Призраки подземелий - Юрин Денис Юрьевич (версия книг .txt) 📗
Хоть Аламезу и не хотелось помогать человеку, крайне разочаровавшему его в недавнем прошлом, но иного выхода не было. По воле судьбы он и люди фон Кервица стали теперь не просто союзниками, а соратниками. Ошибка одного грозила неминуемой гибелью всем троим. Бросив беглый взгляд и убедившись, что Ринва с грехом пополам, но всё же исправила свой просчет, моррон поспешил на выручку тому, кто вовсе был не достоин помощи. Еще совсем недавно, менее суток назад, Аламез считал Крамберга одним из лучших бойцов в своем отряде, а на поверку тот оказался гнусным осведомителем, приставленным шпионить за ним. Схватив мертвое тело правой рукой за отворот кольчуги, моррон с силой рванул его на себя, а левой поддержал потерявшего в этот миг равновесие Крамберга. Через пару секунд горе-диверсант вновь твердо стоял на ногах, а чуть было не потревоживший сон воинов труп часового плавно опустился на землю.
«Жаль, одному пойти было нельзя… еще намаюсь», – с сожалением подумал моррон, отвернувшись от навязанных ему напарников, и, осторожно переступая с пятки на носок, направился к лесу. От всю дорогу смотревшей на него волчицей Ринвы слов благодарности было не дождаться, а от предателя Дарк их вовсе не желал. К тому же для выслушивания дифирамбов в свою честь Аламез предпочел бы совсем иное время и место. Тревожный сон виверийцев мог быть в любой момент прерван, притом не обязательно шумом или звуком, а всего лишь новым порывом стылого ветра. Достаточно было проснуться одному солдату, и в следующий миг поднялся бы на ноги весь отряд. Нужно было срочно уходить, что Дарк и сделал, оставив тяжелые мешки с провизией, одеждой и инструментами на попечение провинившихся недотеп. Слова ничего не значат; слова – это ветер, проносящийся мимо ушей и бесследно исчезающий в пустоте следующего мгновения. Если и выражать благодарность, то только делами, например отягчением собственных плеч тяжелой ношей. Таким образом, можно считать, что моррон вовсе не проявил неучтивости по отношению к спутникам, а, наоборот, помог им сделать правильный выбор между пустыми словами и вполне осязаемым делом.
Только взобравшись на вершину холма и опершись обеими руками на деревцо, Дарк позволил себе остановиться и оглянуться. Его горе-напарники правильно истолковали бессловесный намек и, взвалив на плечи мокрые мешки, уже начали медленно, сдерживая пыхтение и забавно переваливаясь, словно утки, с боку на бок, преодолевать крутой подъем. Особенно трудно приходилось Ринве. Казалось, огромная, явно непосильная ноша за спиной девицы должна была вот-вот раздавить, переломить пополам, как тростинку, ее стройную фигурку.
Благородный герканский рыцарь Дитрих фон Херцштайн, конечно, никогда не допустил бы, чтобы женщина так утруждалась; но только жаль, его поблизости не было. Все приличия, нормы и правила поведения и прочие так свойственные человеческой общности условности остались за крепостной стеной шеварийской столицы. Здесь же, на лоне природы, уже не было ни галантных кавалеров, ни хрупких прекрасных дам; здесь был моррон, отправившийся в опасный путь, чтобы спасти товарищей, и парочка ненадежных временных союзников из рядов герканской разведки, имевших весьма смутные представления о чести и достоинстве. Если бы не общность интересов, то они уже давно вонзили бы ему нож в спину. Кроме парочки сомнительных личностей, еще имелись спящие у подножия холма враги и поджидавшая впереди неизвестность. Хоть Аламез и устал (один из мешков он тащил на себе до самой крепостной стены, а затем еще и волочил оба на веревке по дну рва), но он не стал бы поджидать обремененных поклажей спутников, а продолжил бы путь. Причина его вынужденной задержки была банальна – он просто не знал, куда дальше идти. Только Ринве было известно, где находится тайный проход в подземное логово клана Мартел; настолько тайный и, видимо, старый, что даже сами шеварийские вампиры о нем позабыли…
Новый порыв стылого ветра обрушился на стоянку виверийцев и принес с собой дождь, мелкий, противный и частый. Тысячи крохотных капелек бойко забарабанили по плащам и лицам спящих солдат, заставив многих открыть глаза, а некоторых даже приподнять головы и окинуть округу сонными взорами. Для спутников моррона природное ненастье чуть было не стало роковым, ведь к тому времени они добрались лишь до середины холма и были видны, как горошины на ладони. К сожалению, сами носильщики не подозревали об угрозе за спиной и были настолько поглощены борьбой с тянувшей назад поклажей, что совсем не оглядывались.
Положение вновь спас Дарк, вовремя присвистнув соловьем, чтобы привлечь внимание преодолевавших крутой подъем напарников, а затем подав им знак немедленно лечь на землю. При данных обстоятельствах это было единственно возможным решением. Даже если бы Крамберг с Ринвой, побросав ценные мешки, побежали бы к деревьям, то все равно не успели бы укрыться от арбалетных болтов. Как Дарк заметил (по нашивкам на плащах и иным армейским знакам), примерно треть наемников составляли отставные «тандальеры», бывшие еще в давние-предавние времена гордостью виверийских стрелков. Вооруженные не скорострельными, но практически бесполезными против щитов и брони луками, а тяжелыми, почти осадными арбалетами, «тандальеры» обычно выставлялись против атакующих кавалерийских отрядов. Бывало и так, что вовсе без защиты копейщиков или иной легкой пехоты. Отборные виверийские стрелки довольно успешно обстреливали быстро мчавшиеся прямо на них или кружащие по полю мишени. Ударной мощи их болтов вполне хватало, чтобы пробивать навылет боевые кольчуги всадников из легкой кавалерии на средней и даже дальней дистанции и превращать рыцарские латы в решето на малой и средней. Низкую скорострельность громоздкого оружия, используемого чаще всего на подставках-треногах, с лихвой компенсировали отточенное мастерство перезарядки и наличие у каждого «тандальера» двух, а то и трех арбалетов и стольких же помощников. Пока мастера летящей смерти стреляли, подручные перезаряжали арбалеты, более напоминавшие миниатюрные переносные баллисты.
К счастью, покинув ряды регулярной армии и избрав путь вольных наемников, «тандар» с собой виверийцы не прихватили, но зато с обычными арбалетами и луками управлялись куда проворней обычных стрелков. Даже заспанные «тандальеры» со слезящимися, опухшими глазами и трясущимися от холода руками прервали бы жизнь бегущих прочь чужаков всего парой метких выстрелов, притом задолго до того, как живые мишени успели бы добраться до вершины холма. Единственный шанс выжить для спутников Дарка состоял в том, чтобы быстро залечь и, превозмогая страх, не двигаться. Их грязные, намокшие одежды, преимущественно темно-серого цвета, конечно, выделялись на фоне коричневой земляной насыпи, местами поросшей зелеными островками сорняков, но когда человек только проснулся и едва приподнял налитые тяжестью веки, то вдаль обычно не всматривается, и все, что находится дальше пяти-шести шагов, воспринимает как фон, причем неизменный, неподвижный. А любое движение, наоборот, мгновенно фокусирует взор проснувшегося и сигнализирует об опасности.
Задумка Аламеза удалась, хоть он и боялся, что всё так просто не обойдется. Поворочавшись с боку на бок и плотнее закутавшись в кое-как спасающие от холода и сырости плащи, виверийцы снова заснули. Отсутствие прохаживающихся между кострами часовых наемников ничуть не смутило. Инстинкты солдат ослабевают, когда отряд находится в глубоком тылу, и от бдительности стражи практически ничего не зависит. Ведь врагов поблизости нет, а мародеры-дезертиры и прочее разбойное отребье никогда не осмелится напасть на целый отряд, тем более заночевавший под крепостной стеной, то есть под прикрытием стрелков из городского гарнизона.
Убедившись, что последний из временно бодрствующих солдат вновь отдался чарам прерванного разыгравшейся непогодой сна, моррон взмахом руки подал знак продолжить движение и стал ждать, отнюдь не без злорадства наблюдая, с какими трудами и муками давался новым товарищам подъем. Крамберг то и дело падал, скользя на быстро намокшем земляном склоне; а Ринве, которой посчастливилось подниматься по участку, поросшему травой, не повезло в ином. Одна из лямок её заплечного мешка оборвалась, и чтобы удержать равновесие, девушке пришлось изрядно изогнуть стройную талию и переместить центр тяжести поклажи на правое плечо. Теперь красавица-шпионка уже не выглядела соблазнительно, и увидь ее именно в этот момент Грабл Зингер, уж точно не воспылал бы к ней похотливыми чувствами. Карабкаясь вверх, молодая женщина ковыляла, как древняя старуха; взопрела и раскраснелась, как деревенщина после пятой бутылки крепленой настойки; пыхтела, как ёжик, и, судя по всё время шевелящимся губам, ругалась, как старый шкипер, сошедший на берег и обнаруживший, что сгорел его любимый бордель. Аламез не сомневался, что добрых две трети бранных слов и проклятий, слетавших с красивых пухленьких губок, адресовались именно ему, и только одна треть – мокрому склону, промозглой шеварийской погоде, лопнувшей лямке и прочим превратностям жизни. К собственному стыду, Дарк вынужден был признать, что его весьма забавляли мучения спутников, а желания им помочь вовсе не возникало.
