Терновый Оплот (ЛП) - Каннингем Элейн (читать книги полностью без сокращений txt) 📗
Алгоринд ощутил разочарование. Он и прежде видел посвящение, и ничто не вдохновляло его так, как эта священная церемония. Это была его мечта. Вся его жизнь прошла в ожидании подобного момента. Каждое посвящение заставляло его почувствовать, что теперь он сам намного ближе к своей цели. Многое вело к этому моменту: годы тренировок с оружием, годы изучения религиозных обрядов, испытание паладина, проверка мукой, ночь бодрствования в часовне, ритуальное омовение и облачение в белую мантию и новый камзол. Обучение Алгоринда еще не закончилось, и он думал, что пройдет год или два, прежде, чем он будет допущен к испытанию паладина.
Юноша задержался возле открытой двери, благоговейно склонился, когда Мантассо, Верховный Лорд Аббат — могучий воин, который, несмотря на свое звание, все еще тренировал клерикальных помощников — попросил Тира о благословении. Церемония посвящения, пожалования меча и ритуального пролития крови, символизирующая жизнь, посвященную служению, была делом магистра Лаарина Золотобородого. Это было древнее действо, выражающее честь прикосновения к мечу. Рыцари Самулара проводили его с большей строгостью, чем предполагали романтические рассказы о рыцарстве. Алгоринд с трепетом и глубоким томлением наблюдал, как паладин высшего ранга провел заключительную часть церемонии обмена, принимая мечи каждого из юных паладинов и напоминая им, что жизни их теперь посвящены служению Тиру. Наконец молодые паладины одели новое оружие, все еще несущее следы их собственное крови, и стали настоящими рыцарями Ордена.
Гимн зазвучал снова, на этот раз обретая форму ликования. Присоединившись к нему всем сердцем, Алгоринд покинул часовню вместе со своими братьями.
Новости об убитом гонце распространились по Саммит Холлу почти мгновенно. Алгоринда вызвали на доклад в кабинет к Лаарину.
Юноша поспешил к большому строению, заполнявшему собой северную часть комплекса, и поднялся по лестнице, ведущей к башне, в которой находилось внутренне святилище магистра. Комната в башне была круглой, а её обстановка — простой, даже скромной. Единственным цветным пятном здесь были яркие желтые усы и тонкие волосы Лаарина Золотобородого. Магистр сидел за столом из полированной древесины на деревянной скамье с высокой спинкой. Стулья, стоящие перед столом, едва ли были созданы для удобства, а на каменных стенах не висело ни единого гобелена. На полках лежали трофеи совершенных подвигов, а также высился ряд пыльных книг. Два высоких узких окна и тройка толстых свечей давали достаточно света, чтобы видеть, если даже не читать. Ученость не призиралась, но точно не входила в список рыцарских добродетелей.
Испросив разрешения, Алгоринд вошел и взял один из стульев, стоящих перед магистром Лаарином. Он с уважением кивнул остальным, собравшимся вокруг паладина — Мантассо, двум высокопоставленным жрецам и трем старшим паладинам, в число которых входил сир Гарет Кормейр. Дворянин и паладин, завоевавший великую славу, он удалился от службы рыцарям Самулара из-за тяжелой раны, полученной им более тридцати лет назад. Несмотря на свои раны и жизнь, проходящую в вынужденной праздности, старик все еще был высок и силен. Он прибыл в крепость этим утром — незадолго до того, как Алгоринд ушел в свой патруль — после двухнедельной поездки, способной утомить многих молодых паладинов. Сейчас он выглядел похожим на важного государственного деятеля — одетый в достойные одеяния темно-синего оттенка, с аккуратно подстриженной седой бородой и яркими голубыми глазами, осторожными и внимательными.
Мужчины внимательно выслушали доклад юного паладина.
— Ты преуспел, — признался Лаарин, когда рассказ был окончен — внезапная для магистра паладинов похвала. — Однако задача, ложащаяся на наши плечи теперь, гораздо сложнее твоих подвигов.
— Это непросто, — согласился сир Гарет. — Наш брат Хронульф долгое время верил в то, что его семья мертва. Теперь мы узнали, что у него есть сын. Если этот потерянный сын — а он не меньше, чем жрец Цирика — примет милость Тира, это самое меньшее, что мы можем сделать для его отца. Однако, его дитя — другое дело.
Мантассо сложил свои крупные руки и уставился на рыцаря.
— В послании говориться, что девочка в безопасности, довольна своей семьей, воспитывавшей её с рождения, и не тронута злом, которое выбрал её отец. Имеем ли мы право нарушить эту идиллию?
— Не только право, но и долг, — строго сказал Лаарин. — Разумеется, она должна оказаться под опекой и присмотром ордена. А то, что несмотря на всю свою незначительность, она может быть обладательницей одного из колец Самулара, добавляет к делу срочности. Но что делать?
— С вашего позволения, магистр Лаарин. Полагаю, ответ лежит перед нами, — сказал сир Гарет своим придворным тоном. — Что насчет этого парня? Я слышал, он самый лучший и талантливый из послушников, и более чем готов к своему испытанию паладина. Поручите ему найти девочку и кольцо.
Прошло несколько сердцебиений, прежде чем Алгоринд понял, что рыцари говорят о нем. Они думали, не дать ли ему испытание паладина! Он не ожидал подобной чести еще как минимум год!
— Полагаю, ты согласен, — сухо сказал Лаарин, изучая сияющее лицо Алгоринда.
— Более чем! Для меня честь служить Тиру и его святому Ордену, милорды. Так или иначе.
— Вне всяких сомнений, он нетерпелив, — проворчал Монтассо. Крупный жрец раздраженно пошевелился, заставляя ветхий стул противно заскрипеть. — Прежде, чем вы продолжите, мне стоит высказаться по этому вопросу!
— Разумеется, — сказал Лаарин тщательно сдерживаемым тоном. — Почему это дело должно отличаться от остальных?
Алгоринд моргнул, удивленный этим признаком разногласий среди магистров. Мантассо, следивший за происходящим, все заметил и раздраженно покачал головой.
— Я не хочу проявить неуважение к любым традициям, — заявил крупный жрец, — но этот юноша принадлежит к духовенству, а не к воинскому ордену. Разве не должны мы в своем служении Тиру использовать все средства? Все? У Алгоринда хватит учености, языка, быстрого ума и потенциала как для карьеры ученого, так и для пути предводителя. Его знания картографии замечательны. Он обаятелен, и язык у него подвешен. Он мог бы далеко продвинуться по стезе жреца и его успехи значительно помогли бы делу Тира. Но сколько паладинов доживают до своей тридцатой зимы? До двадцать пятой? Может быть два или три. Из сотни! Вы, почтенные господа, собравшиеся в этой палате, не правило, а скорее исключение!
— А Алгоринд не исключителен? — возразил Лаарин. — Мы хорошо осведомлены о талантах и потенциале этого молодого паладина. Ордену нужны такие люди. Дело решено, — он повернулся к Алгоринду. — У тебя есть обязанности, брат. Исполни их достойно.
Алгоринд встал на ноги, слишком довольный услышанным, и поклонился магистру. Он оставил кабинет, чтобы подготовиться к испытанию, в полной уверенности, что ничто не затмит славы этого момента.
Последовавший за ним сир Гарет крикнул ему остановиться. Прославленный паладин протянул руку, сжимая запястье юноши, словно тот уже был членом ордена. Или словно он сам все еще не отошел от дел. Они шли бок о бок, и сир Гарет делился с Алгориндом опытом, давая подробные указания о том, какие шаги предпринять, чтобы спасти ребенка.
Беседа вышла более славной, чем когда-либо мечтал Алгоринд. Он слушал внимательно, сохраняя каждую деталь в своей тщательно натренированной памяти. К тому времени, как снаряжение паладина было собрано, а боевой конь — снаряжен в дорогу, сир Гарет заявил, что юноша полностью готов.
— Ты принесешь ордену славу, сын мой, — с доброй улыбкой заверил его великий человек. — Помни рыцарские добродетели: мужество, честь и справедливость. Я добавлю к этому еще одно качество — осмотрительность. Это очень важно. Ты не должен никому рассказывать о том, что делаешь. Ты клянешься в этом?
Алгоринд, чью голову вскружило волнение, преклонение перед героем и святой пыл, пал на колено перед паладином.
— В этом деле, как и во всех остальных, сир Гарет, я последую твоим приказам.
