Дом Для Демиурга. Том первый - Апраксина Татьяна (первая книга .TXT) 📗
Хлеба после бунта, во время которого ненароком сожгли часть складов со столь ценным зерном, разумеется, больше не стало. Половина таверн и трактиров закрылась. Одни сгорели или были разгромлены, хозяева других не могли закупать мясо, дичь и рыбу по ценам, которые и до бунта успели вырасти вдвое-втрое, а после и вовсе устремились к вершинам гор Невельяна.
Оба приятеля, с которыми Кертор весело проводил время, тоже пропали. Эмиль Далорн исчез, не сообщив, куда именно. Реми и Мио Алларэ арестовали. Ворота особняка герцога и герцогини были наглухо закрыты. Почти все прочие знакомые от греха подальше уехали из столицы. Один Флэль уныло таскался по гостям и жаловался всем собеседникам, как он был оскорблен. После хлебного бунта, безвременной кончины первого министра и его дочери и всех прочих событий на него смотрели как на неразумное дитя и только что не советовали пойти к аптекарю за лекарством от глупости.
Это было донельзя обидно. Флэль торчал в Собре как дурак, но знакомые теперь считали его дураком без всяких "как". О его обиде на герцога Гоэллона уже знала вся столица — и что? Ему деликатно, а порой и не очень, советовали проявить благоразумие и перестать трепать доброе имя человека, который одерживает на севере одну победу за другой. Парочка эллонских владетелей вообще пригрозила ему дуэлью, если он не перестанет. Перестать Кертор не мог, объяснить ретивым вассалам, зачем он ходит и ноет, тоже не мог.
Руи Гоэллон сделал из Флэля наживку и забросил в пруд, вот только оказалось, что это не пруд, а супница с телячьим бульоном, в которой крючок с червяком смотрится на редкость неуместно. Керторец даже начал подозревать, что это был вовсе не маленький заговор двух благородных людей, а изысканная месть за прилюдную дерзость.
— Подай мне новый плащ. Нет, не этот. Этот не новый. Какой новый? Кретин! Дармоед! — бранить слуг неприлично, этому Флэля выучили еще в детстве, но что делать, если так и хочется проклинать все на свете, богохульствовать и пить, но пить в одиночку тоже неприлично, а ведь не с кем же…
Новый плащ, заказанный как раз перед бунтом и чудом переживший все, что творилось в Правобережье, можно было считать реликвией или трофеем, но поделиться этой свежесочиненной остротой тоже было не с кем. Такой прекрасный плащ цвета корицы, с белым подбоем, с огандским кружевом по краю капюшона — девятину назад обновка произвела бы фурор, а теперь до этого никому не было дела. Плащи, кафтаны, новый покрой рубах — какой чушью все это было, но именно эта чушь помогала удержаться на плаву.
Флэль плохо умел забывать. Ему не нужно было напрягать память, чтобы вызвать в уме детали любого события или разговора, пусть даже и десятилетней давности. В отличие от большинства, ему приходилось тратить силы, чтобы раз и навсегда избавиться от неприятного воспоминания. Получалось обычно плохонько. Казалось, что трудный разговор или неловкая ситуация все-таки выветрились из памяти, но тут взгляд падал на некую примету, и все возвращалось. Порванный манжет напоминал о ссоре в гостях, красные тюльпаны на клумбе — о когда-то опрокинутом бокале вина…
Пребывание в столице уже несколько седмиц походило на попытки усесться на ежа и делать вид, что все хорошо. "Очень уютно, нет, спасибо, я и в этом кресле отлично устроился, у него такая очаровательно мягкая подушка… Как — для булавок? Как — ваша дочь забыла? Ах, извините, неужели помял?.."
Руины и пепелища напоминали о ночи бунта, таверны и трактиры — о том, как он гулял здесь с Эмилем, Реми и молодым Кесслером, герб на воротах особняка герцога Гоэллона — о том, что Флэль обязан прикидываться первейшим ненавистником герцога, и не может даже заскочить на бокал вина к его племяннику-секретарю, да и письмо написать нельзя.
В этой лавке он заказывал подарок для Мио. В той — передавал записку коварной Керо. В этом соборе по-настоящему познакомился с герцогом Гоэллоном, а это вообще Кандальная улица, которая для Флэля навсегда останется улицей Большие Выбоины. Столица подозрительно напоминала фамильный склеп, только вместо предков тут и там похоронены были воспоминания.
В гости его теперь приглашали заметно реже — видимо, устали слушать жалобы, с которыми Кертор приставал к каждому новому лицу. В одном он преуспел: до сих пор никто не решил, что он притворяется. Не переиграл, значит, не сфальшивил. В этом было нечто обидное: оказывается, все столичные знакомые считали, что он и впрямь настолько глуп, чтобы сначала затеять скандал на пустом месте, потребовать дуэли, а потом еще и пенять на то, что противник сослался на какое-то там королевское поручение и не принял вызова. "Так и узнаешь цену своей репутации, — меланхолично размышлял Флэль. — Прелестное, милейшее открытие! И ведь все эти люди говорили, что я умен, остроумен, приятен в общении и вообще украшаю столичное общество…".
Флэль злился по пустякам, чтобы не признаваться себе, как же он скучает по всем, с кем расстался так неожиданно и против своей воли. Он ничего не мог с этим поделать — ни вытащить Реми из тюрьмы, ни найти Эмиля, ни узнать, нет ли новостей с севера.
— Добрый вечер, господин Кертор!
Скучающий молодой человек нехотя поднялся из кресла. Кто это зашел в гости к владетелю Аэлласу, одному из алларцев, который еще принимал гостей? Голос незнакомый, лицо — если и виделись, то года три-четыре назад, так что имя забылось. Очень высокий и широкоплечий мужчина, на вид лет тридцати пяти. Прямые светлые волосы, темно-карие глаза, тяжелое, но правильное лицо. Резкие складки — от крыльев носа к уголкам губ, значит, большой любитель улыбаться. Флэль поклонился, на ходу пытаясь вспомнить, кто же это. Темно-красный кафтан с синей оторочкой, не самый модный: тесьму на рукавах носили прошлой осенью. На правой руке — золотой перстень наследника рода. Эмалевый рисунок: копье и щит, из чего следует, это сын герцога Скоринга, казначея.
Как назло, рядом не было никого, кто смог бы представить ему этого улыбчивого атлета.
Уловив замешательство Флэля, казначеев отпрыск вежливо кивнул и протянул руку:
— Я - Урриан Скоринг, со вчерашнего дня — комендант Собры.
— Поздравляю, господин Скоринг. — Рукопожатие у коменданта оказалось вялым. То ли был не так силен, как казался, то ли осторожничал. — Надеюсь, столица оказалась в надежных руках.
Перед тем, как выпустить ладонь Кертора, скориец слегка сжал пальцы, и оказалось, что руки — по крайней мере крепкие. Откуда он вообще взялся в столице и почему вдруг назначен комендантом? Он же не бывал в Собре уже несколько лет, да и не прожил здесь ни года. Протекция отца? Очень разумно, учитывая недавний бунт. Новичок в столице не сумеет справиться с очередными беспорядками — заблудится в веренице узких улочек Правобережья, перепутает мосты, накомандует такого, что потом никто уже не расхлебает.
Впрочем, выправка у новоиспеченного коменданта была военной. Служил в Северо-западной армии, прославившейся доблестной победой над тамерцами, и прославившейся лишь потому, что уже лет пятьдесят армия только драпала за Митгро? Вероятно, так.
Надо понимать, коменданту Скорингу было не с кем поболтать, а потому он затеял незначительную легкую беседу из тех, что Кертор и сам умел вести часами. Подробно обсудили погоду (прекрасную), закрытие мастерской Кальдини и отбытие мэтра в Оганду (прискорбное для всех благородных людей), керторские, эллонские, агайрские и эллонские вина (отдав предпочтение керторским), урожай на керторских виноградниках в минувшем году (не такой, как можно было бы ожидать), новомодные шейные косынки дам (слишком многое прикрывавшие) и еще двадцать две с половиной темы. До нынешнего вечера Флэль полагал, что нет ничего приятнее такой беседы под бокал хорошего вина, но господин комендант сумел убедить его в обратном.
Несостоявшийся дуэлянт не понимал, почему с каждой минутой разговора его все сильнее одолевает желание придушить Скоринга. Можно голыми руками, можно премиленьким золотистым шейным платком хозяйки дома или его собственным поясом, золотой цепью с гербовой пряжкой… Урриан Скоринг был на редкость приятным собеседником — остроумным, наблюдательным, веселым и вежливым. Это его не спасало, напротив, провоцировало.
