Почему я не люблю дождь - Петерсон Андрей Викторович (онлайн книга без .TXT) 📗
Она чувствовала, что сползает, соскальзывает в мягкое, убаюкивающее небытие, оставляя свое не нужное больше ей тело тому… Тому, кто… Тому, кто страстно этого желал. Но даже это не могло удержать ее в сознании и она скользила дальше и глубже, и только рука ее, подчиняясь раз и навсегда вбитым рефлексам, продолжала судорожно сжимать рукоять меча, такого никчемного и бесполезного перед лицом этого нового врага.
Осси тонула. А вместе с ней тонули мысли, растворяясь в вязкой темноте выплеснувшегося отражения, тонули воспоминания, угасая и испаряясь в окутавшем ее безвременье, а мечты… Мечты и желания покинули ее плененную душу первыми, освобождая место для новых целей и устремлений, порожденных чужим телом и чуждым миром.
Все быстрее вращались радужные колеса, все бледнее они становились, и все больше жгло опаленное дыханием тени лицо. Осси срывалась в бездну, и не было, казалось, в целом мире силы способной это остановить…
Впрочем, сила такая была, и была она совсем рядом. Слеза Лехорта, бережно упакованная в походном рюкзаке леди Кай, способна была вызвать к жизни если не саму погибель, то очень близкое ее подобие, и шутя и играючи стереть с лика земного не только пару старых зеркал с одичавшими от скуки отражениями, но и саму эту Ступень Странника, отправив ее в бесконечный дрейф по волнам забвения. Вот только…
Вот только не знала этого Осси Кай. А если б даже и знала, то все равно не дотянулась бы до Слезы, ибо к этому моменту даже проблеска мысли уже не было в ее сознании. Она угасала…
Все, что произошло с леди Кай, случилось слишком быстро даже для хилависты. Но все же его рефлексы, подстегнутые к тому же узами крови, породившими в самом его сердце невыносимую жгучую боль, оказались быстрее. Да и не могло его отражение чье-то врасплох застать, даром, что и сам он был порождением зазеркальных глубин.
Едва заметив – даже не заметив, а только лишь угадав намерение тени выплеснуться наружу, он моментально покрылся влагой, – будто испарина на гигантском лбу выступила, и заблестел, резко увеличивая свое альбедо [12]. А в тот момент, когда леди Кай с грохотом приложилась об пол, он, будто устав отражать чужой свет, вспыхнул сам, да так, что стоявший рядом комод вмиг обуглился, а в комнате на краткий миг не осталось ни одной тени. Все они сгорели в белом пламени вспыхнувшего над самым полом солнышка.
С хрустальным звоном разлетелось в мелкие осколки полотнище зеркала, а черную мразь, опутавшую неподвижно лежащую на полу леди Кай, сдуло солнечным ветром будто пыль. Сдуло и сожгло дотла, не оставив даже пепла, и развеяв в воздухе без следа. Лишь долгий протяжный крик еще долго гулял от стены к стене, но Осси его не слышала. Как не слышала она и тяжелого вздоха хилависты, только что спасшего ей жизнь…
Очнулась она оттого, что кто-то вылизывал ее лицо огромным шершавым языком, как делают это пастушьи собаки в горах, спасая занесенных лавиной людей. Прикосновения эти были приятными, нежными и в то же время омерзительными. Причем, чем дальше, тем больше брезгливости они рождали и, наверное, именно это нарастающее в ней чувство гадливости и привело ее в себя окончательно.
Застонав, Осси приподнялась и села, облокотившись на почерневший от недавней вспышки комод, и, поднатужившись, отпихнула двумя руками хилависту, все еще продолжавшего вылизывать ей лицо.
– Все-все. Хватит…
Хилависта с сомнением глянул на нее, но возражать не стал, чуть откатившись назад.
– Ну как ты?
– Ничего… – Осси поморщилась и потерла висок. – Голова раскалывается… Жутко просто…
– Пройдет, – буркнул Ташур. – Всегда проходит, и сейчас пройдет.
Что-то не весел ее герой был. Да не то, что – не весел, а просто – хмур, как туча.
– Спасибо тебе… Если б не ты – не знаю, чтоб со мной было…
– Если б не я – тебя бы уже не было, – проскрипел хилависта. – А если б не дурь твоя, то ничего бы этого вообще не было.
– В смысле? – Снова поморщилась Осси. Каждое слово, каждый звук рождали новую боль, отзываясь глухим ударом молота в голове.
– В смысле, что незачем было тогда в предел отражений солнечный свет тащить и им там махать во все стороны! И в смысле, что говорил тебе к зеркалам не лезть больше! – Заорал хилависта, и каждое его слово било как бог-колокол, чьи удары слышны за десяток горизонтов от Фероллы.
От крика его у Осси снова все поплыло перед глазами, и она покрепче ухватилась за толстую ножку шкафа, чтобы снова не грохнуться на пол. А хилависта не унимался:
– Говорил, или нет?
– Говорил, – прошептала Осси. – Не кричи так… Голова…
– Голова? – Взвился Ташур. – Ах, извините! Голова… Как же это я забыл?.. Голова… А ничего, что из-за тебя мне пришлось сомбору [13] укротить? У тебя, вот, голова болит, а ее больше нет!
– Сомбору? – выдохнула Осси. – Какую сомбору?
– Какую… – передразнил хилависта. – Сехену. Только тебя ж это не волнует, никчемка! А Сехена она… Она была такой красивой, – вздохнул он. – И доброй… Стихи любила…
– Красивой? – Осси тряхнула головой, позабыв, что делать ей этого сейчас никак нельзя. – Доброй? Ты что – ее знал? Эту… Эту… тень?
– Кому тень, а кому… – хилависта сокрушенно вздохнул. – Знал. И еще как знал… Мы с ней… Впрочем, теперь это уже не важно, а тебе – так и, вовсе, не интересно… В общем, знал!
– А как?.. – Осси поняла, что ничего, – вообще ничего, – не понимает. – Как ты мог ее знать, когда ты тут никогда не был?
– Где не был? – Теперь настала очередь удивляться Ташуру.
– Ну, тут. На Ступени на этой.
– А причем тут Ступень? Она же из зеркала…
– Ну, да, – согласилась Осси. – Из зеркала. А зеркало где стоит? Тут.
– Какая разница, где оно стоит, – снова заорал хилависта. – Не смыслишь ничего в этом, так и молчи! Я тебе почему тогда говорил, чтобы ты зеркал избегала?
– Не знаю, – пожала плечами леди Кай. – Я не поняла.
– Не поняла она! Да ты и не пыталась понять! Я же тебе сказал, что тебя запомнили!
– Сказал.
– Вот, видишь! А раз запомнили, значит – достанут! А уж из какого, там, зеркала, и где это будет – какая к бесам разница!
– То есть, ты хочешь сказать, – Осси даже приподнялась, – что эта тварь оттуда? Где мы, – ну, в смысле, – ты был?
– Оттуда! И отсюда! Отовсюду! Это все – одно и тоже. Только выходы разные, – прошипел Ташур. – И не тварь она! Она не виновата, что жрать ей хотелось…
– Одно и тоже? – Вот это было откровение. – То есть, ты хочешь сказать, что там – за зеркалом тот самый зал?
– Зал… не зал… Там – все, что хочешь. Все, что ты только сможешь себя внятно представить. Там – предел отражений, и попасть можно – куда тебе угодно. Понимаешь теперь?
– Начинаю понимать… – Осси покачала головой. – Обалдеть легче!
– Тебе это не грозит! Ты давно уже обалдела!
– А чего ж мы сюда тогда перлись? – Замечание хилависты интесса оставила без комментариев, до того она была этой новостью потрясена. – Могли же сразу… Прямо из зала.
– Не могли, – отрезал Ташур. – Я не мог потому, что места этого никогда раньше в глаза не видел, а что не видел – того, может, и вовсе нет. А раз этого нет, то и попасть туда нельзя. Это, что меня касается… А ты… Ты вообще ничего не можешь!
– А она как же? Сомбора, в смысле… Она это место, что же, выходит, знала?
– Ничего она не знала! Ей и не надо ничего знать было! Она тебя знала! И к тебе шла! И пришла вот… – хилависта замолчал.
– Так это что ж, – сообразила вдруг Осси. – Мне теперь и к зеркалу не подойти? Это так что ли выходит? А как же мне теперь?
– Как… как… Никак! – Отрезал хилависта. – Потерпишь. Если жизнь дорога, конечно.
– Потерпишь, – задумчиво повторила Осси. – Здорово! И сколько мне терпеть?
– Немного. Годка три-четыре… Память у них короткая. Отвлекутся на что-нибудь и забудут про тебя.
– Ты уверен?
Хилависта усмехнулся: