Чары колдуньи - Дворецкая Елизавета Алексеевна (е книги txt) 📗
— Я? — Названный боярин встал и даже показал недоуменно пальцем в собственную бороду, как будто тут вдруг мог выскочить из-под земли какой-то другой Держава, который и возьмется исполнить это немыслимое поручение. — Не пойдут? Да как же это? Нельзя им не идти! Как же боги на нас посмотрят, если князья на велик-день не выйдут? Только-только засухи проклятые миновали, только мы хорошим всходам порадовались — а тут на тебе! Нельзя так, княже! Дождей Перун не даст, поля высохнут, урожай пропадет, все повымрем! А как мы без Ведиславы будем русалок чествовать, как без княгини дождь заклинать? Не меня же, старого, водой поливать, борода мешает! — Он даже ухмыльнулся от такой нелепости.
— Там хватает женщин.
— Так те бабы — простые бабы, а то княгиня! Ее Перун слышит, ее волю исполняет. Не гневи богов, княже, и людей не серди. Нельзя нам сейчас… и без того деревляне одолевают заботами, а если еще с богами и с народом поссоримся…
— Нельзя таких гостей именитых под воротами держать! — настойчиво напомнила Дивляна. Громкий стук множества рук и посохов в ворота долетал и в гридницу и мешал собеседникам слышать друг друга. — Позови людей сюда, княже, или хоть сам к ним выйди да скажи! Объяви твою волю! А я уж ее исполню! — с некоторой угрозой в голосе пообещала она.
Аскольд поднялся. Не желая впускать в дом толпу, он сам, в сопровождении воеводы и кметей, прошел к воротам. Вынули засов, со скрипом створки поехали наружу, народ отхлынул, готовясь радостно закричать… но крик захлебнулся и сменился разочарованным, удивленным, тревожным гулом, когда вместо нарядных женщин перед киевлянами предстали хмурый князь и его кмети. Дивляна и Ведица тоже вышли, но за спинами мужчин их не было видно.
— Ступайте справлять Ярилин день в надлежащее место, добрые люди! — крикнул Аскольд. — Не под воротами у меня вам круги водить!
— Где жена твоя, княгиня Дивомила? — спросили сразу несколько волхвов, и народ поддержал их криками. — И где сестра, Ведислава Дировна? Почему не идут с нами Ярилу чествовать?
— Или они больны?
— Или какая беда приключилась?
— Здоровы они! — с трудом перекрывая общий гул, отвечал Аскольд. — Но не пущу я жену мою и сестру, боюсь, как бы оборотни деревлянские им зла не сделали.
Народ закричал еще громче, и в этих криках было возмущение. В первых рядах волновались «Угоровы девки», все девять, кроме Улыбы, и грозно хмурились на такой непорядок.
— Кто нас от оборотней и всякого зла защитит, если князья наши станут прятаться?
— Если не выйдут они на велик-день, то и оборотни, и навьи, и всякие болести лихие нас со свету сживут!
— А мы не боимся разве? Или нас оборотни не порвут? А ведь идем, потому как нельзя богов не почтить в такой день!
— Ярила защитит!
— Боги укроют!
— Княгиню сам Перун защищает, к ней никакое навье не подойдет!
— Ой, пропало наше жито! — завопили среди женщин, будто вдруг обнаружился покойник. — Ой, не видать нам хлеба по осени! Засушит засухой, повыбьет громами жито, пожжет молнией!
— Огневаются боги! Не дадут дождя!
— Голодать будем!
— Все пропадем!
Выкрики быстро нарастали и вскоре слились в сплошной вопль; толпа колебалась, постепенно, шаг за шагом придвигаясь ближе к воротам, и вдруг, будто лопнула какая-то преграда, подалась вперед и потекла внутрь, как река в половодье, вышедшая из берегов. Кмети пытались не допустить людей, сомкнули плечи, но, не готовясь сражаться с собственным городом, не имели при себе ни щитов, ни оружия. Их смели, толпа хлынула во двор.
Дивляна и Ведица стояли возле порога княжьей избы. Обе нарядные, одна в белом, как береза, другая в красном, точно пламя, сияющие богатой вышивкой и серебром уборов, они были будто две плененные в зимних тучах богини — Леля и Лада. Увидев их, народ ликующе завопил, кинулся к ним; толпа мгновенно обтекла их, окружила, стиснула, завертела, будто два цветка в речном водовороте.
— Да бережнее вы! Зашибете княгиню! — визжала во весь голос Ведица, стараясь загородить Дивляну от напора толпы.
Перунов волхв Обрад, молодой и здоровый мужик из семьи кузнецов, быстро сообразил, чем все это грозит. Находясь в первых рядах толпы, он и во двор попал одним из первых, и теперь очутился ближе всех к Дивляне. Невежливо схватив княгиню за плечи, он передвинул ее к стене, а сам оперся обеими руками в эту же стену, образовав своей крепкой и широкой спиной живой заслон. Иначе только боги ведают, что стало бы с будущей матерью княжьего наследника среди этой давки. И то, что все здесь видели в ней живую богиню и рвались к Дивляне из восторженной почтительности, мало помогло бы делу.
К счастью, Обрад сдержал первый напор толпы, а там волхвы и старейшины при помощи княжьих кметей навели порядок.
— Пойди с нами, княгиня-матушка, Лада наша, Огнедева! — на разные голоса вопила толпа. — И ты, Дировна, зорька наша ясная, Лелюшка наша, березка белая! Не оставьте нас, не дайте пропасть малым детушкам, старым родителям!
— Я пойду с вами, дети мои! — кричала в ответ Дивляна, прикрывая рукой живот. — Боги нас защитят от всякого лиха! Я пойду, и Дировна пойдет, если… если только муж мой, князь ваш, позволит!
Толпа шумела. Старший Перунов волхв Судимер оглянулся на князя — и тот нехотя кивнул. Что ему оставалось делать? Не драться же с собственным народом из-за двух баб!
— Князь позволяет! — ликующе крикнул волхв, вскинул к небу руки с резным посохом, и множество бубенчиков и прочих железных оберегов на его одежде зазвенели, будто сам Перунов гром.
Толпа ответила дружным обрадованным воплем. Аскольд от этого вопля невольно содрогнулся. Он был упрям и неуступчив, но не мог спорить с целым городом. Слишком очевидно было, что эта толпа сметет его, как былинку, если он и дальше будет противиться ее воле. Он не мог открыто отказаться почитать богов, не мог не дать толпе то, чего она хотела. Если его не разорвут за это святотатство сейчас, то потом, когда дожди не пройдут и поля начнут сохнуть, разорвут над жертвенным камнем, чтобы княжеской горячей кровью напоить свою жаждущую землю. Глядя на эту толпу, он хорошо понимал, как выглядит «легион бесов», о котором слышал от ученого грека, монаха Евлампия. И пусть жена на словах признавала его волю, он знал, что на самом деле она предводительствовала в этой толпе. Ради нее они бесновались, ее они хотели… И получили. Она была виновата в том, что киевляне почти открыто проявили непокорство своему князю. И так будет до тех пор, пока их душами владеют бесы, а он вынужден считать своей женой их главную служительницу…
Толпа утекла со своей добычей за ворота, княжий двор опустел, только валялись в пыли растоптанные обрывки цветов, листья, стебли травы. Аскольд оглянулся: Держава, даже воевода Хорт исчезли вместе со всеми. Нет, не будет в этой земле истинного почтения к князю, пока народ не научится почитать своего единственного Бога в его лице…
Это небольшое столкновение не нарушило, а только усилило радостный настрой киевлян. У всех было победное чувство, что они сами разбили крепость черных туч и вызволили Огнедеву, чтобы она сияла, даря свет, тепло и радость. С песнями и веселыми криками толпа двигалась сначала вниз с Горы, потом по берегу, становясь все больше и больше, — в нее вливались все новые ручейки, от каждого двора, от каждой мазаной землянки бежал стар и млад, боясь опоздать. И если у кого по бедности не было новой вышитой рубахи, то венки и пояса из цветов и трав возмещали недостаток нарядов. Ведицу посадили на белого коня, а Дивляна и Судимер вели его под уздцы с двух сторон. Дивляна веселилась вместе со всеми, поистине чувствуя себя богиней Ладой, которая с Перуном выводит в белый свет свою дочь — Лелю, и лишь раз тайком вздохнула, вспоминая, как в прошлом году вместе с ней Лелиного коня вел Белотур. Ей вспоминалась ее юность, проведенная в Ладоге, Ярилины дни и Купальские праздники, когда на таком же белом коне выезжала со двора ее старшая сестра Яромила, Дева Альдога, Леля ладожской земли. И в последний раз, когда Дивляна справляла Купалу дома, с ней рядом был Вольга. Именно в купальскую ночь случилось то, что, как она тогда думала, навек связало их, сделало единым целым, мужем и женой… И если бы богам поглянулось, то от него, от Вольги, она теперь ждала бы уже второго ребенка и он шел бы с ней сейчас рядом, а весь мир стал бы ярче, светлее и радостнее в десять раз! Дивляна тайком смахнула слезу со щеки. Нечего теперь плакать. Все-таки судьба подарила им настоящее счастье, пусть и недолгое, и память о нем будет освещать и согревать ее всю жизнь. Велики-дни Лады и Ярилы для того и даны богами, чтобы каждому подарить хоть кусочек счастья и дать сил выносить свои невзгоды.
