Башня из пепла - Мартин Джордж Р.Р. (книги регистрация онлайн .txt) 📗
Но хоть сколько-то времени у меня оставалось! Я решил использовать его для того, чтобы писать рассказы — каждый день — и посмотреть, сколько я успею, прежде чем меня призовет Дядюшка Сэм. На департамент я трудился по вечерам, так что утро принадлежало мне. После завтрака я доставал свою портативную пишущую машинку, ставил на кухонный стол, включал, дожидался, когда она начнет тихонько гудеть, и принимался за дело. Я не позволял себе откладывать в сторону незаконченный рассказ, поскольку мне требовались завершенные произведения, чтобы попытаться их продать.
Тем летом я в среднем писал по рассказу каждые две недели. «Ночная смена», «Туннели были темными-темными», «Последний суперкубок», «Побочное дело» и «Никто не покидает Нью-Питсбург». А еще я написал «Мистфаль приходит утром» и «Второй вид одиночества». Итак, всего семь рассказов. Возможно, меня толкал вперед призрак Вьетнама, а может быть, чувство разочарования: у меня не было ни работы, ни подружки, ни той жизни, о которой я мечтал. («Никто не покидает Нью-Питсбург», хотя и самый слабый рассказ, написанный мной тем летом, очень хорошо отражает мои тогдашние настроения: Нью-Питсбург — это Байонна, а труп — я.)
Как бы там ни было, слова лились из меня рекой, как никогда. Все семь рассказов, которые я тогда написал, увидели свет, хотя некоторым из них потребовалось для этого несколько лет. Два из них оказались решающими для моей карьеры, и их я включил в данный сборник.
Правда, они были самыми лучшими! Я знал это, когда писал их, и сообщил свое мнение в письмах, отправленных Говарду Уолдропу тем летом. «Мистфаль приходит утром» стал самым совершенным рассказом из всех написанных мной, пока через несколько недель после него не появился «Второй вид одиночества». «Мистфаль» казался мне более гладким — грустный рассказ, где почти нет действия в привычном смысле этого слова, но, как мне казалось, пробуждающий чувства и хорошо написанный. С другой стороны, «Одиночество» представляло собой открытую рану, мне было больно его писать. Оно явилось настоящим прорывом в моем творчестве. Ранние рассказы рождались исключительно в голове, а этот был выстрадан сердцем — первый рассказ, заставивший меня почувствовать, что я уязвим, первый рассказ, который поставил передо мной вопрос: «Действительно ли я хочу, чтобы люди это читали?»
Я знал, что «Мистфаль приходит утром» и «Второй вид одиночества» могли разрушить или сотворить мою карьеру.
Следующие полгода у меня ничего не получалось. Ни один из рассказов не продался с первого раза. И даже со второго. И с третьего. Другие «летние» рассказы тоже не пользовались у издателей успехом, но именно отказ напечатать «Мистфаль» и «Одиночество» причинял мне невыносимую боль. Я не сомневался, что это сильные рассказы, лучшее, на что я был способен. Если издатели не хотят их брать... может быть, я просто не понимаю, что нужно, чтобы придумать хороший рассказ, и моя лучшая работа на самом деле ничего не стоит. Когда, с трудом передвигая ноги, рассказы возвращались домой, этот день я отмечал черным камнем. Черный день, за которым следовала черная ночь, наполненная сомнениями.
Нов конце концов моя вера была вознаграждена. Оба рассказа приняли в «Аналог», журнал, который гордился своими огромными тиражами и высоким рейтингом среди изданий подобного рода. Джон У. Кэмпбелл-младший умер той весной, и после неразберихи, царившей несколько месяцев, Бен Бова занял его место в качестве главного редактора самого уважаемого журнала, печатавшего научную фантастику. Я уверен, что Кэмпбелл ни за что не принял бы ни один из этих рассказов, но Бова намеревался вывести «Аналог» на новую дорогу.
«Второй вид одиночества» увидел свет первым, в декабрьском номере 1972 года, а замечательная иллюстрация к нему была напечатана на обложке, ее нарисовал Фрэнк Келли Фрис. Главный герой парил над завихрениями пространственной воронки. Это была моя первая обложка, и мне ужасно захотелось иметь оригинал. Фрис предложил мне его за двести долларов — но за рассказ я получил всего двести пятьдесят, так что не мог позволить себе такой роскоши. Зато я приобрел внутренний разворот на две страницы и эскиз обложки. Они замечательные, но я до сих пор жалею, что не купил картинку. Последний раз, когда я выяснял ее судьбу, оказалось, что нынешний владелец хотел продать ее за двадцать тысяч долларов.
«Мистфаль приходит утром» последовал за «Одиночеством» в мае 1973 года. Два рассказа, вышедшие друг за другом с таким коротким промежутком в лучшем журнале страны, привлекли внимание, и «Мистфаль» был номинирован на премии «Хьюго» и «Небьюла» — первая моя работа, удостоившаяся такой чести. «Хьюго» получила Джеймс Типтри за «Любовь — это программа, программа — это смерть», а «Небьюлу» — Урсула Ле Гуин за «Тех, кто уходит из Омеласа», но зато меня наградили красивым свидетельством, которое можно было вставить в рамку, а Гарднер Дозуа официально предложил мне стать членом Клуба номинантов, не получивших премию «Хьюго» и «Небьюла», повторив несколько раз: «Один из нас, один из нас, один из нас». Так что жаловаться было не на что.
Лето 1971 года оказалось поворотным в моей жизни. Если бы я смог найти работу для начинающего журналиста, то, скорее всего, выбрал бы обычную дорогу, которая дает зарплату и медицинскую страховку. Думаю, я продолжал бы время от времени писать рассказы, но, имея работу, которая занимала бы все мое время, не сочинил бы их слишком много. Сегодня я мог бы быть корреспондентом «Нью-Йорк тайме» в какой-нибудь другой стране, репортером, пишущим развлекательные статьи для «Вэрайити», обозревателем, появляющимся ежедневно в трех сотнях газет страны... или, что более вероятно, мрачным, потерявшим иллюзии литобработчиком газетных статей для «Джерси джорнал».
Но обстоятельства заставляли меня делать то, что я люблю больше всего на свете.
То лето закончилось счастливо и в остальном. К великому изумлению всех, кто меня окружал, я получил именно тот статус, о котором шла речь в прошении. (Возможно, этому поспособствовал «Герой»: я отправил рассказ вместе со своим заявлением.) Однако в конце лета меня все равно призвали на службу... но вместо Вьетнама я направлялся в Чикаго для прохождения двухгодичной альтернативной службы в организации «Добровольцы на службе Америки».
В течение следующих десяти лет я организовывал шахматные турниры и преподавал в колледже — только чтобы платить за квартиру. После 1971 года, когда меня спрашивали о моей профессии, я всегда отвечал: «Писатель».
Герой
© Перевод В. Гольдича, И. Оганесовой.
Город умер, и пламя пожаров окрасило в алые тона серо-зеленое небо над ним.
Он умирал долго. Сопротивление продолжалось почти неделю, и время от времени на улицах шли жестокие сражения. Но в конце концов завоеватели одержали верх — как и над многими другими защитниками самых разных городов в прошлом. Они воевали и побеждали под лазурными небесами, и под золотистыми, и под чернильно-черными.
Первыми нанесли удар парни из Метеослужбы, в то время как главные силы находились в сотнях миль к востоку. Бури и грозы, сменяя друг друга, день и ночь метались по улицам города, мешая горожанам строить оборонительные сооружения и ввергая в уныние.
Подойдя к городу, захватчики спустили на него ревунов. Несмолкаемый пронзительный вой заполнил улицы, и деморализованное население попряталось по домам. А потом в дело вступили основные силы, и на город обрушились бомбы, начиненные вирусом чумы.
Но даже и тогда оставшиеся в живых горожане пытались оказать сопротивление. Прячась за поспешно выстроенными укреплениями, они обстреляли врага из ядерного оружия, и им даже удалось уничтожить целый полк, чьи защитные экраны не выдержали перегрузки во время неожиданной атаки. Впрочем, это был всего лишь жалкий жест отчаяния. Снаряды дождем посыпались на город, и огромные тучи кислотного газа нависли над долиной. Под прикрытием этих туч в наступление пошла армия Земного экспедиционного корпуса и смяла последние защитные рубежи.
