Фэнтези-2016: Стрела, монета, искра (CИ) - Суржиков Роман Евгеньевич (книги читать бесплатно без регистрации полные .txt) 📗
- Добрый господин, не верится мне в это...
- Да ну?
- Джоакин - он добрый малый... Глупый, горячий, голова в облаках... но добрый. Он даже разбойников в лесу не порезал насмерть, старался лишь ранить.
- Угу...
- Да и слишком у него башка всяким рыцарством забита. Разве смог бы он так ловко схитрить?
- Угу...
- И не знал Джоакин о Предмете, вот что! Кабы он служил графу, то мог бы сам привезти мне Сферу для продажи, незачем было в Уэймар ездить. А кабы служил кому-то другому - так откуда ему было в Смолдене знать, что именно мне граф поручит продать святыню, если я и сам тогда этого не знал? Я даже не знал, заеду ли в Излучину за письмом - это только по ходу решилось!
- Угу... - снова буркнул тюремщик и вдруг спросил: - А где сейчас этот Джоакин?
Хармон сглотнул.
- Я не знаю, добрый господин. Мы ведь повздорили перед самым... ну, перед тем как вы меня...
- Повздорили, значит?
- Верно. Он, Джоакин, шибко нос задрал: дескать, он - герой, а Хармон-торговец - отребье. Я ему не спустил, мордой натыкал. Он разобиделся и ушел. Так все было!
- Так было, значит?
- Да вы слуг своих спросите! Они когда в гостиницу пришли, то там всех моих людей застали, а Джоакина-то и не...
Хармон осекся. Тьма! Проклятая тьма! Мои люди в гостинице - что с ними сделали?! Как же я не вспомнил раньше? Бедняжка Полли! Где ты, что с тобой?
- О чем подумал? - требовательно бросил тучный.
- Мои люди, добрый господин... Что с ними будет?
- От тебя зависит, дружок. И что с тобой самим будет - это тоже.
- Добрый господин, могу ли я спросить, они все живы? Там девушка была, Полли...
- Потрудишься как следует - выживут.
- Что мне сделать? Только скажите!
Тюремщик расплылся в неприятной ухмылке.
- Всякие есть мыслишки. Но ты сперва посиди еще недельку со своим новым приятелем, подумай - авось еще что полезное вспомнишь.
- К Джеку?! Добрый господин, смилуйтесь! Я не переживу еще неделю! Я не молод, тело стареет, силы уже не те! Вы убьете меня!
Тучный развел руками.
- Добрый господин!.. - Хармон рванулся вперед, собираясь упасть на колени. Его щиколотки были привязаны к ножкам стула, и он опрокинулся навзничь, увлекая за собой табурет.
Тюремщик расхохотался:
- Шут бородатый! Ладно, я дам тебе фунт сухарей. Смотри, не сожри сразу же, а то еще лопнешь. Ну-ка, браток, выдай ему гостинец и отправляй к Джеку!
Давешний верзила с дубинкой - он сменил кожаный фартук на красную рубаху - отвязал Хармона от стула, поднял на ноги и надел на голову мешок.
* * *
Я пропал. Мне конец, - думал Хармон Паула Роджер. Пахло сыростью и тлением. Стояла кромешная тишь. Слышно было, как по стене сбегают капли воды.
Он съел все сухари в тот же день, когда получил их. Сперва аккуратно разделил на семь горок - из расчета на неделю. Разложил вдоль чистой стены. Чистая стена - противоположная той, у которой сидит мертвец. В каждой горке вышло по пять сухарей, кроме последней - в ней было четыре. Если удовлетвориться пятью в день, то можно прожить неделю. Хармон принялся за первую горку. Размочил сухарь в тонкой полоске влаги, тянущейся по стене. Для этого пришлось прижать его к трещине на долгие минуты, поворачивая то одной, то другой стороной. Затем Хармон Паула сунул его в рот. Говорят, с голодухи даже редька слаще меда. Хармон убедился в обратном: сухарь не показался изысканным лакомством. Это был безвкусный кусочек хлеба, и он был чертовски мал. Сухарик упал в желудок, как в черную бездну, и исчез без следа. Голод ничуть не стал слабее.
Хармон размочил и проглотил второй, третий. Пропасть не заполнялась, а, напротив, становилась все более ощутимой и зияющей. Пульсировала в брюхе, рычала и царапалась - дикий зверь, которого малая добыча не удовлетворила, а лишь раззадорила. Казалось, вот-вот желудок начнет всасывать и переваривать сердце, легкие, печень Хармона.
Следующие сухари он сгрыз, не размачивая. Не терял времени попусту - просто швырял в рот и ожесточенно жевал, постанывая от злости и нетерпения. Когда первая горка подошла к концу, голодный зверь в брюхе еще только лишь проснулся и приступил к трапезе.
Беды не будет, если съем и вторую, - утешал себя Хармон. На семь дней растянуть или на шесть - велика ли разница? Все равно ведь не знаю, когда начинается и кончается день!.. А пальцы тем временем уже совали в рот новые и новые сухари. Зверь в желудке ревел: "Еще! Еще! Еще!", и угрожающе царапал когтями кишки. Хармон иступленно грыз и глотал, грыз и глотал, грыз и глотал. Успел заметить, что приступил уже к третьей горке, а затем мысли пропали вовсе. Осталось одно лишь ощущение: сладостная тяжесть в желудке, что росла с каждым кусочком пищи. Не властный над собою, Хармон остановился лишь когда потянулся пальцами за очередным сухарем и нащупал голый каменный пол.
А немного погодя начались муки. Сухой хлеб быстро впитал всю влагу, что имелась в желудке, и превратился в жесткий, грузный ком. Давил, распирал изнутри, пронизывал внутренности спазмами боли. Хармон пришел в ужас от мысли, что не сможет удержать в себе пищу. Приник языком к струйке воды и запоздало принялся запивать сухари. Вода сочилась медленно, трудно было устоять в неудобной позе так долго, чтобы сделать несколько глотков подряд. Хармон глотал, устало падал на пол, но, мучимый болями в животе, снова вставал и пытался напиться, и снова находил силы лишь на несколько глотков. Он не знал, какую боль способны причинить каленые клещи или Спелое Яблочко... но те страдания, на какие обрек его фунт сухарей, оказались худшей мукой за всю его жизнь.
Изнуренный и отупевший от боли, Хармон тер себя по животу. Распахивал камзол, клал руки на голое раздувшееся брюхо и люто ненавидел себя. Дурак! Прожорливый дурак! Что ты натворил, пустая твоя башка?! Спазм сводил тело, он терзал руками собственную бороду, комкал одежду. Пальцы нащупывали вышивку на камзоле - дворянский вензель. Джек, - думал Хармон, - Джек! Ты тоже сожрал сразу все, как я, и от этого помер? Нет уж, точно нет! Ты был умнее, ты все разделил ровнехонько на неделю, и нашел способ отмерить время, и не съедал ни крошки сверх меры. Эх, Хармон, Хармон... Дурачина! Ааа, как больно-то!
Спазмы накатывали волнами, и, едва они отступали, Хармон принимался пить. Одни боги знают, каких усилий ему это стоило, но торговец все же сумел слизать достаточно воды, чтобы размочить сухой ком в желудке. Спустя время, боль пошла на убыль, и узник забылся сном. Проснулся от холода, запахнул камзол, сжался в комок и уснул опять.
Когда пробудился вновь, голова была ясна, в теле ощущались силы... но желудок был пуст. Сосало под ложечкой. На всякий случай, Хармон ощупал пол вдоль всей чистой стены. Результат, впрочем, он знал заранее: ни единого сухарика. Вчера он съел все до последнего.
Я пропал, - подумал Хармон. Подохну от голода.
Толстяк сказал: "Посиди еще недельку". Шесть дней без еды можно вытерпеть. Но сейчас голова работала ясно, и Хармон понимал: через шесть дней его отсюда не выпустят. Зачем им это? Ведь он рассказал все, что знал! Какой еще прок тюремщикам от бедного узника? Им больше нет резона даже говорить с ним! А уж отпустить на волю - это и вовсе сказка! Ведь он, Хармон, знает и похитителя Предмета, и подлинного хозяина! Отпусти торговца - и он расскажет обо всем графу Виттору, тогда барон Деррил не оберется неприятностей. А зачем это барону? Не проще ли похоронить Хармона заживо и забыть о нем?!
Дурак! Дубина! Болван! Ну и болван же я был, что все рассказал честно! Надо было пытаться выкрутить, схитрить, придумать что-то. Соврать, допустим, что я должен показаться людям графа в определенный день в назначенном месте, иначе граф поймет, что Предмет украден. Сказать, будто Шейланд знает, что я направлялся к Деррилу, и за мною следят графские воины. Не думаете же вы, добрый господин, что граф доверил мне такую ценность и не послал никого проследить за мною?! Или еще лучше: это не лорд Виттор дал мне Предмет, а леди Иона. И так сказала при этом: "Мне служат высокородные рыцари-кайры, никто из них не станет пачкать руки продажей святыни. Но они пойдут за вами следом, любезный Хармон, и обеспечат защиту вам и Предмету - за это можете быть спокойны". Вот что надо было сказать тюремщикам! А потом прибавить этак вкрадчиво: "Вы же знаете, добрые господа, что воины Севера - люди без души. Слыхали поговорку: скорее лев зарыдает над добычей, чем кайр помилует врага. Вообразите, дорогие мои, что с вами сделают северяне, когда придут сюда?.."
