Грозный эмир - Шведов Сергей Владимирович (книги бесплатно читать без TXT) 📗
– Я принимаю твое предложение, Андроник. И очень надеюсь, что удача не отвернется от нас.
Почтенный Саббах последние три года прожил как в раю. Грозный эмир Ильгази сгинул где-то в Персии, его преемником в Мардине стал племянник Балак, которому пришлось приложить немало усилий, дабы удержать богатый эмират за собой. О Халебе на время забыли и сельджуки, и франки. А сын Ильгази юный Тимурташ, если и проявлял прыть, то только на поприще любви, передоверив ведение всех дел визирю аль-Кашабу и преданным бекам. Саббах к власти не рвался, но и затирать себя не давал. Его положение в свите юного эмира было если и не блестящим, то весьма прочным. К сожалению, все хорошее в этом мире рано или поздно кончается, и напомнил каирскому беку об этом никто иной как эмир Балак. Правитель Мардина стал героем в глазах мусульман после того, как пленил графа Эдесского. Деяние бесспорно похвальное, но все-таки, по мнению халебских почтенных мужей, не дающее ему право вмешиваться в дела чужого эмирата. Балак же, ссылаясь на волю своего дяди Ильгази, якобы поручившего ему опеку над Тимурташем, решил прибрать к рукам Халеб, как с помощью грубой силы, так и подкупа. Войдя в чужой город, он первым делом вспомнил о дочери эмира Ридвана, уже успевшей стать вдовой после смерти Ильгази, и женился на ней, под недоуменные возгласы халебцев. Впрочем, недоумение длилось недолго. Первым на сторону почтенного Балака переметнулся визирь аль-Кашаб, его примеру последовали многие беки, огорчив своей непоследовательностью Саббаха. Каирец, если уж говорить совсем откровенно, проспал бескровный переворот, и вынужден подобно многим обывателям лишь разводить руками да качать головой по поводу чужой неуемной прыти. Эмир Тимурташ на удивление легко перенес отстранение от власти и с готовностью переложил бремя забот на плечи двоюродного брата, не усмотрев в его действиях ущемления своих прав. Видимо, эта покладистость и спасла ему жизнь. Балак был старше Тимурташа более чем вдвое, ему уже исполнилось сорок лет и многие беки как Сирии, так Месопотамии именно в нем видели нового вождя, способного противостоять христианам. И, очень может быть, они не ошибались в своих расчетах. Эмир Мардина был умен, храбр и очень расчетлив. Вино он если и употреблял, то в меру, чем отличался в выгодную сторону от своего дяди покойного Ильгази. Саббах был готов отдать должное почтенному Балаку, но, к сожалению, запоздал с выражением преданности. В результате он остался в незавидной должности первого бека при пустоголовом Тимурташе, которого хотя и продолжали называть эмиром, но скорее в насмешку, чем всерьез.
Даис Сирии Андроник, неожиданно объявившийся в Халебе, безоговорочно осудил Саббаха за лень, пьянство и бездеятельность. По его мнению, почтенный возраст никак не может оправдать глупость и нерасторопность рафика ассасинов, у которого под рукой было достаточно сил и средств, чтобы занять достойное место при особе нового эмира. Почтенный Андроник даже намекнул расстроенному Саббаху на возможность досрочного ухода в мир иной по воле кади Бузург-Умида, не склонного прощать свои подчиненным даже малейшей оплошки.
– Я привез эмиру Балаку голову короля Болдуина, – заявил даис Сирии. – И что мне прикажешь теперь с ней делать?
– Неужели голову? – ахнул Саббах, с испугом глядя на гостя.
– Пьянство все-таки отразилось на твоих умственных способностях, дорогой друг, – печально вздохнул Андроник. – Честь отрубить голову христианскому государю я предоставляю истинному Сельджукиду, герою мусульманского мира, любимцу Аллаха, почтенному Балаку.
– Понял, – сообразил, наконец, Саббах. – Но с этим предложением тебе лучше обратиться к нашему другу аль-Кашабу.
– Спасибо за мудрый совет, бек, – криво усмехнулся Андроник. – Сам бы я никогда не догадался о столь простом разрешении все своих проблем.
Не успел почтенный бек проводить одного гостя, как на его голову свалилась новая напасть в лице благородного Томаса де Марля шателена ордена Храма, переодетого скромным торговцем, но отнюдь не утратившего спеси благородного шевалье. К счастью, у него хватило ума не демонстрировать эту спесь на улицах Халеба. Однако в доме Саббаха он решил не стеснять себя в выражении чувств и уже с порога дал понять хозяину, что грозный сенешаль Ролан де Бове недоволен каирским беком, проморгавшим заговор у себя под боком, что привело к потери славного города Халеба, перешедшего под власть Балака.
– А что же я, по-твоему, должен был сделать? – всплеснул руками Саббах. – Поднять мятеж против эмира? Он бы раздавил меня как клопа.
– Если ты, бек, полагаешь, что у благородного Ролана рука легче, то напрасно.
Саббаху ничего другого не оставалось, как проклясть тот день, когда он связался с ассасинами вообще и с даисом Палестины в частности. Почтенный Уруслан, похоже, сам путался, какому богу он служит, и вводил в смущение окружающих его людей. А в довершение всех бед Саббаху приходилось все время маневрировать между двумя даисами, не ладившими между собой, когда дело касалось ордена асассинов, но удивительно солидарных в наказании нерадивых. Огорченный Саббах не сразу заметил, что благородный Томас явился к нему в дом не один, а со спутницей, закутанной по самые глаза в каирские шелка. Поначалу он принял женщину за мусульманку, но очень быстро осознал свою ошибку. Вряд ли эту красавицу можно было назвать юной, но обольстительной она была, это точно. Даже почтенный Саббах, давно уже потерявший интерес к женщинам, почувствовал, что кровь сильнее заструилась по его жилам от взгляда больших зеленых глаз.
– Мне нужны две служанки и вода для омовения, – холодно бросила красавица, без стеснения снимая остатки одежды.
Почтенный Саббах не рискнул определить возраст незнакомки, ей могло быть и двадцать и тридцать лет, но в любом случае ее пленительное способно покорить сердце любого мужчины, будь он хоть султаном, хоть эмиром. Саббаху достаточно было лишь соединить ладони, как целых хоровод рабынь закружился вокруг прекрасной гостьи.
– Ты сведешь Жозефину с эмиром Тимурташем, – распорядился Томас де Марль. – Остальное – ее забота. Все распоряжения благородной Жозефины следует выполнять беспрекословно. Такова воля сенешаля. Ты понял меня, почтенный Саббах?
– Понял, благородный шевалье, – охотно подтвердил бек. – Думаю, эта женщина сумеет завладеть сердцем юного эмира.
– Есть новости? – строго спросил Томас.
Саббаха так подмывало рассказать посланцу почтенного Уруслана о планах даиса Сирии, но старый бек сумел справиться с соблазном. Андроник никогда бы не простил старому другу этого предательства, и тому пришлось бы расплачиваться головой за чрезмерную болтливость. Кроме того, Саббах полагал, что пленение или смерть короля Болдуина пойдет на пользу всему исламскому миру, частью которого он себя ощущал.
– Почти ничего, – развел руками бек. – Правитель Дамаска Тугтекин прислал послов к почтенному Балаку. Но о союзе речи пока не было. Старый атабек присматривается к новому вождю, не желая связывать себя обязательствами. Но я не исключаю, что в будущем этот союз будет заключен. В частности разговор шел о поддержке города Тира, едва ли не последнего оплота мусульман на побережье Средиземного моря. По словам дамасских беков, Понс Триполийский жаждет присоединить этот город к своим владениям, а король Иерусалимский готов ему поспособствовать в этом. По моим сведениям, эмир Балак обещал помочь Тиру людьми, деньгами и оружием.
– Я передам твои сведения сенешалю, – кивнул Томас, поднимаясь с места. – Береги Жозефину, почтенный Саббах, это теперь главное твое сокровище.
Благородный Этьен де Гранье приехал в Иерусалим всего полгода тому назад, оставив отцовский замок на попечение аббата Сегюра Сен-Жерменского. В Святой Земле еще помнили его отца, а потому новоиспеченному крестоносцу не пришлось обивать пороги влиятельных лиц. Он почти сразу же попал в свиту короля Болдуина и получил во владение замок неподалеку от портового города Яффы. Такое быстрое возвышение молодого шевалье не могло не породить завистливых взглядов, но благородный Этьен умел за себя постоять не только в словесном поединке. К тому же очень быстро выяснилось, что Гранье покровительствуют весьма влиятельные в Святой Земле люди, такие как барон Венцелин фон Рюстов и сенешаль Ролан де Бове. Здесь даже самые завзятые иерусалимские задиры поумерили пыл. Венцелина фон Рюстова лотарингцы из свиты короля уважали, а Ролана де Бове откровенно боялись. Сам Гранье с просьбами к этим людям не обращался, а слухами об их участии в своей судьбе откровенно тяготился. Этьен действительно наведался в Джебайл, но только затем, чтобы повидаться со своей сестрой Кристиной, родившейся пятнадцать лет назад и сразу же ставшей причиной для сплетен как при королевском дворе, так и в окрестных замках. После смерти благородной Эмилии Ролан де Бове забрал девочку с собой, несмотря на протесты юного Этьена. Шевалье не видел Кристину пять лет и нашел ее не только изрядно повзрослевшей, но и повеселевшей. Похоже, в семье барона фон Рюстова ее любили, как родную дочь, благо у Венцелина и Марьицы рождались только сыновья, и Кристина сразу же стала всеобщей любимицей. Пожалуй только одно задело Этьена во время этого недолгого визита: Кристину прочили замуж за Владислава де Русильона, сына коннетабля Антиохии Глеба де Руси, брак по здешним меркам весьма выгодный, но Гранье остался недоволен тем, что судьба сестры решалась без его участия. У Этьена хватило ума и такта, чтобы не высказывать претензий опекунам юной Кристины, но вопросы к Ролану де Бове у него появились. Именно этот человек, в который уже раз посягнул на права шевалье де Гранье, и Этьен не собирался спускать ему очередной наглости. Ролана Гранье ненавидел и даже не пытался скрывать этого ни от себя, ни от других. Он прекрасно знал, кому обязан возвращением родового замка, но не мог забыть и другого – какую цену пришлось заплатить его матери этому негодяю за помощь и поддержку. И напрасно добрый аббат Сегюр пытался убедить юного Гранье, что его матерью двигало чувство, когда она вступила в связь с благородным Роланом, у Этьена на этот счет было свое мнение. Рано или поздно он посчитается с этим человек, надо только найти повод, который не бросил бы тень на его честь и честь покойной матери и без того много натерпевшейся при жизни.
