Френки и Майкл - Чекалов Денис Александрович (читать полную версию книги TXT) 📗
Вторая качнула головой еще раз, забивая гвоздь точки в произнесенную товаркой фразу.
Стали ли глаза проститутки видеть лучше, будучи выпученными, или же сам факт разговора с новыми людьми позволил выпустить нервное напряжение и стать более внимательными к происходящему вокруг, нежели к собственным эмоциям, но девица таки заметила, что черная куртка Франсуаз сверху донизу заляпана запекшейся кровью.
У меня свои представления о том, что такое элегантная одежда, поэтому пиджак от костюма я снял еще наверху, вместе с бронежилетом.
Люблю выглядеть опрятно.
– Батюшки, – выдохнула проститутка, – это же тоже вампиры.
Они громко завизжали и принялись убегать из комнаты, если можно так выразиться.
Нет ничего забавнее, чем человек, убегающий из кресла.
Из кресла не так-то просто встать, даже если ситуация не предполагает ни скорости, ни грации. Необходимо сперва ухватиться руками за подлокотники, затем напрячь ноги; а если кресло достаточно низкое, то еще и согнуться пополам.
Поэтому быстрого старта у девочек не получилось.
Вдобавок к этому оба сиденья были развернуты лицом к нам. Франсуаз сама установила так свое кресло, чтобы ей было удобнее разговаривать с двумя проститутками.
Поэтому, выбравшись из своих нор, они оказались прямо передо мной.
Я мягко положил им руки на то безопасное место, где уже закончилась шея, но еще не началась грудь, и мягким толчком вернул каждую в то кресло, из которого она выползла.
– Если будете визжать, – произнес я ласковым тоном, каким обычно разговаривают вивисекторы, – и говорить глупости, вас посадят в муниципальную психиатрическую клинику.
Одна из них икнула, вторая потеряла туфлю и теперь сидела, задрав вверх ногу.
– Вы когда-нибудь видели человека, который вышел из муниципальной психушки? – спросил я. Они покачали головами.
– Правильно, потому что оттуда не выходят.
Я развел руками, смел Франсуаз с кресла и удобно устроился в нем.
– А теперь, – сказал я, – мы мило поговорим. Ведь так?
Не знаю, как у меня получается общаться с детьми, наверное, это потому, что я никогда не пробовал.
Но вот с женщинами у меня почему-то выходит.
Первая из проституток, та, что выпучивала глаза, теперь наклонилась ко мне в кресле, обхватывая руками грудь. Вторая продолжала махать в воздухе ногой, пытаясь сесть.
– Это правда, – спросила первая проститутка, – что вы – вампиры?
– Нет, – серьезно ответил я. – Мы – люди в черном.
– Да? – с интересом произнесла она. – Тогда почему же вы не носите черное?
Я объяснил:
– Если бы мы носили черное, то все бы поняли, что мы – люди в черном.
В глазах проститутки сверкнуло понимание. Данное чувство было там редким гостем, поэтому девица пришла в легкое возбуждение.
– Расскажите мне о том, кого вы называете Пончо, – произнес я. – Как звучало его настоящее имя?
– Мы никогда его не знали, – ответила первая из девиц.
Вторая, которая подсунула под себя руки в тщетной попытке принять сидячее положение, глухим голосом ответила:
– Рикки Эрманос. Пончо его прозвали из-за того, что он всегда носил через плечо какую-то тряпку, толстую такую, с орнаментом. Ох.
Девице удалось выпрямить себя в кресле, и она продолжила более разборчиво:
– Аспониканцы носят такие, не знаю уж для чего.
– Как это ты не знаешь? – набросилась на нее вторая. – Все ты знаешь, и очень хорошо.
Она обратилась ко мне.
– Пончо носил там пушку, – объяснила она. – С того дня, как ретлинги из соседнего квартала пересчитали ему ножом ребра, он не расставался с пистолетом.
– А вот и не пушку, – уверенно заявила первая девица. – У Пончо там был специальный карман, ну, внутренний, и он носил там наркотики, когда передавал их нам.
– Захлопни пасть, – резко сказала вторая.
– Да ведь они и сами это знают, – возразила ее товарка. – Ведь правда?
– У Эрманоса были родственники в Аспонике? – спросил я.
– А как не быть? – ответила одна из них. – У аспониканцев всегда родственников две-три деревни. А потом они приезжают сюда, и нам приходится больше отстегивать, чтобы их прокормить. Чертовы эмигранты.
Девица, которая была то ли полуорком, то ли полугоблином, вряд ли могла претендовать на звание настоящей эльфийки. Но это не мешало ей ненавидеть эмигрантов так же сильно, как их всегда ненавидят низшие классы общества. Этим людям гораздо проще найти виноватых в лице тех, кто отличается от них языком и цветом кожи, чем побороть свою лень и начать работать.
– Он упоминал о том, что его родственники должны приехать к нему?
– Вот еще!
Даже ночью в комнате было очень жарко; так бывает с теми, у кого нет денег на кондиционер.
Краска на лице у первой девицы потекла, и это ее не украсило.
– Он нам не рассказывал, что там у него делается в семье.
– А вот и нет, – возразила вторая. – Мне он рассказывал, что его брата повесили там, в Аспонике.
– За что? – поинтересовалась Франсуаз. Девица небрежно отмахнулась:
– Кажется, воровал с поля тыквы.
– Это человек, с которым вам необходимо переговорить, – сказал лейтенант Маллен.
С этими словами он указал на мешок с мусором, сваленный на стойку бара.
Владелец заведения, толстый дворф с огненно-рыжими волосами недоверчиво глядел на нас через стойку. Он не знал, то ли ему радоваться неожиданному наплыву посетителей, то ли не на шутку забеспокоиться, ведь в доме напротив произошло невесть что.
– Это может говорить? – спросил я. Франсуаз нетерпеливо сложила руки на груди. Ей не терпелось принять душ и переодеться.
– Это Майерс, – коротко пояснил полицейский. – Сейчас он не в лучшей форме, но это не потому, что он пьян. Я велел Луиджи ему не наливать. Луиджи?
Последние слова, сказанные достаточно грозным тоном, заставили владельца бара подпрыгнуть за стойкой и приветственно замахать тряпкой.
– Майерс был приятелем Эрманоса, – произнес Маллен, массивно опираясь локтями о стойку. – Это его имели в виду те девицы, когда говорили, что он знает о делах их сутенера.
– Судя по его виду, он порядочно набрался, – заметил я. – Трудно было его найти?
– Не очень. Если бы мы могли посадить всех мошенников и торговцев наркотиками, имена которых нам известны, эти улицы опустели бы.
Он отлепился от края стойки, грозя унести с собой добрую ее часть.
– Луиджи, – распорядился он, знаком подзывая бармена. – Когда эти господа закончат разговаривать с Майерсом, можешь налить ему выпить. За счет заведения.
Оставив бармена молча восхищаться щедростью полицейского, который позволил ему угощать Майерса за его, Луиджи, счет, Маллен выплыл из дверей тяжелой грозовой тучей.
Я подсел на табурет, возле которого сидел Майерс, и с некоторым удивлением обнаружил, что у этого мусорного мешка на самом деле имелись руки и голова, только они были надежно спрятаны под телом, служа ему подпорой.
– Вам сейчас тяжело, мистер Майерс, – сказал я.
Он ответил, при этом в его словах фигурировали и растения, и животные, и полицейские. По странному стечению обстоятельств, добрая половина этих слов оказались ругательными.
– Они даже не дают мне выпить, – заключил он. Франсуаз спросила Майерса:
– Трудный день?
Тот поднял голову, тяжело, словно в ней было что-то, что хоть сколько-то весило. Затем он сказал:
– Что-то я тебя здесь раньше не видел.
Франсуаз уверяет, что может простить людям очень многое – хотя мне еще не доводилось этого видеть.
Но ей очень не нравится, когда ее принимают за проститутку.
Правда, из-за этого она не собирается менять свою манеру одеваться.
– А ты ничего, – заключил Майерс.
Франсуаз наотмашь ударила его по лицу металлическим подносом.
Луиджи вздрогнул, не зная, что еще в баре ему сегодня испортят. Но вмешиваться дворф не стал – по всей видимости, собственную физиономию он забыл застраховать.
