Хранитель Силы - Алексеев Сергей Трофимович (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .TXT) 📗
– Запрос сделали, подняли старые дела.
– Это невозможно! Дела, которые вел Пронский, уничтожены.
– Откуда такая информация? – Он не мог скрыть удивления.
– От верблюда…
– Оказалось, сохранили! Но вытащили из какого-то спецархива.
– Все равно не может быть! Я их всех помню, как детей. Притыкина среди фальшивомонетчиков того времени не было!
– Откуда вам знать – было, не было?
– Я не слышал такой фамилии!
– Вот как! А Самохина помните? Слышали о таком?
– Фальшивомонетчик Самохин был студентом Строгановского училища, между прочим. – Мавр помедлил. – Резал деревянные клише на досках из выдержанной акации…
И замолк, вспомнив верстак и резцы в комнате у тестя.
– Он женился и взял фамилию жены, Притыкиной Варвары Михайловны, вашей покойной тещи.
– Не верится, – сам себе сказал Мавр потрясенно. – Такой круг пройти, чтоб снова пути пересеклись… Вот почему он накинулся!
– Все возвращается на круги своя, – блеснул ученостью Рябов. – Фатальная неизбежность…
– Ничего себе, встреча!.. Он ведь узнал меня! То-то шрам полез щупать…
– Узнал? Любопытно! – Подполковник встал сзади Мавра. – Хотите сказать, вы упекли тестя? И фамилия ваша Пронский? А Коноплевым стали, конечно же, после женитьбы?
– Уйди из-за спины, не люблю! – прорычал Мавр. – Сядь и не прыгай. Хотите сказать!.. Что я хочу сказать, ты еще слушать не дорос! Я действительно Александр Романович Пронский. Пригласи начальника управления!
Рябов не сел, однако и в затылок больше не дышал, зашел сбоку.
– Прикинуться душевнобольным не выйдет. Не советую вам кричать, буйствовать, все это бесполезно… В нашем регионе время от времени появляется фальшивая валюта. Очень высокого качества, в Москву на экспертизу отправляем – фальшивая. А в последнее время и российские дензнаки. Вам, Виктор Сергеевич, и в самом деле не семнадцать лет, тем более вашему подельнику Притыкину… Право же, смешно утверждать, что вы – Пронский. Несмотря на его награды, попавшие к вам…
– Я требую начальника управления!
– Может быть, настала пора снять грех с души?
– Ну, будь по-твоему. Настала так настала, – вдруг согласился он. – Дай ручку и бумагу. Сейчас напишу явку с повинной.
Подполковник пощупал его насмешливым взглядом, положил несколько листков и стержень от ручки. Мавр оторвал маленький клочок от уголка и написал восьмизначный литерный шифр.
– Шуруй к начальнику. И время на все про все – полчаса. Правительственная связь должна быть в этом же здании. Может, еще на поезд успеем… Да! И чтобы жену мою доставили на перрон, проводить. Это в качестве контрибуции, за оторванные погоны и оскорбленные чувства.
Рябов посмотрел на бумажку, потом на него: должно быть, что-то слышал о подобных шифрах, но никогда с ними не сталкивался.
– И куда мне с этим прикажете?
– К начальнику, олух царя небесного!
– А ему куда?
– В свою московскую контору, должно быть. Не знаю, какой теперь отдел занимается. Найдет, не маленький!
Рябов для порядка помедлил и все-таки позвал лейтенанта в форме, посадил в своем кабинете присматривать за генералом и удалился. Мавру надоело играть в переглядки со своим стражником, он осторожно стянул газету со стола и сделал вид, что читает.
В последний раз он пользовался шифром в восемьдесят первом, когда они ходили с Радобудом искать затонувшие древнегреческие суда. Легли спать в своих, а проснулись в нейтральных водах и были задержаны пограничниками, которых сильно смутило водолазное оборудование на борту катера. Тогда их мытарили четыре дня и, когда возбудили уголовное дело, пришлось раскрыться.
К назначенному времени подполковник не успел, и вернулся, когда до отправления поезда осталось семь минут, причем не один – с начальником управления, тем самым тучным, широким мужчиной в гражданском. Мавр встретил их сидя, как полагается старшему по званию, да еще ногу на ногу положил.
– Ну и что, господа чекисты? Есть еще государственность в нашем отечестве?
Начальник прямо не смотрел на Мавра, как девица, отводил глаза, однако вместе с провинциальной стыдливостью в его редких, коротких взглядах чувствовалась настороженность и любопытство. Он подал руку, после чего выпроводил из кабинета Рябова и лейтенанта.
– Прошу прощения, товарищ генерал, – сказал в сторону. – Вы же знаете, в нашей работе никто не гарантирован от недоразумений. Если бы вы сразу предъявили шифр…
– Спасибо, что не сгноили в подвале, а только приморозили. Я же человек теплолюбивый…
– Извините, товарищ генерал, отопление еще не включили…
– Ладно, – оборвал Мавр. – Какие ваши дальнейшие действия?
– На наш поезд вы уже не успеваете, – заторопился начальник. – Посадим на Мурманский, через четыре часа. До станции Мудьюга отправим на машине.
– Слава Богу, еще не все развалили, – пробурчал Мавр. – Оказывается, еще зачатки государственности наблюдаются. А так бы сгноили в подвале… Где мой тесть Притыкин?
– Его сейчас доставят сюда.
– А моя жена?
– Извините, товарищ генерал, – начальник замялся. – Придется проститься здесь… Проблемы с конвоированием, нужен автозак… – и вдруг добавил со скрытым недовольством: – После событий девяносто третьего МВД усилилось, наша служба на втором плане…
– Ну что же, простимся здесь…
– В Москве вас встретят! – оживился он. – Все будет в лучшем виде.
– Зачем это? – Мавр насторожился. – Это лишнее, отмените.
– Помогли бы перебраться с вокзала на вокзал: Притыкин – инвалид, на метро с вещами…
– Чья инициатива? Московская?
– Просили сообщить номер вагона, поставить в известность начальника поезда. И наказать проводникам, чтоб присматривали…
4
Скорята знал много больше, чем говорил: сказывались хохляцкие крови, не раз спасавшие его от наказаний во времена, когда еще служили они командирами взводов. У него был редкостный по мощи инстинкт самосохранения и ген жизнелюбия. Хортов об этом давно знал и ничего выпытывать не стал, добросовестно исполнил все просьбы законника и поехал к себе на Чистые Пруды.
По пути он зарулил на оптовый рынок, купил водки и продуктов для магарыча Кужелеву, и когда вернулся к машине, обнаружил возле нее пожилую цыганку в очках с толстыми стеклами и высокой палкой в руках. Опираясь на нее, она смотрелась в лобовое стекло, как в зеркало, и что-то бормотала. Бросился в глаза ее наряд – не пестрый и неряшливый, как обычно бывает у московских цыганок, а вполне приличный, из тончайшего, отглаженного шелка зеленых и бирюзовых тонов, грудь была увешана множеством ниток настоящего жемчуга, мочки ушей оттягивали огромные и причудливые золотые серьги, напоминающие свитые листья, на запястьях позванивали десятки браслетов в виде сплетенных в косички колец.
И только шуршащая под ветерком цветастая шаль с кистями, наброшенная на плечи, показалась банальной и дешевой. Она стояла и рассматривала его с типичной цыганской непосредственностью – выбрала жертву и собиралась пристать с гаданием.
Хортов открыл машину, сложил пакеты на заднее сиденье.
– Здравствуй, странник, – вдруг сказала она. – Как поживаешь?
– Я не странник, – обронил Андрей, усаживаясь за руль.
– Значит, бродяга!
– Найди себе другую жертву. Смотри, сколько людей вокруг!
– Еды купил, вина – гостя ждешь. А гость твой – военный. Но ты его не любишь, и привечать нужда заставляет.
Он запустил двигатель, сказал добродушно:
– Отойди, а то задавлю ненароком.
– Опасность тебе грозит. Смотри, берегись черных людей!
– Вот я и берегусь! Иди с дороги!
– Я не черная, я седая. Меня можно не бояться. И послушай старую цыганку. – Она приблизилась к дверце и склонилась, опираясь на пачку. – Не разгребай муравейника, не отнимай у насекомых яйца, без толку все. Не успеешь оглянуться, снова построят, отложат новых деток и тебя покусают. Не там ты счастье ищешь.
– Все равно не буду гадать у тебя, не старайся.
