Мусаси - Ёсикава Эйдзи (книга регистрации .TXT) 📗
Мусаси решил пойти вниз, но едва ступил на каменистую тропинку, как услышал знакомый мужской голос:
– Он здесь, наверху.
Мусаси мгновенно вспомнил дубинку, которая две ночи назад едва не поколотила его.
– Иди сюда! – крикнул Гонноскэ, сжимая дубинку и сверля взглядом Мусаси. – Ты сбежал. Знал, что я вызову тебя на поединок. Спускайся, сразимся!
Привалившись к скале, Мусаси безмолвно смотрел на Гонноскэ. Тот решил, что Мусаси не намерен сойти вниз.
– Подожди, мама, – сказал он старухе, – сейчас я сброшу его со скалы.
– Стой! – одернула она сына. – Всегда допускаешь одну и ту же ошибку, чересчур нетерпелив. Надо сначала прочитать мысли противника, а потом бросаться в бой. Он, предположим, швырнет в тебя камнем, что тогда? – Старуха говорила, сидя на корове.
Мусаси слышал их голоса, но не мог разобрать слов. Он знал, что уже выиграл бой, поскольку разгадал технику Гонноскэ. Мусаси сожалел об их непримиримости и настойчивости. Они только ожесточатся, если Гонноскэ потерпит новое поражение. Борьба с домом Ёсиоки убедила Мусаси в том, насколько бесполезны поединки, порождающие усиление вражды. Мать Гонноскэ походила на Осуги – женщину, ослепленную любовью к сыну и ненавидящую всякого, кто посмел тронуть пальцем ее чадо.
Мусаси стал карабкаться вверх.
– Стой! – Голос старухи звучал так повелительно, что Мусаси невольно застыл на месте.
Старуха, спустившись с коровы, подошла к подножию скалы. Проверив, видит ли ее Мусаси, она простерлась на земле в поклоне.
Мусаси смутился от такого самоуничижения пожилой женщины. Он поспешно отвесил ответный поклон и протянул руки, словно бы желая поднять старуху на ноги.
– Добрый самурай, – заговорила она, – постыдно стоять так перед тобой. Понимаю, ты презираешь мою назойливость. Причина не в упрямстве или ненависти. Прошу проявить снисходительность к моему сыну. Десять лет он занимается боевым искусством, без учителя, без друзей, без достойного соперника. Умоляю преподать ему еще один урок фехтования!
Мусаси молчал.
– Надеюсь, ты не оставишь нас, не блеснув мастерством, – взволнованно продолжала старуха. – Позавчера сын сражался отвратительно. Если он не докажет свои способности, мы с ним опозорим своих предков. Сейчас Гонноскэ вроде крестьянина, которого побил самурай. Ему посчастливилось встретить прекрасного воина, как ты, грех не поучиться у тебя. Вот я и привела его сюда. Прошу внять моим мольбам и принять его вызов! – Старуха вновь склонилась в поклоне, словно перед ней был не самурай, а божество.
Мусаси, сбежав вниз, поднял старуху и посадил ее на корову.
– Возьми веревку, Гонноскэ, – сказал он будущему противнику. – Пойдем, и я решу, стоит ли нам сражаться.
Мусаси шел впереди, но не проронил ни слова, пока они спускались вниз. Гонноскэ бросал настороженный взгляд на Мусаси и подхлестывал прутиком корову. Старуха была взволнована и расстроена.
– Я принимаю твой вызов, – внезапно объявил Мусаси, когда они прошли около километра.
Выпустив из рук веревку, Гонноскэ огляделся по сторонам, выбирая позицию, словно поединок должен состояться сию минуту. Мусаси вместо него обратился к матери:
– Вы готовы к самому худшему? Я буду сражаться всерьез, не делая скидки ни на неопытность Гонноскэ, ни на различие в оружии, – сказал Мусаси старухе.
Впервые за все время она улыбнулась.
– Мне не надо ничего объяснять. Если его победит такой молодой человек, как ты, значит, сын бросит боевое искусство, а в этом случае ему незачем жить. Я не буду роптать на худший исход поединка.
– Будь по-вашему. – Мусаси подобрал веревку, брошенную Гонноскэ. – Лучше уйти с дороги, здесь слишком людно. Отойдем в сторону, привяжем корову, и я буду сражаться, сколько вы пожелаете. – Указав на возвышавшуюся поодаль огромную лиственницу, Мусаси сказал: – Готовься, Гонноскэ, сойдемся в бою под тем деревом.
Не успели они подойти к лиственнице, как Гонноскэ принял боевую стойку, уперев дубинку в землю перед собой. Мусаси стоял безоружный, расслабив плечи.
– Почему не готовишься? – спросил Гонноскэ.
– К чему?
– Возьми что-нибудь! Не будешь же ты сражаться голыми руками! – взорвался Гонноскэ.
– Я готов.
– Без оружия?
– Мое оружие здесь. – Мусаси погладил рукоятку меча.
– Ты будешь сражаться мечом?
Уголки губ Мусаси изогнулись в легкой улыбке. Он не мог говорить, потому что начал выравнивать дыхание для боя.
Старуха сидела под лиственницей, как каменный Будда.
– Подождите немного! – крикнула она.
Застывшие в боевых стойках мужчины не шелохнулись, словно не слышали ее слов. Дубинка Гонноскэ, словно вобрав в себя окрестный воздух, готова была извергнуть его в сокрушительном ударе. Рука Мусаси слилась с рукояткой меча, глаза его пронзали Гонноскэ, как стрелы. Началась невидимая битва, ведь взгляд способен поразить сильнее меча или дубинки. Взгляд проделывает первую брешь в обороне противника, а меч или дубинка потом довершают дело.
– Постойте! – снова крикнула старуха.
– В чем дело? – отозвался Мусаси, отскочив назад на безопасное расстояние.
– У тебя настоящий меч?
– В моей технике нет разницы между стальным и деревянным мечом.
– Не подумай, что я хотела тебя остановить.
– Поймите меня правильно. Меч – деревянный или стальной – совершенное оружие. В серьезном бою нет полупобед и полупоражений. От смертельного риска спасает лишь бегство с поля боя.
– Ты прав, бой будет настоящим, поэтому предлагаю соблюсти необходимые формальности и представиться друг другу. Вы оба – противники редких боевых качеств. После поединка знакомства не получится.
– Вы правы.
– Гонноскэ, представься первым!
Гонноскэ почтительно поклонился Мусаси.
– Нашим предком считается Какумё, который сражался под знаменами великого воина Минамото-но Ёсинаки из Кисо. После смерти Ёсинаки Какумё стал последователем святого Конэна. Наши предки жили в этих краях с незапамятных времен. При жизни отца наш род подвергся унижениям, о которых я сейчас умолчу. Убитый горем, я с матерью отправился в святилище Онтакэ и там письменно поклялся, что восстановлю честь рода, следуя Пути Воина. Овладев техникой боя на дубинках, я развил ее и назвал новый стиль «Мусо» – «Прозрение», потому что в храме Онтакэ мне было видение. В народе меня зовут Мусо Гонноскэ.
Мусаси поклонился в ответ.
– Моя семья происходит от Хираты Сёгэна, который принадлежал к одной из ветвей рода Акамацу из провинции Харима. Я единственный сын Симмэна Мунисая, который жил в деревне Миямото в провинции Мимасака. Мне дали имя Миямото Мусаси. У меня нет родных и близких, я посвятил жизнь Пути Меча. Если дубинка лишит меня жизни, не беспокойтесь о моих останках. К бою! – завершил Мусаси приветствие.
– К бою! – отозвался Гонноскэ.
Старая женщина сидела затаив дыхание. Она сама толкнула сына на смертельный риск, поставив его под сверкающий меч Мусаси. Простой обыватель осудил бы такую мать, но старуха твердо верила в правильность своего поступка. Теперь она сидела в официальной позе, слегка наклонившись вперед. Она казалась маленькой и тщедушной. Трудно поверить, что она дала жизнь нескольким детям, из которых в живых остался один Гонноскэ. Терпя нужду и лишения, она воспитывала из него воина. Глаза старухи сверкали огнем, словно все божества и Будды слились в ее земной оболочке, чтобы лицезреть бой.
Холодок пробежал по спине Гонноскэ, когда он услышал шуршание меча Мусаси, выхватываемого из ножен. Гонноскэ в душе угадал, что участь его предрешена, потому что он никогда прежде не встречал подобного человека. Два дня назад он видел иного Мусаси, в переменчивом, расслабленном состоянии духа, похожего на небрежный и легкий след кисти каллиграфа-скорописца. Теперь ему предстал суровый воин, закаленный жестокими тренировками и лишениями, твердый и совершенный, как образец классической каллиграфии, четко выводящей каждый элемент иероглифа.
Гонноскэ понял, как непростительно ошибся в оценке противника. Он теперь не мог вслепую броситься на него, как неизменно делал прежде. Дубинка бессильно застыла над его головой.