Ружья Авалона - Желязны Роджер Джозеф (книга жизни .txt) 📗
– Рисковать не следует, – кивнул я в ответ.
– …поэтому, если у тебя нет большого желания оставаться в лагере, не вижу, почему бы тебе не проследовать в город, поближе к центру событий. Вблизи Авалона у меня есть несколько резиденций, тебе я могу предоставить скромную усадьбу неподалеку от города. По-моему, там хорошо.
– Просто изнемогаю от нетерпения.
– Утром я дам тебе карту и письмо к управляющему.
– Благодарю тебя, Бенедикт.
– Я присоединюсь к тебе сразу же, как только закончу здесь все свои дела, – продолжал он, – но каждый день буду направлять к тебе вестников. Буду держать тебя в курсе дел.
– Очень хорошо.
– Тогда выбери себе сейчас клочок земли поукромнее. Уверен, что ты не проспишь сигнала к завтраку.
– Нечасто позволяю себе такое, – ответил я. – Не возражаешь, если мы останемся ночевать там, где сейчас лежат наши вьюки?
– Пожалуйста, – ответил он.
И мы допили вино.
Когда мы выходили из шатра, я поднял полог повыше и ухитрился сдвинуть его на несколько дюймов вбок. Бенедикт пожелал нам доброй ночи и опустил полог, не заметив образовавшейся сбоку щели.
Постель себе я устроил подальше от наших пожитков, лицом к шатру Бенедикта, сами тюки, устраиваясь, тоже сдвинул подальше. Ганелон вопросительно глянул на меня, в ответ я кивнул, указав глазами на шатер. Он посмотрел туда, понимающе качнул головой и стал укладываться еще правее.
Я бросил оценивающий взгляд и сказал:
– Знаешь, твое место мне нравится больше. Не хочешь ли поменяться? – Для надежности я подмигнул.
– Мне все равно. – Он пожал плечами.
Костры повсюду гасли, большинство воинов уже спало. Лишь часовые пару раз обратили на нас внимание. Лагерь почти затих, на небе не было ни облачка, способного затмить блистание звезд. Я устал, запахи дыма и сырой земли приятно тревожили ноздри, напоминая об иных временах и иных местах, где доводилось мне стоять лагерем, и об отдыхе тоже.
Но, вместо того чтобы смежить глаза, я взял один из вьюков, положил себе под голову, набил трубку табаком и раскурил.
Бенедикт расхаживал по шатру, и я дважды вынужден был менять свое положение. Однажды он исчез из виду на несколько секунд, а потом свет в глубине шевельнулся, и я понял, что он открыл сундук. Затем он вновь появился, очистил стол, на мгновение отступил, снова приблизился к столу, присел.
Я опять сдвинулся, чтобы видеть его левую руку.
Он листал книгу или перебирал что-то примерно такого же размера.
Быть может, карты?
Конечно.
Многое отдал бы я сейчас за то, чтобы глянуть на тот Козырь, что он выбрал наконец и держал перед собой. Не меньше отдал бы я и за то, чтобы Грейсвандир оказался у меня под рукой – на случай, если в шатре вдруг появится некто, причем не через вход, за которым я следил. Ладони и пятки мои свербели в предчувствии боя или бегства.
Но Бенедикт оставался один. И сидел неподвижно, наверно, более получаса, а потом встал, убрал колоду обратно в сундук и погасил лампы.
Стражи монотонно расхаживали рядом. Ганелон уже храпел.
Я выбил трубку и лег на бок.
Завтра, сказал я себе. Завтра, если я проснусь, все будет хорошо.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Посасывая травинку, я следил, как крутится колесо мельницы. Я лежал на траве на противоположном берегу ручья, подперев голову обеими руками. В облачке брызг у колеса горела крошечная радуга, время от времени капли долетали и до меня. Плеск воды и шум колеса скрывал все посторонние шумы. Мельница была заброшена, о чем я очень сожалел – чертовски давно такой не видел. Смотреть на вращающееся колесо и слушать, как плещется вода – это не просто отдых, это не хуже гипноза.
Третий день мы гостили у Бенедикта. Ганелон развлекался в городе. Прошлым вечером я был с ним и разведал все, что хотел узнать. Теперь времени на увеселения у меня не оставалось. Надо было думать и быстро действовать. В лагере все сложилось нормально, Бенедикт приглядел, чтобы нас покормили, выдал обещанную карту и письмо. Мы тронулись на рассвете, а к полудню оказались уже возле замка.
Приняли нас хорошо, и, после того как нам показали отведенные каждому комнаты, мы отправились в город, где и провели остаток дня.
Бенедикт собирался задержаться в поле еще на несколько дней. И я должен был покончить с делами прежде, чем он вернется домой. Так что предстояла адова скачка – к легкому и приятному путешествию время не располагало. Мне нужно припомнить должные тени и поскорее отбывать.
Как чудесно было оказаться в месте, столь похожем на мой Авалон – то есть было бы чудесно, да только мои намерения почти доросли до одержимости. Понимать я это понимал, но пересилить себя не мог. Так что знакомые виды и звуки отвлекли меня лишь ненадолго, а потом я занялся намеченными делами.
Все должно было сработать. Одной прогулкой я решил бы сразу две проблемы, если удастся сделать это незаметно. Значит, придется пропадать всю ночь, но я позаботился об этом и попросил Ганелона прикрыть меня.
Голова моя стала покачиваться в такт вращению колеса, и я заставил себя выбросить из головы все лишнее, думать только о песке, о зернах его и цвете… температуре, ветре, запахе соли в воздухе и облаках…
Потом я спал и видел сны, только не о том, что искал.
Предо мной было колесо какой-то большой рулетки, все мы – мои братья, сестры, я сам и прочие, кого я знал и не забыл, – все мы были на нем и то опускались, то поднимались вместе с ним. Оказываясь наверху, все требовали немедленно остановить колесо, а когда оно шло вниз – разражались протестами и воплями. Колесо стало замедлять ход, я снова был на подъеме. Рядом вверх ногами висел светловолосый юнец – молил и предупреждал о чем-то, но голос его тонул в неразборчивом гуле других голосов. Его лицо потемнело, исказилось, стало омерзительным и нечеловеческим. Я перерезал веревку на лодыжке, он упал вниз и исчез из виду.
Я приближался к вершине, колесо вращалось еще медленнее, и тогда я увидел Лоррейн. Она махала мне, подзывая, выкрикивала мое имя. Я склонился к ней – она была прямо передо мной. Я хотел ее, хотел ей помочь. Но колесо вращалось, и меня унесло прочь.
– Корвин!
Я попытался отмахнуться от ее крика – ведь я был уже почти на вершине. Вершина приближалась, и я напрягся, готовясь выскочить. Если колесо не остановится здесь, я выпрыгну из этой проклятой штуковины, даже если погибну при этом. Я приготовился к прыжку. Колесо щелкнуло еще раз…
– Корвин!
Колесо отдалилось, снова приблизилось и поблекло… Я опять глядел на мельничное колесо, имя мое эхом отдавалось в ушах, сливаясь с плеском воды и растворяясь в нем.
Я моргнул и провел рукой по волосам. На плечи мне посыпались одуванчики, рядом раздалось довольное хихиканье.
Я быстро обернулся.
Она стояла в дюжине шагов от меня – высокая, стройная девушка с темными глазами и коротко остриженными каштановыми волосами. На ней был фехтовальный жилет, рапира – в правой руке, маска – в левой. Девушка смотрела на меня и смеялась. У нее были ослепительные зубы, пусть и крупноватые, загорелые щеки, и небольшой нос усеяли веснушки. В ней чувствовалась жизненная сила, это особенно привлекает, даже больше, чем просто красота. По крайней мере с вершины моего возраста.
Она отсалютовала клинком.
– К бою, Корвин! – сказала она.
– Какого черта, кто ты? – спросил я и заметил рядом с собой на траве жилет, рапиру и маску.
– Ни вопросов, ни ответов, – объявила девушка. – Сейчас говорят клинки.
Она надела маску и приготовилась.
Я поднялся, прихватив жилет. Проще было фехтовать, чем спорить. Меня беспокоило, что она знает мое имя, и чем больше я думал о ней, тем более знакомой она мне казалась. Ну что же, доставим девушке удовольствие, решил я, надев и застегнув жилет.
Я поднял клинок, надвинул маску.
– Хорошо, – сказал я, изобразил короткий салют и сделал шаг вперед. – Хорошо!
Она шагнула навстречу, мы сошлись. Я позволил ей атаковать.
