Лесная невеста. Проклятие Дивины - Дворецкая Елизавета Алексеевна (бесплатные онлайн книги читаем полные версии .txt) 📗
На Вазузе полюдье встречали хмуро, почти как врагов. Сюда смолянский князь захаживал редко, и чтобы обосновать свое право на дань, приходилось долго разбирать с местными старейшинами их предков, вычисляя, кто над ними «старший род». Но и эти изыскания не всегда помогали: много было пришлых, потомков голяди и совсем чужих, ведущих свой род от иных пращуров.
– Нет у нас хлеба, княже, не взыщи, – отвечали старосты, сурово хмурясь и не глядя в глаза. – Сам знаешь, какие дурные годы боги послали – лебеду едим.
– Ну, поделитесь лебедой, нам и то сгодится, – отвечал Зимобор, и кмети начинали поиски.
Под злобными взглядами оратаев перетряхивали погреба, овины, хлевы. Из зерновых ям, прикрытых соломой и засыпанных землей, выгребались все запасы, и Зимобор, приказав все перевесить и перемерить, забирал десятую часть.
– Чтоб тебе с голоду околеть самому, проклятый, как ты детей наших губишь! – кричали ему бабы и плевали трижды, призывая лихо и немочь на головы грабителя. Кмети пытались их унять и вытолкать прочь, мужики молчали.
Связываться с дружиной и целым войском из сотни вооруженных воев оратаи не могли, но и любви к князю не испытывали. В одной веси избу, где он устроился на ночь, пытались поджечь. Дозорные кмети перехватили поджигателя еще у тына: ведро смолы и горшок с горячими углями явно обличал, зачем тот явился. Зимобор его помнил: у мужика он велел забрать корову, потому что охота не удалась, а дружину надо было чем-то кормить.
– Повесить его надо, княже, и вся недолга! – сказал Красовит и сплюнул. – Чтобы другим неповадно было. – А лучше в холопы забрать.
Но Зимобор не мог лишить семью еще и кормильца: перемрут, и с кого на другой год спрашивать? До отъезда он велел посадить мужика в пустую зерновую яму, а потом его, надо думать, выпустили родовичи. На душе было гадко: он шел по своей собственной земле, как по чужой и враждебной, но что оставалось делать? Не собирать дань – обречь на голод и развал дружину, подвергнуть Смолянск опасности нападений. Для того чтобы иметь возможность завтра защитить этих людей, сегодня Зимобор был вынужден их обирать.
За Вазузой была чужая земля, и от нее повернули на юго-восток. На реке Касне вообще давненько не видели никаких сборщиков дани, поэтому в двух поселках появление дружины стало полной неожиданностью. Жители только изумленно таращили глаза, когда Зимобор разъяснял старейшинам, кто он и чего хочет.
– Нет у нас ряда со смолянскими князьями, чтобы дань платить, – отговаривался старейшина Росляк, из тех, чьи деды пришли в эти места издалека уже много лет спустя после Тверда, и он не считал себя потомком Крива. Однако, как неглупый человек, он понимал, что хоть по крови смолянский князь над ним и не старший, живут они на земле, до которой он может дотянуться, и спорил только для очистки совести. – Мы на Днепр не ходим… Отцы наши Смолянску не платили и деды не платили…
– Все когда-то в первый раз случается, – отвечал Зимобор. – Давайте по белке с рала и приезжайте в Смолянск торговать, плывите мимо нас вниз хоть до Греческого моря – добро пожаловать.
– Мы на Днепр не ходим, Велес с ним, с Греческим морем! Бывает, с Юл-реки торговые гости приезжают…
– Так что ж, хазарскому кагану дань платить хотите? – презрительно бросил Красовит. – Перед дедами не стыдно, а, борода?
Что касняне торговали через Юл-реку, было истинной правдой. Велев обыскать весь, Зимобор вскоре в этом убедился. Везде были приготовлены меха – лисы, куницы, бобры, мед в кадушках.
– Кому приготовили? – спрашивал Зимобор. – Неужто правда хазарам платите?
Эти товары, явно назначенные на вывоз, его сразу насторожили. Если у смолянского князя есть соперник в этих местах, дело осложняется.
– Платить не платим, – отвечали хозяева. – А хазарские гости да булгарские, бывает, торгуют.
Это походило на правду: у некоторых женщин и девиц в ожерельях висели арабские дирхемы с приклепанными ушками – новые, полученные, как видно, в обмен на товары совсем недавно. Рассудив, что для продажи касняне приготовили излишки, Зимобор забрал из них половину и под угрюмыми взглядами приказал грузить на сани. Касняне ворчали, что пока у него не заключен ряд с каснянскими родами, на поборы он не имеет права, и Зимобор в душе признавал их правоту, но не имел времени на долгие переговоры.
Два гнезда, где правили Росляк и Черняк, стояли совсем близко одно от другого и смолянская дружина обошла их в два дня. У Черняка заночевали. Ночь прошла почти спокойно, одно не давало спать – всю ночь под оконцами мяукала кошка, да так пронзительно и противно, что из каждой избы по два-три раза кто-то выходил, пытаясь ее прогнать. Однако никакой кошки не было, и никто из дозорных, остававшихся у костров снаружи, ее не видел.
– Домовой балует, нам спать не дает! – ворчали смоляне.
– И то ясно! Мы-то ему чужие, за своих ему обидно.
– Да пусть мяучит, не начал бы душить!
– Молчи, Братила, а то надоумишь! Пусть тебя первого тогда душит!
– От слова не сделается! Защити, Перун-батюшка, от нечисти домовой, от мары полуночной!
От кошачьего мяуканья у всех наутро болела голова, люди не выспались. Но этого было мало. Мешки с зерном, вчера отмеренным и приготовленным к вывозу, оказались разорваны в клочья, овес и рожь были рассыпаны по амбару. Все это безобразие густым слоем покрывал мышиный помет.
– Вот дела! – Десятник Судимер, увидев это, в изумлении хлопнул себя по бедрам. – Теребеня! Кудряшка! Людина! Что же это делается! Да как же вы сторожили, кикиморы чудовы!
– Сам ты кикимора! – обиделся Людина. – А мы как надо сторожили!
– Где же как надо, когда мыши все зерно сожрали! Одно дерьмо оставили! Как я дерьмо князю покажу!
– Да где… – начал Кудряш, но увидел изгаженные тряпки, в которые превратился вчерашний мешок, и оторопел. – Да не может такого быть! Что же я… Да не, быть не может!
– Это колдовство, конунг! – услышав о печальной судьбе зерна, уверенно заявил Хродлейв. Он уже научился довольно бойко говорить по-славянски, но слово «князь» ему еще не давалось, и он называл Зимобора так, как привык у себя дома. – Этих мышей наслал колдун, вот попомни мое слово!
– Тебе руны подсказали, да? – спросил Радоня.
– Я сам умный!
Зерна было жалко, но делать нечего. Как рассвело, поехали дальше. В третьем гнезде, где старостой был родич Росляка, Немил, никаких мехов и меда, приготовленных для продажи, уже не оказалось.
– Чего ищешь-то, княже, нету у нас ничего, с корья на лебеду перебиваемся. – Немил прямо-таки стучал себя в грудь, но Зимобор ему не верил. Старейшину предупредили о напасти, и все лишнее было надежно спрятано.
Поиски в веси почти ничего не дали. Зато несколько следов от санных полозьев уводили в лес. Жители уверяли, что-де Бровка да Миляй с сыновьями за дровами поехали, но Зимобор опять не поверил. Отправив по два десятка по каждому следу, он вскоре увидел эти «дрова» – те же связки мехов по сорок куниц, нанизанных на кольца из ивовых прутьев, заботливо и умело приготовленные для выставления на торг.
– Чтоб вам провалиться, проклятым! – Увидев свои сокровища, Немил перестал стучать себя в грудь и плюнул.
Пока ездили, наступил вечер. По возможности разместив людей на отдых – кого в избах и хлевах, кого в шалашах у костров, – Зимобор собрал в местной беседе своих воевод. Полночи спорили, что делать дальше. По опыту прежних походов, частично по рассказам торговых гостей и местных, смоляне знали, что у них отсюда два пути. Можно было идти дальше по Касне до самых истоков, а там перебраться на знакомую Осьму и относительно скоро вернуться домой. А можно было перейти с Касни на ее приток Сежу, а с нее на Жижалу и Угру. Путь удлинится вдвое, зато собрать можно будет гораздо больше.
– Нету тут ничего, княже, и не возьмем тут большого богатства, только зря коней погубим и людей поморозим! – убеждал Корочун, пожилой, опытный и осторожный человек. – Было бы за что мучиться, а то ведь видишь – хлеба оратаям самим не хватает, чего брать-то?
