Тьма сгущается - Тертлдав Гарри Норман (онлайн книги бесплатно полные TXT) 📗
Наконец руководитель оркестра выпрямился во весь рост — немалый, спасибо его каунианским предкам — и, протянув руки в зал, крикнул:
— Готовы?!
— Да!!!
Эалстан присоединился к общему оглушительному воплю, но Ванаи, заметил он, смолчала.
Этельхельм кивнул оркестрантам: раз, другой, третий — и со всей силы ударил палочками в барабан. Фортвежские пляски не отличались гулким, ухающим ритмом, как старинные каунианские, но и не были сумбурным пиликаньем — так Эалстан воспринимал альгарвейские мелодии. Звонкие и сильные аккорды обладали собственной силой — по крайней мере, в отношении Эалстана.
Лица Ванаи он не видел: девушка так и не откинула капюшон. Но, судя по тому, как напряглись ее плечи, музыка не пришлась ей по душе. Эалстан вздохнул. Ему хотелось разделить свой восторг с любимой.
Оркестр начал со старых, любимых народом мелодий. Одной — «Мазурке короля Плегмунда» — перевалило за четыре столетия: ее писали в те годы, когда Фортвег был сильней и Ункерланта, и Альгарве. Знакомая мелодия пробудила в душе Эалстана одновременно гордость и страх: именем этого самого короля Плегмунда альгарвейцы назвали бригаду перебежчиков. Что думает по этому поводу Ванаи, Эалстан боялся и представить.
Когда мазурка отзвучала, Этельхельм с ухмылкой крикнул в зал:
— Довольно танцев, под которые укачивали ваших дедов в люльках! Хотите послушать что-нибудь новенькое?
— Да! — грохнула толпа еще громче прежнего.
Ванаи опять промолчала.
Несколько следующих песен тоже оставили ее равнодушными, хотя именно они создали имя оркестру. А затем, не переставая молотить по барабанам, Этельхельм завел песню, которой Эалстан никогда прежде не слышал. Голос музыканта звучал хрипло и сурово:
— Им плевать на цвет твоих волос,
Им плевать, во что ты одет,
Им плевать — и это не вопрос —
Что ты скажешь, когда поезд увезет тебя в рассвет.
Настойчивый гулкий ритм приводил на память скорее каунианские мелодии, нежели фортвежские. В нем можно было утонуть с головой, не заметив, о чем поет Этельхельм. Эалстан едва не забылся в этом ритме… едва. А Ванаи вдруг подалась к сцене, словно притянутая магнитом.
— Этого не может быть! — воскликнула она, обернувшись к Эалстану. — Что же с ним сделают, когда он такое поет?! Или он думает, что альгарвейцы не слышат? Или думает, что в зале не найдется доносчиков? Да он обезумел! — Но девушка улыбалась — в первый раз с начала представления. — Он безумец… да… но какой же храбрец!
— Я об этом не подумал, — признался Эалстан.
Но он-то не был каунианином — даже на четверть. Песня, в которой говорилось о том, что не так уж важно, какого цвета у тебя волосы, поразила Ванаи, точно разрывное ядро. И в Эофорвике она должна была произвести большое впечатление: здесь фортвежцы и кауниане вместе подняли мятеж против оккупантов.
Когда песня закончилась, Ванаи зааплодировала громче всех, то и дело поправляя сползающий капюшон. Потом обернулась и чмокнула Эалстана в губы.
— Ты был прав, — призналась она. — Я рада, что пришла.
С тех пор как Корнелю в последний раз был в Сетубале, настроения в местах его вынужденного изгнания изменились разительно. Тогда Лагоаш, конечно, воевал с Альгарве, но как-то понарошку. Могучий флот и просторы Валмиерского пролива защищали державу от вторжения, а корона с опаской поглядывала не только в сторону Сибиу и Дерлавайского материка, но и на восток, в страхе, что Куусамо ударит в спину соседям, излишне увлекшимся сварой с Мезенцио. Одно это доводило до бешенства и Корнелю, и его собратьев по изгнанию.
Теперь с этим было покончено. Лагоанская армия не принимала участия в сражениях на континенте — она вела тяжелые бои на Земле обитателей льдов. С Куусамо же страна определенно находилась теперь по одну сторону фронта — после того, что случилось с Илихармой, вздрогнул весь Сетубал. С тем же успехом альгарвейцы могли нанести удар по лагоанской столице. Если уж на то пошло, ничто не мешало им сделать это сейчас. Вот только собрать в одном месте побольше кауниан и…
— Приятно смотреть, как лагоанцы закопошились, — заметил Корнелю, обращаясь к своему товарищу по изгнанию, подводнику по имени Василиу, когда оба сидели в казарме, которую лагоанские военные выделили сибианским морякам, сумевшим бежать с захваченного архипелага.
— На испуганных лагоанцев поглядеть всегда приятно, — согласился тот.
Оба невесело засмеялись. Пока Альгарве не захватило Сибиу, Лагоаш сохранял нейтралитет в Дерлавайской войне. Это было обидно. И хотя Сибиу и Лагоаш сражались на одной стороне в Шестилетнюю войну, вражда и соперничество между ними уходили корнями в более давние времена — слишком похожи были две державы, чтобы сдружиться. Однако в последние пару столетий Лагоаш неизменно брал верх в этом противостоянии.
— Правду сказать, нам бы тоже следовало волноваться, — заметил Корнелю. — Если альгарвейцы ударят по Сетубалу кровавой волшбой, думаешь, мы уцелеем только потому, что родились на Сибиу?
— Все, что творит Мезенцио, идет на погибель добрым сибианам! — прорычал Василиу.
Лицо его было сходно с физиономией Корнелю или любого другого обитателя пяти островов к югу от альгарвейского побережья: длинное, мрачное, легче отражающее тревогу и злость, нежели счастье. Вот и сейчас подводник нахмурился.
— Мне другое интересно — что эти лагоанские разгильдяи делают, чтобы их столицу не постигла судьба Илихармы?
— А мне интересней, могут ли они сделать что-нибудь вообще, кроме как приносить людей в жертву, — отозвался Корнелю. — И если они начнут резать людей, чем они будут лучше проклятых чародеев Мезенцио?
— Чем?! Я тебе скажу, чем, силами горними клянусь: они на нашей стороне! — ответил Василиу. — Свеммель не позволил альгарвейцам безнаказанно себя молотить, так почему кто-то другой должен поднять лапки?
— К тому времени, когда закончится эта война, мы все превратимся в чудовищ. Если она закончится. — Корнелю резко поднялся с койки и по привычке, вколоченной плетьми за годы учебы в подводной школе, разгладил одеяло, так, чтобы ни единой складки не было. — Лагоанцы не могут резать кауниан, как Мезенцио, и не хотят убивать своих, как Свеммель. Что им остается?
