Мир-ловушка - Орлов Антон (книга регистрации TXT) 📗
Козья Харя, еще не полностью очухавшийся после удара по горлу, но уже готовый к резне, нетвердо шагнул к Титусу, который находился к нему ближе всех.
Маг выхватил миниатюрный бронзовый самострел с тонким стволом и направил на брата Гания. Щелчок. Если самострел заряжен «сонными шипами», Ганий сейчас уснет…
Атхий замахнулся ножом, Титус перехватил его руку. А Тубмон теперь целился в него! Крутанув Атхия, Титус заслонился от выстрела его телом, потом отшвырнул его в угол, перед этим сдавив запястье и заставив выронить нож.
Против ожиданий, Ганий не уснул. Очевидно, маг промазал. Юноша схватил Аллот и пытался то ли повернуть, то ли отломить золотой шарик. Сообразил, что это за устройство, и хочет дезактивировать, догадался Титус. Это делается не так! Маги Ордена управятся с этой задачей, а сейчас надо уходить. Пинком выбив у Тубмона самострел, он крикнул:
– Клади в мешок! Не возись!
Маг опять полез в карман. Он понял, что проигрывает, его губы дрожали.
– Прям в жопу кольнуло… – копошась в углу, простонал Атхий.
Значит, у Тубмона были выдохшиеся «сонные шипы»: попасть-то он попал, да зелье не подействовало. Титус выбросил кулак, метя ему в челюсть, но маг увернулся, а воздух вдруг стал невыносимо едким, противно скребущим носоглотку… Все закашлялись – кроме Тубмона, который метнулся к столу посреди комнаты, цапнул ректорскую шкатулку и выскочил за дверь раньше, чем Титус успел его перехватить. Следом за ним, давясь кашлем, бросился наутек Козья Харя. Брату Ганию кашель не помешал проворно упаковать Аллот в заплечную сумку, где лежала ряса афария.
– Пошли… – прохрипел Титус, увлекая его к двери. – Чем скорее… доберемся… тем скорее…
В зале воздух был чистый, сразу стало легче. Афарии спустились на второй этаж, выпрыгнули из окна во двор, выскочили на улицу и помчались к Дому, выбирая улицы потемнее. Те, кто их видел, могли сделать вывод, что двое рабов ударились в бега, но переодеваться некогда, на счету каждая минута. Теперь, когда задание выполнено, стоит позаботиться о людях, оставшихся в ректорском корпусе. Возможно, те еще живы. Чтобы спасти их, надо дезактивировать Аллот, а для этого нужно поскорее передать сие устройство магам Ордена. Подошвы двух пар ботинок выбивали дробь по брусчатке.
С того момента, как все началось, времени прошло не так уж много. Извне никто не успел заметить, что в ректорском здании творится неладное. И сумерки еще не превратились в непроглядную чернильную тьму. Сделав знак Ганию, Титус нырнул в знакомую подворотню: под конец лучше попетлять, чтоб отвести от Ордена подозрение в причастности к преступлению.
Тубмона душили ярость и отчаяние. Его ограбили! Он сделал свое дело, добыл шкатулку, но двое невесть откуда взявшихся молодых подлецов, переодетых рабами, отняли у него Аллот и перстень с ослепляющим камнем, а жезл, умертвляющий сердца, разбили. Эти три предмета принадлежали заказчику. Утрату перстня и жезла тот еще мог бы простить (на худой конец, вычел бы их стоимость из гонорара), но потеря Аллота перечеркивала все надежды на благоприятный для Тубмона исход.
Аллот не имеет цены. Конечно же, заказчик не поверит, что его утащили неизвестные разбойники. Тубмона будут долго пытать, дабы выяснить правду, а после убьют.
Испустив плачущий вздох, он ускорил шаги. Шкатулка оттягивала сумку, пристегнутую к поясу, и что с ней теперь делать, Тубмон не знал. К заказчику он не пойдет. Господин До-Пареселе, сановник из Департамента Постижения и Учения, человек с узким, бледным, холеным лицом, застывшим в постоянной брезгливой гримасе, и холодным, как отверстые двери храма Мегэса, взглядом, и раньше внушал ему страх… Но раньше Тубмон выполнял его поручения без осечек.
Это судьба. Он не успел воспользоваться жезлом и перстнем, да еще дрянной самострел, найденный во чреве Драгохранителя, был заряжен негодными шипами. Когда сама судьба против тебя, лучше убраться куда-нибудь и залечь на дно. Тубмон знал, куда лучше всего убраться: в Одичалые Миры.
Одно время он вел кое-какие делишки с контрабандистами и до сих пор сохранил нужные контакты. В Одичалых Мирах господин До-Пареселе его не достанет… и на шкатулку там найдутся покупатели: внутри у нее хитроумно переплетенные золотые решетки с драгоценными камнями – даже если забыть о том, что это информационное устройство, начинка стоит немалых денег.
Тубмон огляделся. Он был один на слабо освещенной улице. Во тьме дремали каменные здания и бассейны. Никто его не преследовал. Куда делся Козья Харя, он не знал и знать не хотел. Надо поторопиться. Хорошо, если он успеет сторговаться с контрабандистами и покинуть этот мир до рассвета.
Келью Титуса озарял приглушенный свет магической лампы, укрепленной над дверью. Все тут было родное и давно знакомое: стол с дюжиной выдвижных ящиков, переживший не одно поколение афариев, узкая жесткая койка, застланная покрывалом из грубого полотна, пара неудобных стульев, полки с книгами в нишах. За черным окном, в переплетении древесных ветвей, притаилась малая луна, Сийис.
Титус забыл опустить сетчатую штору, и в келью налетели тучи ночных мотыльков. Шурша крыльями, они мельтешили вокруг лампы, по стенам скользили их гротескные тени.
«Совсем как я, – вздохнул Титус. Он наблюдал за ними, подперев голову кулаком. – Тоже идеализируют мираж, летят и обманываются… Бедные…»
На столе перед ним стояла глиняная бутылка с «особым» Цведония и мятая оловянная кружка. Пить, как Эрмоара До-Энселе, Титус не умел и потому был основательно пьян. Ноги его не держали, кружку он поднимал с трудом, в глазах плавал туман, а Сийис нет-нет да и начинала дробиться на множество расползающихся лун… Но самым кошмарным было то, что сознание его, несмотря на внешние симптомы опьянения, оставалось ясным.
Иначе и быть не могло. Он – афарий, обученный сохранять контроль над своим умом даже после приема больших доз спиртного. Забытье не для него.
Титус хотел сломать внедренные в его сознание защитные механизмы и набраться до полной отключки. Непохвальное для афария намерение, но он не знал другого способа заглушить боль.
Он понял, что любит Роми, – и понял, насколько ужасна и преступна ее душа. Кем она была в прошлой жизни? Она не просила его о защите (это было бы понятно, правильно, это бы его тронуло!), нет-нет, она хотела с его помощью раздобыть оружие для убийства. Вряд ли она когда-нибудь видела, как убивают и как умирают… Да, это нехорошо, что ее бьют, но она все равно не имеет права на такие мысли!
Боль не уходила, в голове шумели крылья мотыльков, луна в окошке дрожала, как отражение в черной воде.
Титус решил пойти к наставнику и поведать ему о своих мучениях. Афарии соблюдали обет безбрачия, однако руководство Ордена смотрело сквозь пальцы на любовные похождения молодых братьев (возбранялось только связываться с куртизанками и соблазнять чужих жен – вот за это наказывали строго). Магистр пожурит его, но поймет и что-нибудь посоветует.
Попытка встать успехом не увенчалась. Стены закачались и куда-то поехали, окно с луной перекосилось… Титус мертвой хваткой вцепился в столешницу и опять плюхнулся на стул.
Все. Допился. Ему теперь даже до койки своим ходом не добраться. Если бы у него был такой же, как у Эрмоары, амулет, заряженный протрезвляющим заклятьем…
В дверь постучали.
– Титус, можно?
Он не ответил. Не смог.
За дверью решили, что можно, и в келью вошел брат Ганий.
– Пьешь «особое»? Я тоже плесну себе чуток? Титус, я сегодня второй раз родился, поздравь!
– Оружие в руках у прелестной девушки – это противо… естес… естве… – с трудом заставляя свой язык двигаться, выговорил Титус.
– У какой девушки? – Ганий, оглядевшись, достал с полки другую кружку, втиснутую между книгами, и уселся на свободный стул.
– У нее белые волосы… глаза из янтаря… Она как лунный свет… Не знает… что такое нищенство… и поэтому хочет оружие… Это нехорошо!..
– Понятно, – кивнул Ганий, наливая себе «особого». Потом вытащил из кармана бумажку, развернул. На бумажке лежал тонкий темный шип длиной в полдюйма. – Смотри, эту штуку извлекли у меня из живота. Она была смазана ядом замедленного действия. На пятый день я бы умер.
