешь, ты можешь быть уверен, что душа попадет в родной дом. Туда, в любящее сердце Падшего. Тебе не хочется вновь обрести ноги? На другой стороне жизни, вот где ты их найдешь».
И Бедек понял, что, похоже, Увечный Бог не сможет им помочь. Не найдет Харлло.
Ему тут же захотелось домой.
Но Мирла не уходила. Жажда всё пылала в глазах, но она трансформировалась и уже не имела отношения к пропавшему Харлло. Бедек не знал, чего она желает теперь, но был напуган до глубины души.
Цап пытался сделать повязку, в которую можно поместить обеих недвижимо лежавших на полу малявок. Он убедился, что обе еще дышат — ведь известно, что слишком долгое удушение может привести к смерти, а ему нужно быть осторожным. Он всегда душил их осторожно, ведь если только одну найдут мертвой, он может сказать, что она уснула и не проснулась, ведь такое бывает с малышами. А потом заплакать, потому что все будут этого ожидать.
