Императрица и ветер (СИ) - Чурсина Мария Александровна (мир бесплатных книг TXT) 📗
- Маша!
- Нельзя. Нельзя добиваться любви силой. Скажет - истеричка, ничего не должен, не звони. Тварь. Нет. А она беременна. Я не знаю, где выход. Отдайте мне ту баночку с кислотой. Или пистолет. Лучше пистолет.
Судорога отпускает горло, и Маша понимает, что может кричать - надрывно, долго, о том, что выхода нет.
Во внезапно глубокой тишине после её крика осторожно появляется голос Кел.
- Ты вернёшься?
- Да. Да, да, да.
Он вернётся, как же. Как бы ни хотела Маша услышать от него ещё одно веское "прощай" - а в её груди поселилось желание убивать, разрушать, чувствовать свою вину. Знать, за что с ней так поступили.
Это всё жар, просто жар, а таблетка осталась в сумке, а сумка упала на вымытый пол книжного магазина. Туда же осела мёртвой бабочкой книга с именитым детективом в главной роли. Его речь проткнули каблуком. Нет у него больше речи.
Прощай, Маша.
Она стонала потом. Не из-за боли, не потому что ломило кости и не согревало одеяло в дуэте с курткой. Она хотела попросить помощи, но не знала, как это делается. Она хотела плакать, но мешал металлический стержень внутри.
- Договорились? - Маша открыла глаза, когда на комнату опустился сумрак, а по компьютеру больше не ползла змейка связи. Маг шёл из одного угла комнаты в другой.
- Да. На завтра.
Кажется, тогда водворилась ночь.
Глава 29. Голос метели
"Скорее бы утро", - подумала Маша и открыла глаза: наставало бесцветное зимнее утро. На карнизе по ту сторону стекла примостился воробей. Взъерошенный, пухлый. Несколько секунд они с Машей смотрели друг на друга, потом воробей отвернулся.
Ласкали стекло снежинки, летящие наискось. Маша села на кровати, оттолкнула с себя измятое одеяло. Хотелось лечь обратно и не видеть никакого утра, но ещё больше хотелось пить. Она вспомнила, что сегодня окажется дома и попробовала улыбнуться.
Воробей спорхнул с подоконника в бледную вьюгу. По дороге на кухню Маша старалась не хвататься за косяки и ручки шкафов. Не давал стержень внутри, изрядно проржавевший этой ночью, но всё ещё не сломленный. Взять бы топор и врезать раз.
Топор. Нет, стакан с водой. Она как заклинание повторила про себя - хочу пить. В доме было тихо. Так тихо, что только снежинки царапались в окно. В прихожей на гвозде висела куртка Дарси.
В кармане куртки лежали ключи - Маша вспомнила и усмехнулась. Оторвала от памяти кусок. В доме было очень тихо. Даже в ванной - где-то за закрытой дверью - не журчала по трубам вода.
По карнизу цокали коготки воробья. Интересно, того самого? Маша зашла на кухню и остановилась в дверном проёме, всё же уцепившись за косяк.
В узком промежутке между обеденным столом и пожелтевшей от жира плитой лежал маг. Лицом вниз, и кровь растеклась по промежуткам между крашеными досками пола. Маша опустилась на табурет.
На столе, рядом с кружкой, в которой застыл вчерашний чай, лежал его пистолет. Вчера пистолет тыкался ей в висок, как целовал бы неумелый любовник, а сегодня он просто разлёгся на голой столешнице. Как любовник, который остался очень доволен собой.
- Прощай, - сказала Маша развороченному затылку мага.
...Она собиралась и тревожно оглядывалась. В левый карман куртки - его мобильный телефон. Здесь совсем нет связи. За пояс джинсов - пистолет. Он очень нужен, когда от мимолётного приступа паники холодеет спина и капли пота катятся под одеждой.
В куртке не было ключей. Маша проверяла карманы, трясла её, щупала за подкладкой, потом раздражённо бросила куртку на пол. Звякнули три монетки. Она ясно помнила, как вчера он сунул ключи в правый карман, в обманчивой беззаботности.
А сегодня их не было. За плечом надсадно тикали часы, шёл девятый час утра, и за окном поднимался бесцветный рассвет пополам с метелью из оврага. Под свитером текли капли холодного пота.
В правый карман куртки - несколько некрупных купюр - это всё, что Маша нашла в столе. Мародёрствовать она не решалась. Или её пугал развороченный затылок. Через окно на неё птичьими глазами смотрела смерть. Маша дёрнула тяжёлый засов и вышла на улицу.
Зима оглушила её и ослепила - снегом в лицо, холодный воздух поцарапал горло, запрещая дышать. Закрыв нос перчаткой, Маша пробиралась через снегопад к машине, которая - она знала - стоит прямо за невысоким забором. Вчера она по инерции едва не налетела на него, выбравшись из машины. Столкнулась носом к носу с суровой, местами изъеденной червями реальностью.
Она прошла двор от одного края до другого, до самой изгороди, понацепившей белые шапки снега: машины не было. Не веря своим глазам и подводившему последнее время вестибулярному аппарату, Маша обошла двор ещё раз. Снега намело почти по колено, его здесь никто не стремился убирать.
За стеной снега едва различимы были очертания соседних домов. Маша хотела обойти свой вокруг - не удалось. С противоположной стороны ветер надул сугробы выше её роста. Маша достала мобильный телефон. Индикатор сети сообщал, что о звонках не стоит даже и мечтать.
В её жизни никогда не было лёгких путей. Натянув шарф повыше, Маша пошла к соседним домам.
Три чёрные служебные машины стояли друг за другом на обочине восточной трассы. Расчищенную ранним утром дорогу уже засыпало снегом. Поднимающаяся из степей вьюга припорошила блестящие крыши машин. Возле самой первой, облокотившись на приоткрытую дверцу, ждал Рауль.
- Не видно их, - он раздражённо побарабанил пальцем по циферблату часов. - А уже пора бы давно.
- Дверь прикройте, дует, - откликнулась из салона машины Кел.
Рауль оглянулся: она перебирала все свои серёжки, одну за другой, как будто находила успокоение в том, что каждое из пяти металлических колечек - от самого большого и до крошечного пятого - оставалось на месте.
Хлопнула дверца соседней машины. Мартимер подошёл сзади, горестно повздыхал, пиная ногой снег.
- Они не приедут. Смотри, начинается метель. Может же и отложить встречу. С него станется. Лучше вернёмся в Центр и ещё раз попробуем наладить связь.
- Нет, - рыкнул Рауль. - Потом не будет. Или мы встретим их здесь, или будем искать по всем глухим посёлкам вокруг Нью-Питера. Дальше они всё равно не уехали бы. Мы и так весь вчерашний день разбирались с его прихотями, а могли бы уже поймать, отломать пару конечностей и сказать, что так и было.
Они вместе помолчали о том, какая страшная истерика случилась вчера с ней. О том, что это неудивительно, если в тебя тычут пистолетом и выкрикивают бессвязные угрозы. О том, как она просила отдать ей пузырёк с кислотой.
- Я ему лицо разобью, - пообещал Рауль.
- Он же вроде маг, - неодобрительно повёл плечами Мартимер.
- Когда меня это останавливало!
Они обернулись друг на друга, понимая вдруг двусмысленность беседы, и вопрос - о ком ты - застыл в холодном воздухе.
- Да я, в общем-то, про обоих, - усмехнулся Рауль.
Поднималась из степей метель, стряхивала с себя торчащие из снега голые стебли, сухие листья, чёрных птиц. Налетала колючей крупой, царапала стёкла машин, секла лицо.
- Они не приедут, - сказал Мартимер.
Тогда она запела. Слуха и голоса у Маши не было отродясь, и как бы мама, игравшая на сцене большого зала консерватории, не билась с ней, толку от этого было мало. Но она запела, не попадая, да и не пытаясь попадать в ноты, о рыжем котёнке, который потерялся в огромном дождливом городе.
В домах было голо. Нёсся снег в пустые оконные проёмы. Страшно было ступать на прогнившие доски пола, и метровые засохшие стебли сорняков торчали посреди комнат. Маша обошла все, или почти все дома - дальше за метелью не было видно. Она села на уцелевшее крыльцо последнего, и запела песню. Голос дрожал в холодном злом воздухе. Голос дрожал, и забывались строчки.
Ветер леденил щёки, и мёрзли кончики пальцев. Идти в дом и согреться, но в доме лежит труп с развороченным затылком. С каких пор она стала бояться трупов?
