Царь Каменных Врат - Геммел Дэвид (читать книги полностью TXT) 📗
Истинный мистик Катан.
Их души странствовали, выслеживали Черных Храмовников, прятали в тумане следы Тенаки-хана и его спутников.
Аквас вернулся первым. Он открыл глаза и почесал свою светлую бороду. Вид у него был измученный.
— Нелегко это, отец, — сказал он. — Сила Черных Храмовников очень велика.
— Наша тоже. Продолжай.
— Их двадцать человек. В Скултике на них напала шайка разбойников, но Храмовники перебили всех с поразительной легкостью. Они в самом деле превосходные воины.
— Далеко ли от них Факелоносец?
— Меньше чем в сутках пути. Нам не удастся слишком долго обманывать их.
— Даже несколько дней сейчас бесценны. Они не пытались еще раз напасть на него ночью?
— Нет, отец, — но думаю, еще попытаются.
— Отдохни теперь, Аквас. Пусть Торис и Ланнад сменят тебя.
Настоятель вышел из комнаты, прошел по длинному коридору и медленно спустился вниз, в огород Декадо. Темноглазый монах встретил его улыбкой.
— Пойдем со мной, Декадо. Я хочу показать тебе кое-что.
Ни слова более не говоря, он повернулся и повел монаха вверх по ступеням, к дубовой двери. Декадо остановился на пороге — за все годы в монастыре он ни разу не поднимался туда.
— Пойдем! — обернулся к нему настоятель.
За дверью было темно. Необъяснимый страх охватил садовника — казалось, его мир ускользает от него. Он задрожал, сглотнул комок, глубоко вздохнул и последовал за настоятелем.
Они шли через лабиринт коридоров, но Декадо не смотрел ни вправо, ни влево, не сводя глаз с серой сутаны идущего впереди. Настоятель остановился перед дверью в форме древесного листа. Ручки на ней не было.
— Откройся, — прошептал настоятель, и дверь медленно ушла вбок, в стену. За ней открылось длинное помещение Тридцать серебряных доспехов поблескивали в полумраке, покрытые ослепительно белыми плащами. Перед каждым стоял столик с мечом в ножнах и шлемом, увенчанным плюмажем из белого конского волоса.
— Знаешь, что это такое? — спросил настоятель
— Нет. — С Декадо градом лился пот. Он протер глаза, и настоятель с тревогой заметил в его взгляде прежнюю настороженность.
— Это доспехи, которые носили Дельнохские Тридцать, возглавляемые Сербитаром, — те, что погибли в бою во время Первой Надирской войны. Слышал ты о них?
— Конечно.
— Расскажи мне, что ты слышал.
— К чему все это, отец настоятель? Меня ждет работа в саду.
— Расскажи мне о Дельнохских Тридцати, — приказал настоятель.
Декадо откашлялся.
— Они были монахи-воины — не такие, как мы. Они обучались воинскому искусству долгие годы, а потом выбирали себе войну и шли на нее умирать. Сербитар привел Тридцать в Дельнох, и там они помогли Бронзовому Князю и Друссу-Легенде. Сражаясь вместе, они обратили вспять орды Ульрика.
— Но почему священники взялись за оружие?
— Не знаю, отец. Это для меня непостижимо.
— Так ли?
— Ты учил меня, что всякая жизнь для Истока священна и что убийство — преступление перед Господом.
— И все же мы должны сражаться со Злом.
— Но не оружием Зла.
— Допустим, мужчина занес копье над ребенком. Что ты будешь делать?
— Я остановлю его — но не убью.
— Как ты его остановишь? Ударом?
— Да, возможно.
— Допустим, он неудачно упал, ударился головой и умер?
— Нет... да... не знаю.
— Будет ли на тебе грех? Мы стремимся к миру и гармонии, сын мой, — мы жаждем их всею душой. Но мир вокруг нас диктует свои требования. В этой стране более нет гармонии. Здесь правит Хаос, и страдания народа ужасны.
— Скажи то, что хочешь сказать мне, отец.
— Это нелегко, сын мой, ибо мои слова причинят тебе великую боль. — Настоятель положил руки ему на плечи. — Это — Храм Тридцати. И мы готовимся выступить против Тьмы.
— Нет! — отпрянул Декадо.
— Я хочу, чтобы ты выступил вместе с нами.
— Я верил в тебя. Я тебе доверял! — Декадо отвернулся, увидел перед собой доспехи и, вздрогнув, обратился к ним спиной. — Я от этого хотел укрыться здесь: от смерти и от резни. От острых клинков и изувеченных тел. Я был счастлив здесь — а теперь ты отнял у меня счастье. Идите, играйте в солдатики. Я уже в эти игры наигрался.
— Ты не сможешь прятаться вечно, сын мой.
— Прятаться? Я пришел сюда, чтобы стать другим.
— Нетрудно стать другим, когда самая большая твоя забота — сорняки на огородной грядке.
— Что это значит?
— Это значит, что ты был полубезумным убийцей — человеком, влюбленным в смерть. Теперь я даю тебе шанс проверить, изменился ты или нет. Надень доспехи и выйди вместе с нами против сил Хаоса.
— Чтобы снова научиться убивать?
— Там видно будет.
— Я не хочу убивать. Хочу жить среди моих растений.
— Думаешь, я хочу на войну? Мне скоро шестьдесят. Я люблю Исток, люблю все, что растет или движется. Я верю, что жизнь — величайший дар во Вселенной. Но в мире есть зло, и с ним нужно бороться. Побеждать его. Чтобы другие могли насладиться прелестью жизни.
— Замолчи! — вскричал Декадо. — Ни слова больше! Проклятие!
Чувства, которые он подавлял долгие годы, бурлили в нем, и забытый гнев жег его ударами огненных плетей. Какой же он был дурак — укрылся от мира, копаясь в земле, словно какой-нибудь потный крестьянин!
Он шагнул к доспехам, стоявшим с правого края, и рука его сомкнулась на рукояти слоновой кости. Одним плавным движением он обнажил клинок, и сладкая дрожь пронизала его тело. Клинок был из стали-серебрянки, острый как бритва и идеально уравновешенный. Он повернулся к настоятелю и на месте прежнего господина увидел старика со слезящимися глазами.
— Этот твой поход, он имеет какое-то отношение к Тенаке-хану?
— Да, сын мой.
— Не называй меня так, монах! Никогда не называй. Я не виню тебя — я сам был дураком, когда поверил тебе. Ладно, я пойду с твоими монахами, но только чтобы помочь моим друзьям. И не дерзай командовать мною.
— Я никак не смогу командовать тобой, Декадо, — особенно теперь, когда ты выбрал свои доспехи.
— Мои доспехи?
— Узнаешь ли ты руну на шлеме?
— Это старинная цифра «один».
— Эти доспехи носил Сербитар. Теперь их будешь носить ты.
— Но ведь он был главой Тридцати?
— Как и ты.
— Вот, значит, каков мой жребий — возглавить сборище монахов, которым вздумалось поиграть в войну. Прекрасно — с чувством юмора у меня все в порядке.
Декадо расхохотался. Настоятель прикрыл глаза и вознес безмолвную молитву — за смехом он слышал крик страдающей души. Отчаяние охватило старого священника, и он вышел из комнаты, преследуемый раскатами безумного смеха.
«Что ты натворил, Абаддон?» — спросил он себя.
Со слезами на глазах он вошел в свою келью и упал на колени.
Декадо нетвердым шагом вернулся в свой огород и недоуменно воззрился на ровные ряды растений, аккуратные изгороди и тщательно подстриженные кусты.
Он пинком отворил дверь своей хижины.
Менее часа назад она была его домом — домом, который он любил. Здесь он познал душевный покой.
Теперь она показалась ему грязной хибарой — он вышел и побрел в свой цветник. На белой розе появилось три новых бутона. В гневе Декадо схватился за куст, чтобы вырвать его с корнем, — и медленно разжал руку. Ни один шип не поранил его. Очень осторожно он разгладил смятые листья — и рыдания, сотрясшие его грудь, излились в слова:
— Прости меня.
Тридцать седлали коней в нижнем дворе. Лошади еще не облиняли после зимних стуж — это была крепкая горная порода, быстрая, как ветер. Декадо выбрал себе гнедую кобылу, быстро оседлал ее и сел верхом, по обычаю «Дракона» расправив позади свой белый плащ. Доспехи Сербитара пришлись ему впору, как никакие другие; они облегали его, точно вторая кожа.
Настоятель Абаддон сел на гнедого мерина и подъехал к Декадо.
Декадо наблюдал за монахами, молча рассаживавшимися по коням, — и не мог не признать, что они проделывают это ловко. Каждый расправил свой плащ точно так же, как Декадо. Абаддон с грустью поглядывал на своего бывшего ученика. Декадо гладко выбрился и стянул свои длинные темные волосы на затылке. Глаза его блестели, на губах играла легкая насмешливая улыбка.