Леди, которая любила лошадей (СИ) - Демина Карина (мир книг .TXT) 📗
- А вы восстановите, как было.
- Если получится, - она легко вздохнула и спросила. – А вам, случайно, не доводилось слышать о золотых лошадях? Вы упоминали ведь про тех, которые на востоке, которых никто не видел, но про них знают. Хотя, конечно, тоже странно. Если никто не видел, то откуда знают?
Вдоль моря неспешно прогуливались отдыхающие. Девицы в пестрых платьях на морской манер, молодые люди, одетые по последней столичной моде, которая, как по Демьяну, была весьма странна, если не сказать, смешна.
Дамы постарше.
Няньки с детьми и гувернантки, чьи подопечные изо всех сил старались вести себя подобающе, однако сил не хватало, и то и дело раздавались восторженные девичьи визги.
- Отец… рассказывал. Ему случалось служить в степях. Он говорил, что я там на свет появился, но увы, сам я того за малолетством не упомню.
Ветер играл с бантами.
И воздушным змеем, которого запускал мальчишка лет этак десяти-одиннадцати. Сопровождаемый хмурым воспитателем, по виду военным, он был не по возрасту серьезен, и на змея, норовившего провалиться в воздушную яму, глядел с раздражением.
- Когда-то давно, когда степи были необъятны, когда море травяное занимало мир от края до края, жили в степях самые разные народы.
Вспомнился вдруг хриплый отцовский голос, и запах табака. Отец имел обыкновение набивать трубку туго, и табак использовал самый черный, крепкий. Оттого и дым выходил терпким, кусачим.
Странно, а давно уж казалось, что Демьян не помнит отцовского лица.
Лица он и не помнил.
А вот запах и руки – распрекрасно, и то кожаное седло, изрядно потертое, облупившееся с краю, но все одно любимое. И то, как разрешали ему чистить это седло, натирать пивом для сохранности.
Демьян мотнул головой, отгоняя непрошенные воспоминания.
- Жили они по-разному, кто разбойничал и в набеги ходил, возвращаясь с золотом и невольниками, а кто скот выращивал… не только лошадей.
- Но мы про них?
- Про них, - согласился Демьян, и отступил в сторону, давая дорогу юной барышне в пышном голубом платьице. За барышнею следовала степенная компаньонка в наряде скучном, сером, однако, если отрешиться от него, становилось очевидно, что та лишь немногим старше своей подопечной. – Средь множества племен было одно, которое поклонялось Матери Степей и хранило огонь, ею разожженный…
И почудилось, что в темно-вишневых очах Василисы вспыхнуло то самое забытое ныне пламя. Вспыхнуло и погасло.
- А главное, что боги в кои-то веки снизошли до людей, наделив каждого особым даром. Говорят, любой из того племени мог преобразить лошадь, наделить ее частицей духа, в котором равно сплелись солнечный пламень и ветер…
- Не любой, - едва слышно сказала Василиса.
А Демьян развел руками: он-то в подобные истории не верил. Наверное. Только вот вспомнилось вдруг, как туманился взгляд отца, когда тот заговаривал про степи.
И на губах появлялась усмешка.
И… будто не всерьез все.
- Становились такие кони быстрее ветра.
Море, еще недавно синее, яркое, вдруг перекинулось, переоделось в серо-свинцовые одежды. И ветер сделался сильнее, злее. Теперь он летел на берег, гнал перед собой табун злых волн и те, добравшись до гальки, разлетались белоснежными брызгами.
Василиса придержала шляпку.
- …легкие на ногу, они не знали усталости, и способны были лететь по-над степью и днем, и ночью…
Надо было бы возвращаться.
Погода портилась и стремительно, как бывает это лишь на побережье. Небо все еще отливало васильковой наивною синевой, но Демьян шкурой чувствовал, что спокойствие это продлится недолго.
- …еще говорили, что разумом они были равны людям, и уж если выбирали хозяина, то оставались верны ему до последнего вздоха.
- Печально.
- Печально, - согласился Демьян. – Стоит вернуться. Буря грядет.
- Еще нет, - Василиса прислушалась то ли к морю, то ли к ветру, но покачала головой. – Дождь будет, но не буря. Не та, от которой стоит скрываться.
Она встала на самом краю мощеной дорожки и раскинула руки, будто желая обнять море. И ветер, принимая вызов, что было силы толкнул ее. Но не опрокинул.
- Рассказывайте, - то ли попросила, то ли потребовала женщина, опалив Демьяна взглядом темных глаз. И теперь не оставалось сомнений, что в глазах этих пылало пламя.
А набережная опустела столь стремительно, что оставалось лишь удивляться, куда вдруг подевались все люди, которых еще мгновенье назад было много.
- Велика была милость богов, но и зависть человеческая тоже, - слова подбирать не приходилось, они сами, одно за другим, всплывали в памяти Демьяна. – Богател род, но чем больше богатства, тем больше становилось тех, кто желал бы забрать себе, что серебро, что чудесных лошадей…
Море темнело.
И небо.
Всполошенно голосили чайки, а волны подбирались ближе и ближе, того и гляди пролетят по галечной косе, перемахнут через каменную преграду парапета, которая и не преграда вовсе, и понесутся по узким улочкам города, напоминая людям, что есть истинная ярость стихии.
- Славны были воины рода, но на любую силу иная сила найдется. А если не сила, то обман и предательство.
Василиса так и стояла, то ли слушала, то ли на море глазела, и хотелось забрать ее, увести прочь, спрятать и от ветра, и от моря, и от всего мира. Только… Демьян отчетливо понимал: не позволит.
Ей нужно.
И море это, и ветер соленый, оставляющий на губах крохотные капли воды, будто слезы водяных коней. Или не водяных, но тех, что помнили истинную силу степи.
- И однажды пришли к старейшине забытого рода гости, и сказали, что славный воин желает взять седьмую дочь, ту самую, которая способна была слышать голоса духов и умела прясть пряжу из лунного света. Богатые дары предложили. И союз против врагов, коих было немало. Долго думал старейшина. И не потому, что не желал отпускать дочь, но потому как сомнения точили его сердце, словно червь яблоко.
- А вы умеете рассказывать, - Василиса обернулась. – Красиво, правда?
Небо почти легло на воду, и лишь узкая лента света отделяла одно от другого.
- Красиво, - согласился Демьян. – Но… возможно стоит уйти? Вы промокнете.
- Промокну.
- Заболеете.
- Нет… вряд ли… в детстве я часто болела, но не так, чтобы серьезно. А теперь вот и вовсе… иногда даже хочется. Но не выходит.
- И не надо.
Первая тяжелая капля разбилась о камень, оставив влажный след на нем.
- Он согласился?
- Кто?
- Тот старейшина. Он ведь согласился, верно? И сыграли свадьбу. И… на ней собрался весь род, правильно?
- Правильно, - Демьян подал руку, и Василиса ее приняла. Пусть она и не спешила уходить, но само то, что эта женщина находилась рядом, радовало. – Молодые принесли клятвы и обменялись кровью, их скрепляя. А после было веселье, и длилось оно день и еще ночь. На рассвете же случилось так, что гости взяли оружие и убили хозяев. Они вырезали всех, и молодых мужчин, и глубоких стариков, и детей.
За первой каплей упала вторая.
И третья.
А ветер вдруг стих, и море улеглось, растянулось темным одеялом.
- Победителям достались золотые табуны. И думалось им, что достаточно этого будет…
- Но нет?
- Нет, - пальцы переплелись.
Глупость какая.
Сентиментальщина, которая больше подошла бы какой-нибудь курсистке, нежели человеку взрослому, серьезному. Однако впервые за всю свою жизнь Демьяну решительно не хотелось быть ни взрослым, ни серьезным.
А хотелось вот так стоять под дождем.
И говорить.
Ибо, пока идет разговор, то существует и нить, связавшая его с Василисой. Стоит же замолчать, и все изменится.
- Слово было сказано. И скреплено кровью… табуны пали. В одну ночь не стало ни златогривых жеребцов, ни кобыл. Они просто легли на траву и больше не встали. Мой отец говорил, что, если верить легенде, то лошади плакали кровавыми слезами, как плакала и прекрасная дева, которой выпало хоронить и отца своего, и братьев, и всех, кого она любила…
