Радужная Нить - Уэно Асия (читать книги без регистрации .txt) 📗
— Какой жестокий человек! — воскликнула я.
— Нет, не смей так говорить, глупое дитя! — впервые за всё время её голос сделался резким, а пальцы, охватившие моё запястье, сжались. Она силой потянула меня за собой. — Он заслужил лучшей доли, и она у него будет! Наши семьи издавна запятнаны предательством. Со времён Чёрной Нити мы — отщепенцы и люди, лишённые чести. Будь проклята милость Сына Пламени, сохранившая нашим предкам жизнь на подобных унизительных условиях! Сколько усилий понадобилось моему милому, чтобы достигнуть высочайшего положения, тебе и не вообразить. Какая женщина не пожертвует всем ради такого человека? Впрочем, отложим этот урок на будущее. Мы пришли. Снимай одежду, девочка.
— Зачем?
Я переступила высокий порожек и ойкнула, по колено погрузившись в воду, прозрачную до совершенной незаметности.
— Вот за этим, — засмеялась мико, развязывая на себе пояс дрожащими пальцами. — Сделаешь ещё пару шагов — окунёшься по плечи. Ты ведь хочешь подойти к ней, верно? Рассмотреть получше?
Изваяние Богини притягивало мой взгляд, удерживая его на себе. Даже сейчас я не могу передать своих чувств.
— Она прекрасна! — выдохнула я, избавляясь от одежды и даже не замечая, как та опускается на дно Родникового Святилища. — Теперь подойти можно?
— Конечно, дитя моё. Но сначала разреши показать тебе нечто важное. Смотри.
Наставница извлекла откуда-то чашу, чёрную и влажно блестящую.
— Это подарок моего возлюбленного, первый и… последний, — она любовно провела пальцем по дальнему краю, затем резко дёрнула руку, и я охнула: острая кромка вскрыла запястье, словно хорошо заточенный нож! — Не бойся, девочка. Я привыкла, и это почти не больно. Во всяком случае, не так больно, как видеть на дне его лицо… Но долой воспоминания! Анноси владел ей по праву, старик сам вручил диковинку времён Чёрной Нити своему придворному летописцу. А тот подарил её мне, ведь именно мой клан некогда привёз эту чашу с острова, ныне известного как Хикко… Она очень древняя, дитя моё, и воистину бесценна. Дай руку!
— Вы же не собираетесь… ах!
Струйка моей крови смешалась с тёмной лужицей на дне.
— Прости, это было необходимо. Заклятье на крови — самое сильное. Оно позволит передать тебе всё, как родной дочери. Ступай же за мной!
Зачарованная её словами, я окунулась в воду по самые плечи, и вскоре мы стояли по обе стороны от статуи.
— Старость и юность, — провозгласила мико, — подобны двум ликам луны, отливу и приливу, смерти и рождению. И лишь Богиня являет собой вечность. Скрепи узы крови, госпожа, до тех пор, пока мой дар, мои чувства и мои знания не перельются в эту чистую душу без остатка!
Мы воздели чашу над головой богини. Две руки — моя и наставницы — встретились на гладкой прохладной поверхности. Я закрыла глаза, отдаваясь волшебству этих слов, ощущая силу, могучую, но благую, переполняющую тело. И неизмеримую радость, едва вмещающуюся в сердце.
Никогда больше не буду я одинока!
— Кагура…
Кто смеет чинить препятствия? Не вмешивайтесь! Вон отсюда!
— Ясумаса!!!
Крик заставил меня поднять тяжёлые веки, смеженные в сладкой дрёме. Бледное, как мел, лицо в обрамлении растрёпанных волос. Взгляд, исполненный ужаса, боли и омерзения. Химико.
— Ясу… родной!
Она кидается прочь, вниз по ступеням.
— О… вы убили его!!!
Я смотрю в глаза наставнице, та выглядит потрясённой, но все её чувства, столь явственно проступившие в тёмных провалах глаз, не идут ни в какие сравнения с моими. Кагура…
— Как ты могла? А я поверила… Будь ты проклята, старая карга! — Мне хочется ранить её смертельно, отвращение к себе и к ней заставляет струиться в жилах яд вместо крови. Только сейчас я вспоминаю про чашу, и хватаю её обеими руками, чтобы разбить, уничтожить, нанести вред…
Но вместо этого плюю и выплёскиваю содержимое в морщинистое лицо.
Хотела ли она усмехнуться или заплакать? Оправдаться или нанести ответный удар?
Теперь не узнать.
Золотая стрела, слиток боли и ненависти, отшвырнула меня к стене, словно куклу. Огромная лисица оскалилась, прежде чем вцепиться ведьме в горло и выволочь её на ступени. Как добычу, положила она безжизненное тело к ногам возлюбленного.
Тот даже не шевельнулся, чтобы принять дар.
Тогда она взвыла и накинулась на жертву, рыча и терзая её, разрывая на части, пожирая и превращая в ничто…
Когда потоки воды из потревоженного Святилища смыли тёмные пятна, ярость уступила скорби. Маленькая женщина упала на бездыханное тело, гладя мёртвого по лицу и шепча что-то отчаянное.
Шатаясь, я приблизилась и села рядом. Мне было безразлично, убьёт она меня или пощадит.
— Он умер. А я съела человека, и нисколько о том не жалею, — произнесла, наконец, она. — Я бы и тебя убила, но сил не осталось. Живи. Мне всё равно.
— Мне тоже.
Я протянула было к ней руку, но она увернулась, зарычав на меня, как зверь, защищающий детёныша. И тут я вспомнила.
— Тебе не всё равно. Ты забыла о ребёнке!
— О! — она прижала руки к животу. — Ребёнок… Но кем он родится теперь, после того, что случилось сегодня?
— Кем бы он ни родился, лишь от тебя зависит, каким он вырастет. Ведь именно в детях к нам возвращаются те, кого мы, казалось, утратили навеки, — молвила я, вставая. Химико взглянула на меня так, словно видела впервые, и я ещё подивилась, откуда в голове подобные мысли, свойственные скорее мне-прежней, чем мне-настоящей. Но времени на размышления не было. Знакомый голос напевал на ухо что-то утешительное, видения роились перед глазами, и Кагура… нет, Богиня влилась в моё тело, подобно бушующему потоку, увлекая меня за собой.
Будто со стороны, раздались мои слова, когда я поманила Химико вверх по ступеням. К изваянию той, что смеётся, несмотря на всю боль этого мира.
— Она всегда забирает, чтобы вернуть — и так вечно, вечно… Взгляни ей в лицо, сестра — неужели не видишь, как она милосердна? Ведь где смерть — там и жизнь!
Не представляю, что заставило меня поместить тело господина Татибаны в источник. Возможно, мико и впрямь успела передать часть знаний. Или сама Богиня действовала мной?
Так или иначе, но жизнь вернулась к возлюбленному моей подруги. Таинство, которое нельзя передать словами — вот, что это было. Он зашевелился и пробормотал что-то невнятное, Химико кинулась к нему на грудь, а я… я отошла в сторону, кутаясь в насквозь промокшую одежду и дрожа от холода и муторной слабости, подступающей к горлу.
Мы рассказали всё, умолчав лишь об одном — смерти Кагуры. Мне было слишком тяжело вспоминать об этом, а кицунэ, должно быть, боялась признаваться господину Татибане в том, как утратила всё человеческое.
Кроме этой тайны, ничто не должно было омрачать наше существование. И всё же частенько я ловила себя на мысли, что наши отношения с Химико никогда не станут прежними, и сбегала от счастливого семейства в Родниковое Святилище. Нежный голос унимал мою боль, напевая песни под музыку капель, и я открывала ему самые сокровенные глубины сердца.
Чаша отыскалась у стены, целая и без единой выщербинки. Я думала оставить её Богине, когда мы отправимся в путь, но в последний миг прихватила с собой, втайне от остальных.
На память о несчастной старухе, так и не сделавшейся моей наставницей.
И на горе — потому что со временем, втихомолку заглядывая внутрь, стала видеть я страшную картину: покалеченное тело, раздираемое на части острыми зубами.
В такие мгновения бежала я прочь от друзей, боясь лишь одного: причинить вред. Татибане, Химико, малышу. Жажда мести утихала, стоило мне остаться в одиночестве, теперь целительном; ложилась на дно и замирала до следующего раза. Не знаю, что заставляло меня разворачивать свёрток вновь. И как я могла быть настолько трусливой и жалкой, чтобы таить эту муку от окружающих…
Дальнейшее вам известно. Хитростью я вынудила господина Хитэёми увезти меня с собой, оставив друзей в крепости Хоруи. Думала, с ним будет легче, безопаснее для тех, кто мне дорог. Я ошибалась. А цена ошибки оказалась непомерно высокой.
