Эхо драконьих крыл - Кернер Элизабет (книги регистрация онлайн бесплатно TXT) 📗
Вопреки воле Хадрона, Джеми научил меня грамоте и письму, а когда я его упросила, он тайком обучил меня искусству безоружного боя, а также показал мне, как пользоваться мечом и луком. Он всегда был рядом, если я в нем нуждалась, и не могу припомнить, чтобы он когда-либо мне отказывал, — он постоянно находил для меня ласковое слово, даже когда ему приходилось несладко из-за моего вспыльчивого нрава, который я проявляла по отношению к нему совершенно незаслуженно. Он был привязан ко мне, как к дочери, не в пример Хадрону, взамен получая от меня всю ту любовь, которой я не могла одарить равнодушного отца.
Молодые девушки наверняка спросят, отчего я не думала о замужестве. По правде говоря, думала: иногда до поздней ночи лежала я в своей коротенькой кровати и предавалась мечтам. Но была причина, по которой я все-таки не воспользовалась возможностью выйти замуж, — даже для того, чтобы сбежать с фермы. Бывало, что молодые люди описывали мою внешность, но портреты эти казались мне до того нелепыми! Ведь я всегда считала себя самой что ни на есть заурядной. Хадрон твердил мне об этом на протяжении долгих лет, и я привыкла верить ему. Тогдашние мужчины ничем не отличались от сегодняшних: молодым нужны красотки, старым — молодые; у меня же, после долгого заточения в стенах усадьбы, сердце сделалось как у старухи, а уж о красоте и вовсе не было речи. Могу лишь сказать, что в росте я не уступала любому из мужчин и обладала силой, на какую только способна женщина; при этом была смуглой, как орех, — из-за долгих лет работы под палящими лучами солнца и струями дождя — да к тому же имела нрав, который мне далеко не всегда удавалось сдерживать.
Сказать по правде, по ночам я чаще думала просто о любви, нежели о замужестве, и даже не столько о любви, сколько о том, как бы унести отсюда ноги.
Подобные мысли преследовали меня всегда — как сейчас, так и в юности. Я жаждала повидать мир, побывать в таких местах, истории о которых переполняются сладостным звоном далеких колокольчиков. Даже вид Межного всхолмья на севере терзал мне сердце каждый раз, когда я обращала на него взор. Тяжелее всего бывало осенью, когда холмы облачались в одеяния из разноцветных лоскутков, словно сонмище багряно-золотистых великанов. По ночам, лежа в постели, я тысячу раз мысленно бродила среди деревьев, иногда смеялась вслух при виде солнечных лучей, пронизывавших пеструю стеклистую листву, вдыхала ароматное благоухание и впитывала в себя, насколько возможно, все окружавшие меня цвета.
Но истинные мои стремления простирались далеко за пределы Межного всхолмья. Во мраке ночи мне принадлежал весь Колмар — спящий под неподвижным покровом, утомленный дневными заботами, — и все-таки пока я не могла обрести того, к чему так страстно стремилась.
В мыслях своих я бродила далеко на востоке и на севере: через темную и хмурую Трелистую чащу шла к крепости Свящезор у подножия гор или взбиралась на сами горы — проникала в подземные копи, где при свете высоко поднятого фонаря стены блистали и переливались драгоценными каменьями. Иногда, хотя и не слишком часто, решалась я отправиться на юг — в Элимар, зеленое королевство, откуда привозят шелковые ткани. Но север всегда манил меня гораздо сильнее.
Во время таких раздумий я больше всего ненавидела все, чем меня заставляли тут заниматься, и, несмотря на свой долг перед отцом, проклинала его за то, что он держал меня здесь, и даже Джеми не мог меня утешить: мое унылое, беспросветное будущее удручало — и тогда я давала волю своей самой заветной мечте, таившейся в глубине сердца.
В этой мечте я представляла себя стоящей на борту огромного купеческого судна, отбывающего на исходе года к Драконьему острову. Море было неспокойным, ибо бури, гулявшие на просторе между Колмаром и легендарным островом драконов, могли лишь на время ослабевать, однако полностью никогда не прекращались. Корабль раскачивало из стороны в сторону, и палуба стонала у меня под ногами, соленые брызги хлестали по лицу — но я смеялась и радовалась этому. Хотя и знала, что не встречу на острове ничего, кроме лансиповых деревьев, а долгое и опасное плаванье туда и обратно — это лишь моя плата за право насобирать листвы, ценившейся дороже серебра. И все же…
Все-таки возможно, что рассказы купцов — не вымысел. Быть может, именно мне посчастливится увидеть стража деревьев и даже приблизиться к нему — и пока мы будем разговаривать, я, наверное, смогу рассмотреть его как следует, и он окажется вовсе не злобным гигантом, как утверждают почти все купцы.
Я не испугаюсь. Я шагну к нему с поклоном, поприветствовав его от имени своего народа, и он подойдет ко мне на своих четырех лапах, сложив крылья и сдерживая огонь в своей пасти… Так в своих снах я часто разговаривала с драконом, охранявшим деревья…
Обычными драконами вряд ли кого-нибудь удивишь: известно, что эти несчастные одинокие твари, размером не больше лошади, мирно обитают в Трелистой чаще на севере. Они влачат свою жизнь в глухих лесах или горных пещерах, почти всегда в одиночку; люди их обычно не беспокоят, да и сами они людей не трогают. Изредка, правда, какой-нибудь из этих драконов обнаруживает вкус к запретной пище: деревенским коровам или овцам — или даже к человеческому мясу. И тогда все деревни в округе выходят на великую охоту, и тварь как можно скорее умерщвляется — или, по крайней мере, изгоняется. Но эти мелкие драконники — лишь жалкое подобие легендарных истинных драконов. Огонь их дыхания быстро иссякает; чешуйчатая броня, покрывающая их тела, слишком слаба, а разумом они не превосходят коров. Если только им не удается унестись прочь на своих крыльях — а летают они не очень ловко, то убить их не составляет великого труда.
Однако от купцов, знавшихся когда-то с теми, кто бывал на Драконьем острове, исходит молва, будто остров этот есть обитель Истинных Драконов, драконов из легенд. Размером они с дом, и крылья у них такие же громадные, а зубы и когти длиной в половину человеческой руки, и у каждого на челе сияет огромный самоцвет… Конечно, когда собиратели листвы возвращались домой, их обо всем подробно расспрашивали; однако последний корабль, вернувшийся в Корли из плаванья к Драконьему острову, видели лет эдак сто назад, и поэтому никто из ныне живущих не мог поклясться, что истинные драконы существуют в действительности. Поговаривали, что часть острова, в пределах известных границ, вполне безопасна; но иные из старинных сказаний нашептывали о смельчаках, вздумавших пересечь эти границы в поисках драконьего золота и поплатившихся за свою смелость. Если верить этим преданиям, никто из тех отчаянных голов не воротился назад…
Барды, разумеется, вот уже сотни лет слагают про истинных драконов песенные предания. Обычное дело, когда в этих песнях какой-нибудь доблестный витязь вступает с драконом в страшный неравный бой и убивает его, погибая при этом и сам… Выглядит очень благородно, да только все это порядочный вздор — стоит лишь купцам вспомнить, какими огромными на самом деле бывают драконы и насколько они могучи. Правда, некоторые из баллад подобного рода весьма хороши.
И все-таки порой можно услышать сказания с иной концовкой. Чего стоит хотя бы «Песнь о Крылатых» — хвалебное сочинение, написанное так, словно певец сам стоял на Драконьем острове и наблюдал за парящими под лучами солнца драконами. Слова песни преисполнены дивного трепета, который охватывает автора при виде этих прекрасных созданий. А посреди одной из строф, ближе к концу возникает диковинная пауза — певец умолкает и целых четыре такта дает окружающим слушать… почти тишину. Нет, не тишину! А отдаленную музыку шума от взмахов драконьих крыл, потустороннее эхо. Правда, редкий сказитель возьмется исполнить ту Песнь, ибо многих она устрашает.
Я же ее обожаю.
Впервые я услышала ее семи лет от роду. В тот год шли обильные снегопады, и один бард, направлявшийся на юг из Ариса, что около четырех дней пути к северу от нас, намереваясь добраться до Кайбара к Зимнему солнцестоянию, застрял в нашем поместье — и поэтому вынужден был встретить праздник здесь. К нему хорошо отнеслись, дали новую одежду, более подобавшую времени года, — взамен же он три ночи подряд, пока длился праздник, исполнял для всего нашего двора свои песни. А на третью ночь мы услышали от него «Песнь о Крылатых», и она мне страшно полюбилась. Мне было так тепло, что клонило в сон, и я слушала с закрытыми глазами… Когда же возникла пауза, мне по-прежнему чудилась музыка — необузданная и проникновенная, не такая, как у барда, хотя и гораздо тише… Никогда мне не забыть этого звучания. Оно затронуло что-то в самой глубине моей души, и я поклялась, что сделаю все, лишь бы только услышать его еще раз… Когда позже я обмолвилась об этом с певцом, он слегка побледнел в лице и ответил, что людям часто мерещится, будто они что-то слышат во время паузы; после же, полагая, видимо, что я ушла, он поклялся себе никогда больше не петь этой жути…
