Паргоронские байки. Том 2 - Рудазов Александр (полные книги TXT) 📗
– А это обязательно должна быть собственная прана? – с деланным безразличием спросил Кеннис.
– Не обязательно. Но чужая гораздо хуже. Нет ощущения сродства. Нет истинной жертвенности. Чтобы вырастить такой цветок, тебе пришлось бы выпустить чью-то кровь до капли… или отдать всего несколько капель своих.
– А сколько нужно отдать, чтобы вернуть тебе молодость, госпожа? – спросил Кеннис, внимательно глядя на старуху.
– У тебя столько нет, мартышонок! – рассмеялась Эстерляка. – Ты молодой, сильный… ты проживешь еще несколько десятилетий… Думаю, если я прирежу тебя, то продлю себе жизнь на добрых полгода… но это какой-то неравноценный обмен, ты не согласен? Десятки лет в обмен на полгода…
– А если я отдам эти десятки лет добровольно? – еще внимательнее уставился на нее Кеннис.
– Хм… тогда дольше, конечно… Но такому колдовству ты еще не выучился. Кобрин сложнее растения… но все, хватит. Поди прочь, я устала.
– Почитать тебе перед сном, госпожа?
– Не надо… сегодня не надо…
Эстерляка оперла голову на костяшки пальцев, и на ее глаза опустились белесые пленки. Старуха уже много лет не линяла, а это значило, что она носит последнюю чешую. Ее зрение с каждым годом ухудшалось. Она оттягивала неизбежное колдовством, но его требовалось все больше и больше, а сил оставалось все меньше и меньше.
Глядя на хозяйку, Кеннис попятился и вернулся в свою каморку. Тут было чуть менее жарко и влажно, чем в остальном бунгало. Стены и пол из камня, почти что сухо, а на кровати даже перина.
На ней лежал Тварька. При виде Кенниса он повернул клювастую башку, противно зашипел и попытался убить взглядом.
– Ты опять напрудонил на постель? – устало спросил юноша, поднимая василиска за мясистый гребень.
Тот зашипел еще свирепее. На редкость злобная рептилия, совершенно необучаемая и тупая. Он жил у Эстерляки еще до Кенниса и даже спустя пятнадцать лет страшно ревновал к новому питомцу.
– Маленький урод, – заглянул Тварьке в глаза Кеннис. – Если убьешь меня – кто будет кормить тебя и менять лоток?
Несущие смерть очи василиска не моргали. Он изо всех сил старался убить Кенниса. Он старался убить всех, кого видел. Однажды чуть не убил себя самого, забравшись на трюмо и заглянув в зеркало.
Когда-то у Эстерляки была утятня. Как и все кобрины, старуха обожала яйца. Но потом туда проник Тварька и с остервенением уморил всех уток. Эстерляка в тот раз чуть не утопила василиска в болоте, а у Кенниса появилась пуховая перина.
Единственная польза от Тварьки за все эти годы.
Когда Кеннис в самый первый раз встретился с ним взглядом, то чуть не умер. Сердце на секунду остановилось – а потом Эстерляка отдернула Тварьку.
Но во второй и третий раз было уже менее болезненно. А где-то к седьмому разу у Кенниса просто немного посвербело под загривком.
Неприятная это процедура – привыкать ко взгляду василиска. Да и рискованная очень. Но это был единственный способ для Эстерляки держать под одной крышей обоих питомцев. Это у кобринов иммунитет врожденный – потому они и держат василисков дома, разводят как охотничьих зверей.
Кеннис слышал, что если сбегает раб-человек, по следу просто пускают василиска. Сам он их взглядов давно уже не боялся, но о побеге никогда не думал. Что ему делать там, на болотах Ильтохидены? До другого селения брести несколько часов, и это тоже будет кобринское селение. Возможно, плантация, где его просто схватят и заставят резать рогоз. Кобрины делают из него муку.
Так что он отволок Тварьку к мискам, подлил ему воды и сыпанул сушеной рыбы. Как обычно, василиск едва не откусил ему палец, когда начал клевать корм. Встал он при этом так, что задница оказалась в поилке – и не преминул туда какнуть. Потом начал пить оттуда как ни в чем не бывало.
– Как вы еще не вымерли-то, тупые твари? – вздохнул Кеннис. – Кабы не кобрины, давно бы вас не было уже.
Тварька почувствовал, что Кеннис обращается к нему, и клюнул в палец ноги. Его страшно бесило, что рядом ходит что-то живое. Дикие василиски истребляют вокруг себя все, поэтому живут обычно в пустынях.
Они просто сами их создают. Убивают всех взглядом, да вдобавок источают смертельный яд. Но домашним василискам ядовитые железы удаляют еще в детстве, пока те слабые.
Кроме кормления Тварьки у Кенниса была еще куча обязанностей. Нужно было менять травяной настил, чистить от тины сваи и подводные кладовые, проверять сети, готовить хозяйке еду и встречать все более редких пациентов. Раньше к Эстерляке часто ходили за снадобьями и на лечение, но сейчас старая чародейка практически отошла от дел.
– Киль мраганаш! – донеслось снизу клокочущее шипение. – Эстерляка тарши!
Кеннис торопливо сбежал по лестнице. У порога стоял один из последних пациентов старухи – господарь Иссенк. Он жил неподалеку, страдал от грибка и каждую луну приплывал за порцией снадобья.
– Мир вам, господарь, – поклонился Кеннис. – Сегодня ваша кожа выглядит лучше.
– Иссешк тихара, – довольно ответил Иссенк. – Суррушу ти трааш. Менхе, Кеннис, менхе!
Толстый кобрин принадлежал к жреческой касте и принципиально не говорил на низком кобринском. Только на драконьем, священном языке Великого Змея. Кеннис его худо-бедно понимал, но свободно изъясняться все еще не выучился.
– Одну минуточку подождите, господарь, – попросил он. – Госпожа Эстерляка уже приготовила вашу эссенцию, сейчас я ее принесу.
На самом деле приготовил ее сам Кеннис, еще утром. Эстерляка уже две луны не вставала с постели и не прикасалась к своим порошкам. Всю работу за нее выполнял раб-питомец.
Но пациентам об этом не говорили. На Кенниса большинство из них смотрели благожелательно, как на смышленого зверька, но вряд ли согласились бы принять от него лечение. Это как-то дико.
Получив снадобье, Иссенк оттолкнулся от дна шестом и поплыл в сторону базара. Остров Ильтохидена – это сплошные топи, которые так любят кобрины. Города они все же обычно строят на сухих участках, но мелкие селения раскидываются прямо на воде, во всю ширь. По ним плавают на лодках или ездят на гигантских варанах.
Кроме Иссенка за снадобьями сегодня никто не явился. Засобирался дождь, небо заволокло тяжелыми тучами. Закончив дела по дому, Кеннис уселся на веранде под навесом, закинул в рот горсть засахаренных бобов и стал смотреть вдаль. Время от времени он касался воздуха и оставлял тончайшее, чуть заметное чароплетение.
Под шум дождя Кеннис задремал. Проснулся, когда солнце уже почти село. Кобрины обычно спят в полдень, когда жарче всего, и ночью, когда всего прохладней. Их время жизни – утренние и вечерние сумерки.
Странно, что хозяйка его не разбудила. Кеннис знал Эстерляку, она непременно ела после пробуждения пару сырых яиц, и если раб с ними запаздывал – визгливо верещала на все бунгало.
И в самом деле странно. Кеннис заволновался, еще раз посмотрел на солнце, и побежал к другой веранде – той, где стоял топчан госпожи.
Ему даже не понадобилось подходить вплотную. Судя по неестественной позе и выпавшему изо рта языку, старая кобринка отдала Великому Змею душу.
Кеннис замер. Внутри все похолодело.
Его забрали от родителей в пять лет, и он их практически не помнил. Госпожа Эстерляка была единственным существом, которое он мог назвать своей семьей. Она часто была с ним груба, порой и поколачивала, но в целом относилась лучше, чем могла бы кобринская чародейка к жалкому теплокровному.
А теперь ее нет. Конечно, она и без того прожила вдвое дольше, чем большинство кобринов, но он все же надеялся, что чар старухи хватит еще хоть на несколько лет.
Не хватило. И нужно позаботиться о похоронах. Нужно позвать кого-нибудь… родственников или хоть того же Иссенка. Он жрец, он осуществит ритуал погребения, принесет жертвы, позаботится об имуществе… минуточку.
А что будет с ним?
Во-первых, существует шанс, что его принесут в жертву богам ночи. Это часто делают с рабами после смерти хозяев. Но даже если нет, даже если жизнь ему сохранят… какой она будет? Большинство людей в Ильтохидене работает на плантациях. Домашних рабов держат немногие. И вряд ли новый хозяин позволит ему читать книги, изучать колдовство…
