Буря Жнеца (ЛП) - Эриксон Стивен (книги без регистрации .TXT) 📗
Развязать узел, угнездившийся в желудке – нет, еще ниже. В конце концов, разве она не зрелая женщина? Развязать его прямо сейчас. Почему нет? Для ходячей отравы нет большего наслаждения, чем мука. Чем дикое желание. Чем бездумная сдача, рабство – да, то рабство, что на деле является господством, зачем же скромничать. «Я сдаюсь, чтобы требовать. Отказываюсь, чтобы встать у кормила. Я навлекаю на себя насилие, потому что насильник – это я, а мое тело – оружие. А ты, милок, моя жертва.
Потому что герои умирают. Как сказал Удинаас, такова их судьба».
Голос, назвавший себя Мокра, Садком Разума, больше не обращался ней – но ведь иных слов и не требуется. Ей нужно учиться контролю, бороться с соблазнами господства. Она пытается делать и то, и другое. Честно.
Отзвуки далекого прошлого служили ей, помогая отвлечься, нырять в моменты сексуального стремления к давно умершему мужчине, переживать невозможную любовь. Даже прошлое может стать оружием, позволяющим отражать атаки настоящего и в особенности будущего. Но в этом таится и угроза. Посещение мига, в который Тралл Сенгар вытащил меч и вложил ей в руки. «Он желал защитить меня. Вот и все. Посмею ли вообразить нечто большее? Подсластить воспоминание мечтами?»
Серен Педак подняла голову. Сборище падших неудачников – ее приятелей – в котором каждый чувствует себя одиноким и не особенно приятен для остальных. Удинаас лежит на животе у ручья, переворачивает камни в поисках раков – хоть какого разнообразия к трапезам; ледяная вода заставила руки покраснеть, а потом и посинеть, а ему вроде бы все равно. Чашка села на валун, съежилась, защищаясь от промозглого ветра из долины. В последние дни она против обыкновения молчит и не желает встречаться глазами ни с кем. Сильхас Руин стоит в тридцати шагах, около нависшей скалы и, кажется, изучает белое небо – небо оттенка его кожи. «Этот мир – его зеркальное отражение» – сказал недавно, грубо захохотав, Удинаас. Скол уселся на плоский камень между Руином и остальными. Он в очередной раз осматривает свой набор оружия – навязчивая привычка, которую он, кажется, считает добродетелью?
Взгляд Серен скользнул на всем ним и остановился на Фире Сенгаре.
Брат человека, которого она любила. Ах, так ли все просто? Возможно, это вранье. А возможно, чистая правда. Фир считает, будто дар Тралла больше, чем кажется; будто сам Тралл не вполне понимал мотивы своего поступка. Будто грустнолицый воин – Эдур нашел в аквиторе, в летерийке нечто такое, чего не смог найти ранее. Ни в одной из прекрасных эдурских женщин. Юных женщин, лица которых не избороздили морщины, следы прошедших лет, тяжелых зим и горьких печалей. Женщин своего племени. Женщин, сохранивших понятие о чистой любви.
Мир, в котором они оказались – неужели это взаправду мир Тьмы? Куральд Галайн? Тогда почему небо белое? Почему она с почти болезненной четкостью видит каждую деталь далеких пейзажей? Сами врата оказались чернильно-черными, непроницаемыми для глаза – она шагала вслепую, проклиная неровную почву – двадцать, тридцать шагов… Потом появился свет. Скалистые просторы, там и тут скрюченные, мертвые деревья, перламутровое небо.
Когда наступали местные сумерки, небо принимало странный розовый оттенок, потом сменявшийся все более темно-красными, сиреневыми и, наконец, чернело. Значит, имеется естественная смена дня и ночи. Там, где-то за белой мантией, ходит солнце.
Солнце в Королевстве Тьмы? Она не понимала.
Фир поглядел на стоящего в отдалении Сильхаса Руина. Затем повернулся и подошел к аквитору. – Уже недолго, – сказал он.
Серен нахмурилась: – Недолго до чего?
Он пожал плечами, не сводя глаз с имасского копья. – Думаю, Тралл одобрил бы это оружие. Охотнее, чем ты восприняла его меч.
В ней вскипел гнев: – Он сказал мне, Фир. Он дал мне меч, не сердце.
– Он был отвлечен. Его разум заполнили мысли о возвращении к Руладу – он обдумывал, чем обернется последняя встреча с братом. Он не мог позволить себе думать… о другом. Но руки его занимало другое – и выбор был сделан. Этим ритуалом заявила о себе душа Тралла.
Серен отвернулась. – Уже не имеет значения, Фир.
Для меня – имеет. – Тон его был суровым, горьким. – Мне все равно, что ты делаешь, как именно лишаешь себя чувств. Однажды мой брат потребовал женщину, которую я любил. Я не отказал – и теперь она мертва. Куда бы ни глядел я, аквитор – вижу потоки ее крови. В конце концов я утону в них… но это не важно. Пока я жив, пока отражаю атаки безумия – Серен Педак, я буду хранить и защищать тебя, ибо брат мой вложил меч в твои руки.
Он ушел. Серен все не поднимала головы.«Фир Сенгар, ты глуп. Глуп, как любой мужчина. Как все мужчины. К чему все ваши жесты? Ваша готовность принести жертву? Мы – не чистые сосуды. Мы лишены невинности. Мы не будем обращаться с вашими душами словно с хрупкими драгоценностями. Нет, дурачье, мы изгадим их, как свои – даже хуже, если такое вообще возможно».
Рядом захрустела галька – это Удинаас присел на корточки. В сложенных ладонях – гольян, извивающийся в крошечном, теряющем воду «прудике».
– Планируешь поделить на шестерых?
– Не в том дело, аквитор. Погляди на него. Поближе. Глаз нет. Рыба слепая.
– А что, это важно? – Но она уже поняла. Нахмурилась, встретила проницательный взор. – Мы видим не то, что тут есть на самом деле?
– Тьма, – ответил он. – Пещера. Чрево.
– Но… как? – Она огляделась. Пейзажи с избытком ломаного камня и тусклого лишайника. Мертвые, замшелые деревья. Небо
– Дар. Или проклятие, – сказал, вставая, Удинаас. – Она ведь взяла мужа, не так ли?
Серен следила, как он вернулся к ручью и осторожно опустил рыбку обратно в поток. Такого поступка Серен не ожидала. «Она? Кто взяла мужа?»
– Дар или проклятие, – повторил вернувшийся к ней Удинаас. – Споры не утихают.
– Мать Тьма… и Отец Свет.
Он улыбнулся – как всегда, холодно. – Наконец Серен Педак выглянула из норки. Я думал о троих братьях.
«Троих братьях?»
Он продолжал так, словно она знала: – Отродье Матери Тьмы. Но было много других, не так ли? Что же ставит троих особняком? Андарист, Аномандер, Сильхас. Что рассказал Скол? О, ничего. Но мы же видели гобелены. Андарист – сама полночь. Аномандер с гривой ярких как белый огонь волос. И наш Сильхас, ходячая бледная немочь, белее любого трупа и столь же неприветливый. Так что породило великий разрыв между матерью и сыновьями? Может, это не явление нежданного отчима, перед которым мамаша раздвинула ноги? Может, они узнали, кто именно был их отцом?
Она невольно перевела взгляд туда, где стоял Сильхас Руин. Потом фыркнула и отвернулась. – Этот так важно?
– Важно ли? Сейчас – нет, – ответил Удинаас. – Но будет важно.
– Почему? У каждой семьи есть секреты.
Удинаас засмеялся: – У меня возник вопрос. Если Сильхас Руин внешне подобен Свету, то каков он внутри?
– Этот мир – его отражение. «Но мы видим этот мир в ложном свете». Удинаас, я думала, что Тисте Эдур – дети Тьмы и Света.
– Да, следующие поколения – может быть. Они не связаны напрямую с тремя братьями.
– Скабандари.
– Да, думаю. Он ведь Отец Тень. Ах, что за семейка! Не забудем про сестер! Менандора и буйный огонь полудня. Шелтата Лор, возлюбленный сумрак вечера, и Сакуль Анкаду, изменчивая сучка ночи. Где остальные? Должны были быть – но куда-то подевались по дороге. Мифы ведь предпочитают простые числа, а что понятнее трех? Те трое, эти три…
– Но Скабандари – четвертый.
– Андарист мертв.
«О. Андарист мертв. Откуда ты всё это знаешь? Кто говорит с тобой в ночной лихорадке?»
Она вдруг подумала, что может узнать. Скользнуть в него тихо, как призрак. Украсть знание при помощи Мокра. «То есть изнасиловать чужой разум. Он даже не узнает…»
Разве это не необходимо? Грядет нечто ужасное. Удинаас знает, что может стрястись. Хотя бы предположительно. А Фир – он только что поклялся защищать ее, будто подозревает, что жестокая схватка уже близко. «Одна я остаюсь в полнейшем неведении».
