Сага о Копье: Омнибус. Том I (ЛП) - Кук Тонья (лучшие книги TXT) 📗
Бьяр, ученик мага, лежал на животе в густой тени, глядя на разрушенный лагерь. Его лицо было искажено от страха, от чего он походил на морщинистого старца, а не на мальчика, видавшего всего тринадцать зим.
Торин вспомнил, как опустилась темнота, как на него обрушился непреодолимый ужас, поглотивший весь свет и всю силу воли.
Несмотря на то, что тепло утреннего солнца согревало плечи, от одного воспоминания ему стало холодно. Торин отвернулся, чтобы скрыть свой стыд.
«Что же случилось? — подумал он. — Я не зеленый юнец вроде Бьяра. Я видел тридцать зим. Я бывалый воин, переживший множество битв, и ни разу я не дрожал, как испуганный ребенок. Что за чары заставили меня, сжавшись от страха, валяться на песке, пока уничтожали мое племя?»
— Элим! — прокричал Бьяр, зовя своего учителя. На земле перед его шатром почерневшее тело образовывало крест, как будто Элим умер, раскинув руки и накладывая заклинание на тех, кто убил его. Мальчик на четвереньках пополз через хребет к сожженному шатру, некогда бывшему его домом.
— Подожди! — Торин подскочил и схватил мальчика за тонкую руку. — Это небезопасно. Кто бы ни напал на лагерь, вряд ли он его покинул. — Воин оттащил мальчика обратно за хребет и пригнул к земле. — Не ходи, пока я не позову.
Торин вытряхнул песок из складок джелайи, которая развернулась и соскользнула с его головы, затем намотал плотную ткань обратно на место, закрепив последний длинный кусок так, что остались видны только его медно-карие глаза.
Хотя Бьяр наполовину обезумел от потрясения и не мог поверить собственным глазам, его пальцы повторили движение пальцев Торина, обернув джелайю вокруг головы и лица. Только полные слез глаза остались глядеть на мир.
Кедаса носили джелайю не только для защиты от солнца, но и для того, чтобы устрашать врагов свирепым видом. А Торин не сомневался, что встретится сегодня с врагом. Даже если это будет стоить ему жизни, он отомстит за нападение. Им придется заплатить за смерть и разрушение. За кровь они поплатятся кровью.
Торин крадучись обошел опустошенный лагерь, посверкивая на солнце изогнутым клинком меча. При каждом повороте он ожидал, что ему навстречу поднимется вражеский воин, сжимающий в руках окровавленный меч и жаждущий новой крови.
Вместо этого Торину встречались одни мертвые тела, которые можно было узнать только по принадлежащим им вещам: красный пояс, который Каю соткала мать, когда он прошел испытание на звание воина, меч Джерима с замысловатой резьбой, ручка корзинки-колыбельки, которую плела Садаар для своего еще не рожденного ребенка. Гнев Торина запылал сильнее и жарче… и ему не было выхода. Стыд был слишком отвратителен, чтобы можно было примириться с ним.
«Скольких из них я мог спасти? Воин Кедаса! — презрительно хмыкнул он про себя. — Какой от меня толк?»
Впервые за десять лет после того, как его жена и родители погибли во время набега, Торин обрадовался, что никого из тех, кого он любил, не осталось в живых, чтобы стать свидетелем его позора, увидеть развалины их любимого лагеря.
Сзади закричал Бьяр, в его пронзительном мальчишеском голосе сквозили радостное возбуждение и страх. Торин бросился назад и обнаружил, что мальчик тащит шатер, который сдуло с места и который наполовину лежал в роднике — вода спасла его, огонь опалил лишь края. Сначала Торину показалось, что мальчик не в себе, но затем он разглядел, как что-то шевелится под тяжелыми, свернувшимися складками парусины.
Торин оттолкнул Бьяра в сторону и поднял меч как раз тогда, когда тот, кто был внутри, нашел дверную прорезь и выбрался наружу. Из упавшего шатра вылезла женщина. Ее одежда была в беспорядке; длинные черные волосы разметались по плечам. Увидев мужчину с мечом, она всхлипнула и упала на колени подняв одну руку в мольбе. Ее глаза были широко распахнуты, а зрачки столь велики и черны, что казались бездонными, нежная кожа побледнела от страха.
На мгновение Торин застыл с высоко поднятым мечом. Затем он с отвращением отвернулся. Женщина оказалась привезенной из города наложницей Герика. Воин в сердцах вбросил меч в ножны. Женщина увидела выжженный лагерь и застонала.
Тело Герика лежало поблизости. Тонкий лоскут одежды с голубой каймой — вот и все, чем эта груда пепла отличалась от остальных. Женщина опять застонала, и звук этот был столь же тихим и скорбным, как зимний ветер, дующий через дюны. В унисон с ее всхлипываниями шмыгнул носом Бьяр.
Торин понял, что еще мгновение — и они запричитают.
— Прекратите! — Он развернулся так резко, что оба в ту же секунду затихли. — Время скорби придет, когда мы отомстим за это предательское нападение.
Пристыженный Бьяр вытер глаза:
— Кто это сделал, Торин? И почему?
Под джелайей губы Торина сжались в беспощадную прямую линию, а глаза, единственная деталь лица, открытая посторонним взглядам, загорелись свирепостью.
— Я не знаю. Но я их найду. И похороню их головы в этом пепле.
— Ты не найдешь тех, кто это сделал, — сказала женщина Герика. Она уже поднялась на ноги и отошла от упавшего шатра.
Торин нахмурился и приготовился было едко возразить, но слова застряли у него в горле. Не прошло еще и года с тех пор, как купец вернулся из поездки в Тарсис с женщиной верхом на лошади вместо обычного рулона тонкого шелка или тяжелой парусины. Каждый раз при встрече с ней Торина удивляла и ослепляла ее красота, как и в тот день, когда Герик привез ее в лагерь.
Хотя Торин никогда не видел эльфов, он слышал их описания и был уверен в том, что в жилах женщины течет примесь эльфийской крови.
На расстоянии она казалась маленькой, тонкой, с заостренными чертами лица — хрупкой, как и все вещи, изготовленные в городе. Герик, несомненно, так к ней и относился, оберегая от всего лагеря как сокровище, слишком дорогое, чтобы им делиться. Но на близком расстоянии это впечатление разрушилось, рассеялось, как лепестки цветов растения зиск на сильном ветру.
Она была ростом с Торина, который среди людей Кедаса считался высоким, но казалась столь изящной и уравновешенной, что скорее согнулась бы, чем сломалась. Заостренные черты лица и странная форма ее черных глаз сливались в тревожную, чуждую, но вместе с тем странно умиротворяющую красоту.
— Прикрой лицо, женщина! — сердито огрызнулся Торин, делая знак Бьяру, чтобы тот отошел. Он смутно осознавал, что женщина сказала что-то, что рассердило его, и изо всех сил старался припомнить слова — что-то о том, что он не найдет своих врагов.
Женщина покраснела и зашуршала складками своей джелайи, закутавшись в нее так, что только ее диковинные черные глаза можно было разглядеть сквозь прорезь.
— Меня зовут Мали, — сказала она. В голосе ее слышался легкий акцент, и, что удивительно, в нем не было ни тени упрека за грубость Торина.
От этого он испытал еще большее раздражение и повернулся к ней спиной.
— Обыщи шатер Герика, может, найдешь что-нибудь, что мне пригодится, — приказал воин Бьяру. — Я должен взять след, пока он еще не остыл.
Нерешительно бросив через плечо взгляд на женщину, мальчик сделал, как ему было велело, показывая свое нежелание только шарканьем ног по песку.
Торин схватил женщину за руку:
— То, что ты только что сказала… Что ты знаешь об этом? — Он махнул рукой в сторону разрушенного лагеря.
Мали сильно дернулась и выпрямилась, на мгновение став такой высокой, что, казалось, нависла над мужчиной. Глаза ее наполнились отвращением и высокомерным презрением.
Он фыркнул: «Наложница, которой не нравится, когда ее трогают!» — но отпустил ее.
— Что ты имела в виду, говоря, что я не найду тех, кто сделал это? — продолжал настаивать Торин.
Женщина не пожелала встретиться с ним взглядом и попыталась вернуться к шатру Герика, но мужчина заступил ей путь:
— Я должен знать, что ты знаешь!
— Я ничего не знаю.
Торин угрожающе шагнул к ней.
— Драконы, — прошептала она, — Это сделали драконы.
Торин так удивился, что разинул рот.
