Атака неудачника - Стерхов Андрей (книги хорошем качестве бесплатно без регистрации .txt) 📗

Услышав такое, я потребовал:

— А ну-ка, подруга, с этого места поподробнее.

— Да какие там подробности, — прожевав очередной кусок, сказала Лера. — Влёт печатает только своих дружков, остальных гениев, желающих увидеть свои опусы изданными, отсылает в кассу. Всё просто до безобразия. Захотите, шеф, свой рассказик тиснуть, платите, и нет проблем.

— Вот так вот, значит, — задумался я.

— Ага, — кивнула Лера, тщательно облизала (не томно, как эти дуры из рекламы, а жадно, как оголодавший ребёнок) крем с пальца и добавила: — Правда, редакция вроде как оставляет за собой право отказаться от публикации, если сочтёт художественный уровень текста низким, но думаю, это они так цену набивают. Что угодно напечатают, за милую душу, только плати.

— Забавно, — хмыкнул я. — А как ты об этом узнала?

— Так у них на этот счёт объявление висит на главной странице. Во-о-от таким вот кеглем накидано.

— Что, даже не скрывают?

— А чего тут скрывать? — пожала плечами Лера. И сказала со здоровым, присущим их поколению, цинизмом: — Бизнес как бизнес.

После этих её жёстких, но справедливых слов, меня охватило беспокойство. Подумал, а не лопухнулся ли я, не переплатил ли Холобыстину за публикацию стихов Ашгарра. И не сдержался, спросил:

— А какова цена вопроса?

— Всё зависит от объёма текста, — пояснила Лера. — Там у них таблица специальная. Мелкий опт, крупный опт, скидки. Точных цифр не помню, но могу посмотреть.

Ну, Семён Аркадевьевич, мысленно восхитился я, ну пройдоха. А как пел-заливал про бескорыстных творцов, тонко чувствующих и по-особенному ощущающих. Лицемер чёртов.

Тем временем Лера уничтожила остатки торта и, пробормотав что-то насчёт уровня холестерина и кремлёвской диеты, уточнила:

— Ну так что, шеф, сходить, посмотреть циферки? Или как?

— Не нужно, — ответил я, помолчал-подумал и на всякий справился: — Скажи, а спонсоры у них есть?

— Не знаю, — ответила Лера, — на этот счёт ничего такого не попалось.

— Сам-то журнал полистала?

— Ага.

— Ну и как?

— Да так. Не торкнуло. Правда, увидела одну прикольную штуку.

— Какую это?

— Сейчас.

Лера сползла с кресла и сходила в приёмную за журналом. Принесла, положила на стол, пролистнула где-то до середины и хлопнула ладонью по странице:

— Вот, шеф, смотрите. Раздел поэзии, а что печатают.

Неужто, похабные картинки, грешным делом подумал я. Подтянул журнал и обнаружил на сто десятой странице подборку одностиший под названием «Вздохи северной страны» за авторством некоего Всеволода Бабенко. Ну и прочитал, разумеется, несколько штук. Среди прочих такие:

Ознакомился и поинтересовался:

— А чего, подруга, тебя тут удивило?

— Ну как, — пожала плечами девушка. — Раздел поэзии, но это же не стихи.

— Почему же не стихи? Стихи. Это так называемые, одностишья или, по-другому говоря, моностихи. Для русской литературы, кстати, вполне традиционная штука. Многие русские поэты прибегали к подобной форме стихосложения.

— Да? Какие это?

— Ну… Так сразу навскидку… Ну, Брюсов, к примеру. У него есть такой замечательный стих: «О закрой свои бледные ноги». Часом не слышала? Известный очень.

— Не-а, — мотнула головой честная девушка, — не слышала, но название прикольное.

— Это, детка, не название, это и есть стихотворение.

Лера прыснула:

— Муха села на варенье, вот и всё стихотворенье. Да?

— Типа того, — кивнул я и, ткнув пальцем в журнал, сказал: — А вообще-то это не вздохи никакие, не охи и даже не страдания, а самые типичные хайку.

— Хайку? Но, шеф, хайку они же… — Лера черканула несколько раз чайной ложкой по воздуху. — Они же в три строки. Или я что-то путаю?

— И путаешь, и нет. Это у нас так повелось — в три строки, а на родине хайку, в Японии, как раз в одну строку пишут. Точнее — в столбик. А разбивка идёт с помощью специальных служебных иероглифов.

— Да? Не знала.

— Теперь знаешь.

— Ага, шеф, знаю теперь. Спасибо. Спасибочки. Только мне, честно говоря, от этих самых хаек…

— От хайку, — машинально поправил я.

— …ни холодно, ни жарко, — закончила Лера и смущённо вздохнула. — Не понимаю я в них ничего. Что там к чему? В чём суть? Не врубаюсь. Блондинка, одним словом. Беспросветная.

Уже второй год играем мы с ней в эту забавную игру, подумал я. Она прикидывается простушкой, я корчу из себя шибко умного.

Людям нравится играть в такие игры, драконы тоже в них поиграть не прочь.

— Не понимаешь? — улыбнулся я.

— Не-а, не понимаю.

— Блондинка, говоришь?

— Ага, шеф, блондинка.

Я махнул рукой в сторону окна.

— А ты вон посмотри на ту рябину у подъезда. Видишь, ветка дрожит?

Послушно глянув в окно, Лера недоумённо пожала плечами:

— Ну, вижу. Дрожит.

— Почему она дрожит?

— Наверное, ветер.

— Возможно, ветер. А может, птица вспорхнула. Или прохожий задел рукой. Может так быть?

— Всё может быть, шеф. А вы это к чему?

— К тому, Лера, что суть хайку заключается в том, чтобы показать, ничего не объясняя. Дать лёгкий намёк тому, кто способен всё остальное домыслить. Вот послушай:

Закрой глаза, представь: река на рассвете, пар над водой, одинокий старик с бамбуковым удилом на берегу. Подул ветер — зашелестел прибрежный бамбук. Клюнула рыба — дрогнула палка в руках старика. Безжизненная стихия приводит в движение живой бамбук, а мёртвый бамбук приводится в движение живою рыбой. Усердно трудятся Инь и Ян. Свершается Дао.

— Здорово! — восхитилась Лера.

Меня же несло:

— И вот ещё что я тебе, подруга, скажу про хайку. При всей кажущейся простоте они, эти японские фитюльки, есть по-самурайски отважная попытка интуитивного постижения сложных метафизических категорий. К примеру, таких неподвластных уму начал, какими являются жизнь и смерть. Слушай:

— Слышишь: жизнь хрупка, смерть неожиданна, а между ними…

Впав в просветительский раж, трындел я практически на автомате, а сам тем временем продолжал скользить взглядом по строкам неизвестного мне поэта Бабенко:

И вот именно тогда, когда я прочёл это последнее одностишье, из абракадабры которого моё усыпляющее само себя сознание вдруг выдернуло одно английский слово «zap» («жизненная сила») и одно греческое «patera» («жертвенная чаша»), со мной стало происходить непонятное.

Сначала появилась резь в глазах. Ощущение было такое, будто какой-то пакостник швырнул мне в лицо солидную горсть речного песка. Я поморгал, потёр глаза — не помогло. А вскоре к этой моей напасти присовокупилась новая и эта была похлеще. Куб комнаты стал вдруг превращать в сферу, все предметы в ней — стол, кресла, шкаф, книги, картины, напольные куранты в дубовом футляре, фикус в горшке, разложенные на полках безделушки и артефакты — потекли на манер сюрреалистических часов Сальвадора Дали, а моя незаменимая помощница Лера обзавелась десятком клонов, орущих хором: «Шеф, что это с вами?!»