Лунные Всадницы - Томлинсон Тереза (бесплатные серии книг .txt) 📗
Отец в отчаянии обернулся к девочке: до взрослых-то было не докричаться. «Держись-ка, — велел он, вкладывая в детские ручки тонкую черную ножонку, что высовывалась из туго растянутого отверстия между могучими бедрами Полночи. — Держи крепче и тяни — но только осторожно».
Сама еще кроха, Мирина взялась за ножку с миниатюрным, безупречной формы копытцем и потянула на себя, как велел отец, Абен же между тем пытался высвободить жеребенка, что с таким трудом рождался на свет. И вдруг махонькое, наполовину покрытое влажной пленочкой, но совсем настоящее тонконогое существо выскользнуло в руки девочки.
— Молодец, дочка! — похвалил ее отец. — Если жеребенок выживет — он твой.
И жеребенок, и Полночь выжили, и Мирина с тех пор нарадоваться не могла на иссиня-черную кобылку. А вот теперь Исатис девятый год пошел, но девушка по-прежнему предпочитала свою любимицу всем прочим лошадям.
С утра мазагарди снялись с лагеря, весь день скакали, не останавливаясь, и уже в густых сумерках, когда в небесах зажглась вечерняя звезда, вновь разбили лагерь у темно-синих вод озера Кус.
А на следующий день Мирина уже сидела перед входом в шатер в ярком свете полуденного солнца, стараясь не шевелиться, в то время как Хати накалывала ей на коже рисунок острой костяной иголкой.
— Не чешись! — резко одернула Гюль, шлепая дочь по руке, едва та потянулась к серебряному кольцу в носу, что вставили семью днями раньше.
— Зудит, точно скорпионий укус, — пожаловалась Мирина, — а теперь еще и это…
— Сиди смирно! И глаза закрой! — предостерегла Хати. — Чем больше ерзаешь, тем больнее будет! Зажмурься… и представь себя животным!
Мирина крепко зажмурилась, затем медленно расправила плечи, стараясь расслабить сведенные мускулы и вообразить себя каким-нибудь зверем. Надо убедить себя, будто она неспешно ползет себе сквозь траву на животе, скользя из стороны в сторону, а теплый ветерок задувает ей в глаза. Глядишь, и получится — если и впрямь расслабиться, отрешиться от мыслей и отослать их далеко прочь от острых уколов иглы.
По части рисования картинок на теле Хати не знала себе равных: работала она споро, втирала сажу, смешанную с соками трав, в наколотую кожу — и проступал четкий рисунок, штрих за штрихом. Всех юных девушек, предназначенных в Лунные Всадницы, украшали такими татуировками: трудиться над ними начинали, едва девочке исполнялось восемь лет от роду. Последние пять лет Хати каждую весну добавляла к стремительно растущей коллекции Мирины очередную картинку. На каждой ступне красовался застывший в прыжке иссиня-черный олень с витыми рогами: он одаривал девушку звериной гибкостью и грацией. По плечам дождем струились цветы и листья, спускаясь на предплечья: они символизировали живую силу растения. На скулах было вытатуировано по острому наконечнику стрелы, говорящему о скрытой силе — предостережение тому, кто непрошеным подойдет слишком близко. Щеки и предплечья самой Хати украшали скорпионы, хотя краски давно поблекли и с трудом просматривались под морщинами. На щеках у Гюль цвели розы, в честь которых она и получила свое имя: нежный символ замечательно подходил к ее мягкому, ласковому нраву.
А теперь вот, в этот теплый солнечный день, Мирину украшали последней и самой важной из татуировок: на правом предплечье постепенно возникал ее собственный избранный символ.
— Почти готово, — успокоила Гюль, заглядывая матери через плечо. — Пойду схожу за молоком. Знак подобран в самый раз: вылитая ты, Мирина.
Наконец Хати отложила иголку и приняла из рук Гюль небольшую чашу с драгоценным кобыльим молоком, смешанным с медом. Благоговейно отлила немного на землю, в жертву богам, и передала чашу Мирине.
По-прежнему не открывая глаз, Мирина с облегчением отхлебнула теплый, пряный напиток. Острая боль осталась в прошлом, татуировка обрела форму.
Чашу у девушки забрали, и Гюль с Хати, одна за другой, брали покрасневшую ладошку Мирины, ласково целовали ее и прикладывали к щекам.
— Пусть магия знаков одарит тебя силой и грацией самих образов, — шептали они.
— Открой глаза, — приказала Хати.
Мирина опасливо открыла глаза, скользнула взглядом по руке. Кожа покраснела и припухла, но рисунок просматривался ясно и четко. Вниз по ее предплечью, извиваясь, ползла змея: изукрашенная головка покоилась на большом пальце девушки, а изогнутый хвост доходил до локтя.
— Спасибо, бабушка, — тихо проговорила Мирина. — Думается, это и вправду я!
Внезапно Гюль затаила дыхание и указала куда-то за их спины, на груду камней.
— Что такое? — не поняла Хати.
Гюль, разом утратив дар речи, по-прежнему указывала пальцем в ту сторону.
Мирина обернулась к камням — ах, вот в чем дело! Крохотная золотисто-коричневая гадюка, извиваясь, выползла на солнце — и скользнула к самым ее ногам.
Все три женщины на мгновение застыли недвижно, затем Хати молниеносно схватила палку и занесла ее над головой.
— Не бей! — шепнула Мирина. — Она не причинит мне вреда.
Змейка замерла, изогнувшись, приподнялась над землей, поглядела прямо в глаза Мирине, затем грациозно пригнула головку — и повернула прочь.
Рассмеявшись, Хати опустила палку.
— Да нет, конечно же, тебя-то она не тронет! Другое дело, посчитает ли она нас за друзей юной сестрицы-змеи?
Неуловимо-текучим движением гадюка скрылась в тени камней.
Гюль облегченно выдохнула.
— Это знамение? Да наверняка! Вот только что оно значит?
— Не знаю. — Хати широко улыбнулась. — Но непременно что-то хорошее. Уж здесь вы мне поверьте.
Глава 2
Бабушка-воительница
Луна постепенно прибывала и, наконец, вновь пошла на убыль, а мазагарди всё еще жили у озера Кус. Припухлость на руке Мирины спала, боль ушла, и змея-символ выглядела совсем как живая. Много толковали о троянском царе Приаме: тот всякий год приезжал на сход племен покупать лошадей.
— Говорят, Приам сказочно разбогател, — рассказывала Гюль Абену. — Царь взимает пошлину со всех торговых судов, что идут через Геллеспонт, а с ахейцев дерет вдвое против того, что требует с племен и союзников-хеттов.
Абен улыбнулся.
— Приам и впрямь богатеет с каждой новой луной, и для нашей с ним торговли это во благо. Но… — он покачал головой, — помяни мои слова, царь сам ищет неприятностей на свою голову!
— Что еще за неприятности? — заинтересовалась Мирина.
Отец ненадолго задумался.
— Ахейским царствам нужно скифское олово — бронзовое оружие делать, и еще этот новый металл, они его железом зовут. Корабли везут все это с севера и идут через Геллеспонт: другого пути нет. И, конечно же, недолго будут они мириться с растущими поборами. Если терпение у ахейцев лопнет — боюсь и думать, что ждет нас всех.
Мирина кивнула. Все они страшились яростных набегов ахейцев: свирепые отряды с севера то и дело вторгались в мирные земли, отбирали золото и олово, убивали мужчин и угоняли в рабство женщин. Народ Мирины насчитывал не одно поколение отважных женщин-воительниц, что в любой момент готовы были с оружием в руках встать на защиту тех, кого любят.
— Если ахейцы придут к нам с войной, я стану биться с ними, — заявила девушка.
Родители улыбнулись на пылкие слова дочери.
— Ну что ж… Вот бабушке, например, и впрямь довелось повоевать! Она была в числе тех Лунных Всадниц, что, проскакав через всю Фракию, бросили вызов Тезею… правда?
Гюль кивнула.
— Да, Ипполита повела их в Афины выручать похищенную Тезеем Антиопу.
— Какие смелые, — вздохнула Мирина.
— Да, смелые, — согласилась Гюль, но в лице ее читалось сомнение. — Они-то смелые, да только неумная то была затея. Эта битва стоила Ипполите жизни: и ей, и многим другим. А что до Антиопы, так; она отказалась возвращаться, вот спроси хоть у самой Хати, она подтвердит.
— Антиопе хотелось остаться у ахейцев? — нахмурилась Мирина.
— Ну, не то чтобы так уж хотелось… но так Антиопа в конце концов решила. Она, понимаешь ли, только что родила Тезею сына.