Дракон мелового периода - Гурова Анна Евгеньевна (библиотека книг бесплатно без регистрации .TXT) 📗
На мгновение я онемела от такого оскорбления, а потом яростно выкрикнула:
– А спорим, что я первая доберусь до следующего яруса?
И кинулась бежать по дороге к метро.
11
Старая Деревня преображается безлунной ночью
Я вернулась домой в шестом часу. Родители с работы еще не пришли, да оно и к лучшему. Вид у меня был колоритный – аж люди сторонились в общественном транспорте. Вся насквозь пропахшая дымом, по уши в грязи и известке, лицо в черных разводах от липкой сажи, куртка разорвана по шву – видно, за что-то зацепилась, пока летела сквозь перекрытия, пятки болят, спина в синяках… Прямо от дверей я ринулась в ванную и провела там не меньше часа, стирая одежду и отмываясь сама. Мой замечательный фонарик так и сгинул, остался на третьем ярусе. Зато рюкзак уцелел, а вместе с ним и добытое сокровище – обрывок загадочного текста.
За окнами было тепло и зелено, со двора доносились детские голоса. Благоухая персиковым шампунем, я вышла из ванной, закуталась в мамин купальный халат, налила чаю, сделала пару бутербродов и с полчаса сидела у стола и сушила волосы, ни о чем не думая, молча наслаждаясь тишиной, чистотой и покоем. Потом пошла в прихожую, где рядом с двумя монстрами, похожими на лапы больного проказой крокодила, – моими кроссовками – валялся грязный и пыльный рюкзак. Стараясь не запачкаться, я достала из внешнего кармашка свою добычу, вернулась с ней на кухню, расправила лист и принялась изучать его. «Истинный целитель знает…» Кто это такой, и что он там знает? «Я выхожу из тьмы луны…» Кто это «я»? Может, в том тексте таится скрытый смысл? Да-да, наверняка так и есть. Символический язык, зашифрованное послание. Из детективных романов мне было известно, что каждый шифр имеет свой ключ. Значит, нужно искать ключ.
Поскольку после ванны меня разморило, то разум обратился на поиски легких путей. «Господи, да что я мучаюсь? – лениво думала я, вертя в руках лист. – Завтра съезжу, покажу его Хохланду. Наверняка он знает, что означает эта тарабарщина. Или к Антонине обращусь – кстати, и ехать далеко не надо».
Я перебралась к телефону. У Хохланда никто не брал трубку. У Антонины незнакомый женский голос сообщил, что наставница уехала отдыхать – «буквально вчера, ах, как вам не повезло; да, до конца лета, на Украину, к родственникам. Нет, позвонить туда никак нельзя, извините…»
Новость меня огорчила. Антонина была мне нужна здесь: во-первых, я так и не посоветовалась с ней, как вести себя с Хохландом, чтобы его от меня не слишком тошнило, а во-вторых, в глубине души я рассчитывала на ее помощь, если дела с библиотекой обернутся как-нибудь не так.
Золотые лучи вечернего солнца дрожали на паркете. За окном черной вспышкой промелькнула птица.
«А погода-то какая хорошая! – неожиданно обратила внимание я. – Классный июньский вечер, сейчас только гулять!» Я захотела было позвонить Маринке, помириться и пригласить съездить в Озерки искупнуться, но и по ее номеру в трубке слышались только долгие гудки. «Бродит где-то… без меня. Ну и ладно, – миролюбиво подумала я. – Пойду погуляю одна».
Сборы вопреки ожиданиям затянулись надолго. Пока я искала купальные принадлежности, пришла с работы мама и устроила выволочку за кроссовки и рюкзак, а потом не отпускала, пока не приготовила ужин; не успела я поужинать, как явился папа, и мы проболтали с ним еще с полчаса «за жизнь». В общем, когда я наконец вышла из дома, был уже девятый час, и солнце ощутимо клонилось к закату.
Я шла к метро, помахивая пакетом с купальником и полотенцем, и бездумно глазела по сторонам – как небо постепенно меняет цвет с лазурного на малиновый, как ветер полощет зеленые кроны старых кленов у дороги, – и всеми порами впитывала нагретый за день воздух, пахнущий бензином и сиренью. После утренних приключений я испытывала потребность разгрузить как мозги, так и нервную систему, и купание для этого казалось мне в самый раз. На Савушкина я попала в плотный людской поток, тоже стремящийся к метро: в основном молодежь, девчонки и парни, с пивом в руках, загорелые и еще не очень, ехали оттягиваться в центр, либо в Озерки, либо на Крестовский – а куда еще можно пойти в такую шикарную погоду?
До метро мне оставалось метров пятьсот, когда улицу Савушкина накрыла тень и все теплые живые краски уходящего дня вмиг стали холодными и сумрачными. Как-то вдруг ощутимо похолодало. Я подняла глаза и увидела, как край багрового солнца скрывается в быстро наползающей с запада сизой туче. «Вот, блин, выкупалась», – ругнулась я. Дольше надо было собираться! Я ускорила шаг, надеясь, что до Озерков эта туча не долетит. Но туча оказалась шустрой. До метро было еще топать и топать, а небо окончательно затянуло, и улица Савушкина погрузилась в полумрак. На закате начало погромыхивать. Где-то вдалеке магниевой вспышкой блеснула зарница. Толпа вокруг меня как-то незаметно рассосалась. С неба накатил легкий шелест дождя. Холодные капли застучали по голым плечам, с каждым мгновением все сильнее и чаще. Я подумала, что надо бы спрятаться, пока не началось.
Я успела. Только я шмыгнула под раскидистый клен, как шелест дождя превратился в грохот ливня. Прямо надо мной грянул гром. По асфальту побежали ручьи. Вода пузырилась и булькала, как будто кипела в лужах. В воздухе повисла водяная дымка – это разбивались мелкие капли. Я стояла и смотрела на это холодное кипение воды, чувствуя радостное возбуждение. Мне всегда нравились грозы.
Я простояла под кленом минут пятнадцать, растворяясь в глухом грохоте ливня и высматривая в небе вспышки молний. Потом это дело стало мне надоедать. Ливень не подавал никаких признаков завершения, небо плотно обложили иссиня-серые тучи; к тому же холодные капли начали просачиваться сквозь густую листву. Все шло к затяжному дождю, который безнадежно срывал мне планы на вечернее купание.
«Черт, когда же он закончится!» – бормотала я, ежась от холода и сырости. Похоже, мне предстояло идти – вернее, бежать – обратно домой. Неожиданно мною овладел приступ упрямства. В конце концов, мастер я или кто? На что меня учили целый год управлять реальностью, если я не могу справиться с такой пустяковой проблемой, как дождь? Тут ведь даже не требуется трансформировать материю – достаточно просто вызвать ветер, чтобы он отогнал эту несвоевременную тучу куда-нибудь в Купчи-но или, еще лучше, на Финский залив. Где здесь творчество? А если нет творчества, то я ничего и не нарушаю!
Приняв решение, я развеселилась. А потом сосредоточилась и начала представлять себе ветер. Северный ветер, студеный и мощный, из тех, что стремительно гонит по небу облака, но почти не чувствуется внизу; из тех, что кажется далеким дыханием какого-нибудь недоброго божества, о котором невольно думаешь: хорошо, что он там, а я тут… Прошла минута, потом вторая, и что-то в природе изменилось. Я еще не ощущала этого дыхания, и тучи все так же неспешно и тяжело ползли по небу, но уже чувствовала – заработало. Процесс пошел.
Под ненадежную крышу из живых листьев вдруг впорхнула бабочка-лимонница. Наверно, она тоже пряталась от дождя. Бабочка расположилась прямо на моей руке, медленно шевеля крыльями.
– Привет, – сказала я ей. – Расслабься, сейчас дождь пройдет, и просохнешь.
Бабочка раскрыла крылья. Мне почудилась какая-то неправильность.
«Они же только что были желтые, – сообразила я. – А теперь стали серые…»
Не успела я осмыслить этот факт, как бабочка удивила меня еще больше. Она исчезла. Не улетела, а просто растворилась в воздухе.
Что-то пошло неправильно. Я быстро выглянула из своего убежища, осматривая улицу. Дома и деревья почти скрылись в водяной дымке. Шел дождь. Людей не было. В потоках ливня все казалось серым, бесцветным. Дождь смывал улицу Савушкина, как мы на уроках живописи смывали неудачные акварели. Вот пропал один дом, вот второй… Вот тротуар устремился куда-то вверх, а проезжая часть, наоборот, опустилась вниз… Вот из пелены дождя, выше самых высоких домов, выступили толстые корявые ветки деревьев… Все происходило тихо, плавно, бесшумно. Я наблюдала за этими метаморфозами, оставаясь на месте, не суетясь и не делая пока никаких выводов, – просто ожидая, чем все кончится.
