Люди как птицы (СИ) - Гребенкин Александр (книги бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
Наконец-то, в общем молчании прозвучал вопрос Марфы:
— Куда же ты милая путь держишь?
— Я сама из небольшого городка (я назвала наугад один из местных городов). Вот ездила к мужу, он на лесозаготовки принарядился работать, а сейчас домой возвращаюсь. Мне бы только до утра побыть…
— А почему он не на фронте? — спросил Прокофий Фёдорович.
— Да из-за зрения не взяли на фронт. Плохо видит он у меня.
Последовало ещё несколько вопросов о заработной плате и быте на заготовках.
Сын встал, поблагодарил за еду, кивнув отцу, куда-то вышел.
Невестка укоризненно смотрела на меня, и не понятно было, то ли она чем-то недовольна, то ли хочет что-то посоветовать.
У меня слипались глаза, и я была рада, когда осталась одна в своей комнате. За окном падал лёгкий и тихий снег. Железная печка давала тепло, было уютно и хорошо.
Потушив керосиновую лампу, я легла в постель.
Жильцы ещё долго ходили по дому, хозяин кашлял, стучали и скрипели двери, цокали часы. Всё это слилось и перемешалось — я погрузилась сон. Для меня он был радостным — опять полёт над снежным миром — то, что мне не снилось уже много лет, с тех пор как я жила в неволе в этой комфортабельной тюрьме — «шарашке», где такие — же несвободные учёные — зеки изучали меня, ставили на мне эксперименты, всячески пытаясь разгадать мой феномен. А, на мой взгляд, как раз никакого феномена — то и не было!
…Я проснулась в тревоге, резко сев на скрипучей кровати. За оконной занавеской серело утро, больше похожее на сумерки.
Хозяева были уже на ногах, ходили по дому, звенели ведром во дворе, задавали корм домашней скотине.
Утром хозяйского сына я не увидела — он уехал на работу. Его беременная жена лежала в своей комнате, у неё было недомогание.
Завтракали картошкой с крупной солью, рыбой. Когда пили чай, послышался стук копыт. Кто-то въехал во двор, привязал лошадь к дереву.
Прокофий Фёдорович с Марфой переглянулись.
Тяжело и уверенно стучали чьи-то сапоги, поскрипывая досками порога, звенели шпоры.
В дом вошёл высокий и стройный человек средних лет в милицейской шинели и фуражке (несмотря на морозец) с гладко выбритым лицом и внимательным взглядом стальных глаз.
— Так-с… Всем доброе утро!
Повесил фуражку на крюк, поправил назад волосы, подсел к столу.
— Я на минуту, поэтому раздеваться не буду, — сказал он.
— Вадим Алексеевич, налить тебе? — предложил Прокофий Фёдорович.
— Не, я на службе, — сказал Вадим Алексеевич, строго посмотрев меня. — А вот картошечку в мундирчике возьму.
И он ловко подцепил длинными пальцами картофелину и обмакнул в соль.
Прокофий Фёдорович вытер руки, встал, выдвинул ящик шкафа и положил на стол часы с цепочкой.
— Идут? — жуя, спросил Вадим Алексеевич.
— Обижаешь, начальник, — ответил хозяин, поглаживая бороду.
Вадим вытер руки о полотенце, взял часы и открыл крышечку.
Улыбка на мгновение озарила его приятное, худощавое лицо. Он спрятал часы, перекинувшись словами о холодной погоде с хозяевами, посмотрел на меня пристально и задал вопрос:
— А вы, гражданочка, кто такая будете?
— Я — Васильева Елизавета Петровна, — ответила я робким голосом.
— Та-ак-с! — протянул Вадим Алексеевич и добавил прищурившись. — И каким же ветром вас сюда занесло, Елизавета Петровна?
— Ездила к месту работы мужа и вот теперь возвращаюсь назад, — сказала я уже готовую легенду и назвала город.
— И документик имеется?
Я вздохнула.
— А вот с документиком беда. Потеряла я его.
— Да что вы… И где? Заявление подавали? — тихо спросил Вадим.
— Ещё нет, только собираюсь.
Вадим Алексеевич поправил волосы, глянул ещё раз на часы:
— Так-с! — он решительно поднялся. — Ладно, надо идти, время не ждёт… А вы, гражданка Васильева, одевайтесь.
— Но куда и почему?
— Выясним вашу личность. Время, понимаете, сейчас такое…
Прокофий Фёдорович и Марфа напряжённо следили за нами.
Я решила не накалять остановку, в общем-то, была уже готова ко всякому повороту событий, поэтому поднялась и пошла в свою комнату.
Вслед мне полетело предупреждение человека в погонах:
— Да не вздумайте бежать, через окно, или как там… Наган при мне… Я — «ворошиловский стрелок», мигом пулю схлопочите…
Мы вышли вместе со двора. Он — в шинели под ремнём, в краснозвёздной фуражке, вёл оседланную лошадь на поводу, и я — покорная, словно раба, знающая, что меня ожидает, плелась рядом.
Шли мы молча. Ветер дул ледяной, морозил щёки, нёс редкие снежинки.
Мы шагали по замёрзшей улице, поскрипывая снегом, мимо заборов и дворов, согнувшихся под шапкой снега деревьев.
Очень холодное солнце светило сквозь облака бледным светом.
Улица кончалась и выходила она в поле, накрытое белой пеленою.
Вадим остановился и посмотрел на меня.
— Ну что, гражданка Васильева, кого ты хотела обмануть? Никакая ты не гражданка, а зечка беглая, это и по бушлату твоему видно. Ты хоть бы одежду сменила.
— Да не успела, — тихо промолвила я.
— Не успела она, — иронично сказал он, отпустил коня, вынул портсигар, и, спрятавшись от ветра за ворот шинели, щёлкнул зажигалкой, сделанной из патрона, закурил.
— Вы меня арестуете.
Он кивнул, мол, уже арестовал.
— На тебя ещё вчера бумага пришла. С приметами. Да и сын хозяев, Прохор, подсуетился, заявил. Но это-то не беда, ему-то я рот заткну, да что тебе делать?
— Я не знаю, — сказала я, и слёзы брызнули из моих глаз.
— Так-с….Вот что, — сказал он, бросив папиросу. — Тут километров пятнадцать отсюда, если через лес, будет хутор. Живёт там сестрёнка моя, Ксюшей зовут. Оксана Алексеевна. Там всего — то четыре домика. Не заблудишься. Придёшь к ней, скажешь — от меня. Покажешь вот эти часы. Ну, а дальше… Ну, поможешь ей там, одна мыкается, с ребёнком. Димка, сынишка её…
— А отец где? — задала я нетактичный вопрос.
— Где, где… Похоронка на него пришла в конце года! Вдвоём они там мыкаются, а старуха-мать померла, — ответил он, смотря куда-то в сторону.
— А дальше? — спросила я, глубоко вздохнув.
— А дальше, видно будет, — ответил Вадим, выдохнув изо рта пар и запах табака.
Глава 9. «Никогда ничего случайного не происходит»
Путь мой был долог, но не очень труден. На душе было как-то легко, шла я, весело насвистывая, достаточно резво благодаря одежде, которой меня снабдил Вадим — удобной телогрейке, шерстяной шапочке, сапогам из овчины (уггам), да варежкам. Походя, любовалась россыпями мягкого снежного серебра, да старалась время от времени отдыхать и набираться сил.
Гораздо труднее было пробираться через лес, по снежным сугробам.
Но сам лес скорее радовал. Снежинки парили в застывшем воздухе, щекотали лицо, на бело-голубом полотне виднелись частые ямки со следами от когтей — это пробежала белка. Были следы и покрупнее, похожие на волчьи. Надо мною пролетали, посвистывая, юркие синицы.
Миновав по краю овраг, заваленный снегом, я вышла на просеку, и путь мой стал более лёгким.
С пригорка я увидела блестящую льдом реку и четыре хуторских домика на пригорке, возле которых высились стройные сосны.
Из одного дома поднимался к небу столбик серого дыма. С правой стороны от хутора виднелось упиравшееся в лес старое кладбище — всего только несколько могил за покрытыми снегом кустами.
На реке возилась женщина в пуховом платке и тулупчике. Она зачерпнула из полыньи, поставила ведро на лёд. Холодная вода переливалась через край. Я не спеша спустилась к ней.
— Здравствуйте! — поздоровалась я.
— День добрый, — отозвалась женщина, подняв приятное лицо. Из-под платка виднелись завитки светлых волос, красивые голубые глаза пристально смотрели на меня. Она была худенькой и небольшого роста.
— Вы с хутора Орехово-Ванильное? — спросила я, кивнув на группу домиков выше.
