Миры Роджера Желязны. Том 22 - Желязны Роджер Джозеф (книги хорошего качества .TXT) 📗

Он испуганно перепорхнул на пару метров.

— Эй, ты что! Так не шутят!

Я расхохотался:

— А я думал — шутят. И пошел дальше.

Долгое время я пробирался по какой-то болотистой местности. Иногда случайный порыв ветра относил туман в сторону; тогда я спешил, чтобы пройти побольше, пока просвет не затянулся. Порой до меня доносились обрывки музыки — медленной и торжественной, исполняемой на каких-то струнных инструментах. Я пытался определить, откуда раздается эта музыка, но не мог.

Вот так и хлюпал я по этой болотине, пока не услышал слева окрик:

— Чужестранец! Остановись и воззри на меня!

Я опасливо остановился. Воззришь тут, когда сквозь эту мерзость ничего не видно.

— Привет, — сказал я. — Где ты там?

В этот момент туман разошелся, и я разглядел огромную голову. Тело, которому принадлежала эта голова, — тоже, надо думать, огромное — по плечи ушло в трясину. Кожа на лысой, как колено, башке была молочно-белая и бугристая — нечто вроде грубо обработанного мрамора. Глаза располагались точно на уровне моих; по контрасту с мертвенной белизной лица они казались черными, как уголь.

— Ясно, — сказал я. — Ты тут немного влип. Руки-то высвободить можешь?

— Если сделаю могучее усилие.

— Ладно, давай-ка поищем что-нибудь твердое и надежное, чтобы ты мог ухватиться. Руки у тебя, наверное, длинные, так что дотянешься далеко.

— В этом нет необходимости.

— Ты что, не хочешь отсюда выбраться? А чего же тогда орал?

— Нет, не хочу. Я просто желал, чтобы ты на меня воззрел.

— Ну хорошо, — сказал я. — Вот я на тебя и воззрел.

— Ты чувствуешь, насколько тяжело мое положение?

— Нет, не очень — ведь ты и сам себе помочь не хочешь, и от помощи со стороны отказываешься.

— А что приобрету я, освободившись?

— Твоя загадка — сам ее и разгадывай. Я повернулся с намерением уйти.

— Постой, о путник! Куда ты держишь путь?

— На юг, чтобы выступить в морализаторском спектакле.

Вдруг из тумана вылетел Хуги, опустился на мраморную лысину, долбанул ее клювом и расхохотался:

— У тебя что, Корвин, времени слишком много? Нашел с кем разговаривать!

Огромные губы беззвучно проартикулировали мое имя. Затем голова снова заговорила:

— Что, действительно тот самый?

— Тот самый, — подтвердил Хуги.

— Послушай, Корвин! — В голосе ушедшего в трясину гиганта слышалась тревога. — Ты собираешься остановить Хаос, так ведь?

— Да.

— Не надо. Не стоит оно того. Я хочу, чтобы все кончилось. Я желаю освободиться из этого положения.

— Так я же предлагал тебе помощь.

— Мне нужно иное освобождение. Полный конец всего этого безобразия.

— Чего же проще, — пожал я плечами. — Нырни с головой и вдохни поглубже.

— Я стремлюсь не только к личному завершению, но и к завершению всей этой глупой игры.

— Полагаю, найдутся люди, которые предпочли бы принять по этому вопросу свое, самостоятельное решение.

— Пусть им тоже придет конец. Наступит время, они окажутся в таком же, как я, положении и будут чувствовать то же, что я сейчас.

— И перед ними будет стоять тот же самый выбор. Пока.

Я повернулся и пошел.

— И ты, — прогрохотало мне вслед чудище, — и ты будешь в таком же положении!

Через несколько шагов меня догнал Хуги. Он завис надо мною, как вертолет, и опустился на конец посоха.

— До чего же приятно посидеть на ветке старины Игга, когда он не может… Ой!

Хуги взмыл в воздух и начал описывать круги.

— Лапу, лапу обжег!.. Как это он так сделал?

— Спроси чего полегче, — рассмеялся я.

Потрепыхавшись еще немного, ворон нацелился на мое правое плечо.

— Ничего, если я тут отдохну?

— Валяй.

— Спасибо. — Он немного потоптался по мне, устраиваясь поудобнее. — К твоему сведению, у этой Головы давно крыша поехала.

Я пожал плечами. Чтобы сохранить равновесие, безбилетный пассажир сжал когти покрепче и раскинул крылья.

— Он что-то такое нащупывает, — продолжал Хуги, немного успокоившись. — Но при этом исходит из совершенно порочных предпосылок, возлагая на мир ответственность за свои собственные просчеты.

— Нет, — я убежденно покачал головой. — Ничего он не нащупывает. Он не желает нащупать даже опору, которая помогла бы ему выбраться из болота.

— Я говорю в философском смысле.

— А, так ты про такое болото. Тогда плохо.

— Эта проблема находится в плоскости самосознания, эго, в плоскости взаимоотношений эго с миром и Абсолютом.

— Неужели?

— Да, конечно. От вылупления из яйца и до самой смерти мы плывем по поверхности событий. Иногда мы ошибочно решаем, что способны влиять на ход событий, и в нас возникает стремление. А это — прискорбная ошибка, ибо стремление порождает желание и создает ложное эго, заслоняющее чистое бытие, пребывание. В свою очередь эго бесконечно множит стремления и желания, а тогда уж ты погряз с головой.

— В болоте?

— Фигурально говоря. Нужно погрузиться в созерцание Абсолюта, полностью отбросить все фантомы, иллюзии, создающие ложное ощущение личности, отделяющее тебя от бытия, превращающее тебя в обособленный островок сознания.

— Помнится, у меня тоже была ложная личность. Она очень помогла мне стать Абсолютом, каковым я являюсь сейчас, — мной.

— Нет, это — тоже фантом.

— Тогда я, которым я буду завтра, поблагодарит его за это — так же, как я благодарю того, прежнего.

— Ты упускаешь из виду самое главное. Завтрашняя твоя личность тоже будет ложной.

— Почему?

— Потому что они все исполнены желаний и стремлений, отделяющих тебя от Абсолюта.

— А чего в этом плохого?

— Ты останешься один в мире призраков, в мире чужих, в мире феноменов.

— А я люблю оставаться один на один с самим собой. Я себе очень нравлюсь. И феномены мне тоже нравятся.

— Но ты всегда будешь ощущать присутствие Абсолюта, его зов будет вселять в тебя беспокойство.

— Прекрасно. Значит, можно особенно не спешить — он же всегда рядом. С другой стороны… да, я начинаю догадываться, что ты имеешь в виду. Он принимает форму идеалов. Этого добра у всех хватает. Если ты хочешь сказать, что я должен стремиться к своим идеалам, я и секунды спорить не буду.

— Твои идеалы — всего лишь мутные, искаженные отражения Абсолюта, а то, о чем ты говоришь, — всего лишь еще одно стремление, добавляющееся к прочим.

— Ну да, конечно.

— Вижу, тебе предстоит отучиться от очень многого.

— Если ты это про мой вульгарный инстинкт самосохранения — можешь и не надеяться.

Длинный пологий подъем кончился, перед нами была горизонтальная площадка — ровная, мощенная каменными плитами и слегка присыпанная песком. Здесь музыка слышалась вполне отчетливо, и тем громче, чем ближе подходил я к центру. Затем в тумане проступили какие-то смутные силуэты, совершавшие медленные ритмичные движения. Через несколько секунд я сообразил, что они танцуют под эту самую музыку.

Еще через несколько шагов я смог рассмотреть танцующих — симпатичная, вполне человеческого вида публика, одетая с придворной роскошью, они двигались в такт медленной мелодии, исполняемой укрывшимися музыкантами.

— По какому же такому случаю, — спросил я у Хуги, — устроили они бал, да еще здесь, посреди нигде?

— Они танцуют, — откликнулся ворон, — дабы ознаменовать твое прохождение. Это же не какие-нибудь там смертные, а духи Времени. Они начали свои дурацкие игрища в тот самый момент, когда ты вступил в долину.

— Духи?

— Ну да. Смотри.

Он покинул мое плечо, взлетел над площадкой и нагадил роскошно разодетой публике прямо на головы. Полужидкие сгустки помета проскочили сквозь танцующих, как сквозь голограммы, не оставив ни пятнышка ни на золотом шитых рукавах, ни на снежно-белых шелковых рубашках, никто из весело улыбающихся кавалеров и дам не сбился с такта. Хуги пару раз ехидно каркнул и вернулся на мое плечо.

Я укоризненно покачал головой:

— В этом не было никакой необходимости. Великолепно танцуют.