Бремя удачи - Демченко Оксана Б. (первая книга .TXT) 📗
Шарль тряхнул головой и улыбнулся. Вот она, в чистом виде, логика диких ликрейцев: сперва огорошить знанием того, что неучи знать не могут и что относится к разряду литературы философической, нездешней, тонкой и старинной. Затем отругать и признать бестолочью. И наконец похвалить. Все сразу, скопом. Думай, иноземец, что пожелаешь, понять-то тебе не под силу. Это ведь не понимать следует. Просто выслушивать…
– Бутыли с отравой еще не разбил? – ревниво уточнила женщина. – Так сунь в мешок и неси. Мухоморы на ядреном самогоне хороши. От ревматизма – самое то. От прострела, от радикулита тоже… Мешок в кустах, ты поищи как следует, не городи глупости.
Шарль звонко захлопнул рот, уже раскрытый для возражений: ведь не во что положить отраву! Пошарил в кустах и почти без удивления нащупал мешок. Пожалуй, он сильнее бы насторожился, не найдя оного. Не разгибаясь, Шарль бросил в пыльный, пахнущий отрубями дерюжный зев пять натужно булькающих бутылей из-под осветительного масла. И пошел себе от путей, углубляясь в лес.
– Сударыня, мой удел поднадзорного таков, что дальше трех километров от поезда магия меня не…
– Да рядом здесь, рукой подать, мсье Шарль. И не охай, с мое поживешь – и не такое знать будешь. Звать меня можешь Степанидой. Или Паней. Вот хоть тетей Паней, понял ли?
– Да, сударыня, – смутился Шарль, всматриваясь в мешанину неровных, будто пьяной рукой нанесенных, штрихов – древесных стволиков, карабкающихся в горку. Где прежде пряталась избушка? Ведь не было ее!
Бревенчатое строение с высокой двускатной крышей, стоящее на сваях, было древним и добротным. Древесина почернела и кое-где растрескалась, мох в щелях выцвел и частично обратился в труху. Но стекла в оконцах – тройные, надежные и ровные – имели до странности современный вид. Женщина поднялась на высокое крыльцо, распахнула дверь, на которой не было даже самого простенького запора, да и шагнула за порог. Шарль пожал плечами и двинулся следом. Миновал темные сени, нарочито и безоговорочно соответствующие всем ожиданиям: просторные, с зипунами в углу, с заготовленными вениками на стенах и под потолком, с двумя огромными сундуками в медной оковке. Мешок с бутылями, прощально звякнув, улегся как раз возле сундуков, тут ему самое место. Шарль потянул дверь, потоптался на коврике и, кашлянув для приличия, шагнул в дом, запоздало соображая: надо было, пожалуй, сапоги снять.
Горница – мысленно Шарль сразу назвал комнату именно так – оказалась велика, просторна и была наполнена светом. В углу добавляла уюта ваза с цветами. Милые прошвочки украшали накидку на спинке диванчика и горку подушек. Посередине горницы уверенно упирался толстыми лапами в пол большой стол, покрытый скатертью серого льна. В глубокой миске поблескивали мелкие полупрозрачные яблочки, такие глянцевые и ярко-золотые, словно свет из них исходил. Степанида присела на табурет, рукой указала гостю его место у стола. Прихватила не глядя яблочко и сгрызла целиком. По лицу прошла тень изменения, омолодившая женщину.
– Не пойму никак, – удивился Шарль. – Вами используется оптика или это уровень мага-пси? Второе не должно на меня влиять, ошейник против магии лишает дара, но исключает и внешние воздействия…
– Умный, ой умный, – насмешливо прищурилась Степанида, теперь уже очаровательная женщина лет тридцати на вид, русоволосая, сероглазая, с легкими и гибкими движениями, соответствующими внешности. – Пойду я, на стол кое-чего спроворю. Ты пока подумай. Яблоки мои и тебе могут прежнее вернуть… А только того ль тебе надобно?
И ушла. Шарль снова потер затылок, опасливо косясь на миску с золотыми плодами. Остро и даже болезненно заныла душа, шевельнулось забытое и канувшее в прошлое, как казалось еще утром, желание вернуть невозвратное: свое всепобеждающее обаяние мага-пси, джинна весьма высокого уровня, способного к обольщению и свободной лепке внешнего совершенства… Шарль прикрыл глаза, судорожно вздохнул. Представил, как идет по лесу к поезду, чернокудрый, синеглазый и восхитительный, как солнце сияет ему одному.
– Глупости, – рассмеялся бывший джинн и тряхнул головой, прогоняя видение.
Дальнейшее понятно. «Шарлик, аушеньки!» – всхлипнет все та же Нюша, и не она одна. Такой-то, несовершенный – и то маркиз прячется от девок. Совершенного они всем поездом со свету сживут, восхищаясь и подкарауливая злее прежнего.
– Не сгодились яблочки, – довольно отметила Степанида. – Кваску испробуй. Без хитростей он, зато вкус хорош. Пирожки вот отведай, тоже удались, с брусничкой.
– В ваших сказках после обеда кушают самих гостей, – заметил Шарль, не отказываясь от угощения.
– Да не надобен мне никто… пока, – прищурилась хозяйка избушки. – Вон – третий мой муж, на подушке я вышила персону, полюбуйся. Всем хорош, живем душа в душу. После обеда у нас в сказках обычно вопросы задают, и мой вопрос таков: тебе чего от жизни надобно, мсье Шарль? Покоя да достатка цивилизованного или все ж глупости нашей, вроде пера жар-птицыного? От какого сперва одни хлопоты, да и позже – ярмо на шею и людской пересуд.
– Ты – птица удачи? – осторожно уточнил Шарль.
– Нет, я просто в лесу живу, – подмигнула Степанида. – Давно живу. Ты отвечай, не тяни время. Тут, в моем лесу, и оно на моей стороне.
Шарль опасливо покосился в окно, затем глянул на подушку с «персоной». Счел, что муж загадочной Степаниды похож на франконца. Смугловатый, большеносый и кудрявый.
– Когда я жил в башне и был джинном, мне представлялось, что покой и достаток – не так уж плохо. Но теперь… Не знаю. Ничто не вынуждает меня искать способ вернуться в родное имение, выкупить его и засесть в глуши, занимая себя разнообразным бездельем. Я не дал ответа?
– Так ответ не мне надобен, а тебе самому, – рассмеялась Степанида. – Ладно же, борец с ветряными мельницами. Отпущу я тебя с миром, не враг ты Ликре и себе не враг, что куда важнее. Возьми подарочек. Когда жизни не станет, глядишь, он и пригодится.
Шарль недоуменно кивнул и смолчал. Женщина добыла из своей корзинки тонкую нитку с бусиной, сама надела на шею гостя и удобно завязала. Глянула в оконце, поправила косоворотку Шарля, быстро собрала пирожки в мешочек и пихнула в руки.
– Мой-то, гляди, вернулся с охоты, – улыбнулась она. – Бери гостинец да иди себе, Шарль. Дикий у меня мужик, потому и живем безвылазно в лесу. Весь, родимый, на ревность исходит. Сколь уже себя укоряла: заговорить бы его, норов поунять малость. Но не могу, дорог он мне, а что душе мило, в то с бабьим колдовством не следует лезть. Ни с каким не следует.
– Стефани! – с сильным франконским акцентом рявкнул голос у крыльца. – Да что же это, ма шери… Стефа, мы переезжаем к океану! Немедленно! Всюду враги, пьяные сиволапые дикари готовы штурмом брать мой дворец! Террибль…
Быстрые шаги простучали в сенях, дверь с треском распахнулась. Франконское происхождение мужа Степаниды было очевидно, а внешность показалась необычной и слегка знакомой. Длинные локоны старомодной прически, сухой нос с приметной горбинкой, бешеные темные глаза и шрамик у виска – светлым косым росчерком крыльев чайки. Шарль тихо охнул, вскочил и снова исполнил картузом движение, подобающее шляпе знатного и вежливого мсье маркиза из рода де Лотьэр.
– Однако же, Стефа, трезвый соотечественник, – поразился хозяин дома. Оскалился злее прежнего. – Мы переезжаем сей же час! Туда! Сэркль полер, и не ближе, уи… И побольше медведей, в охрану, уи.
– Мсье ле Пьери? – рискнул вслух высказать невозможное Шарль. – Мой бог, я учился сюр-иллюзиям по вашим заметкам, но я полагал, вы давно уже… Прошу меня простить, но как же это?
– Самые бесполезные и безопасные записи я не сжег, – самодовольно усмехнулся хозяин избушки, вдохновленный признанием своего величия со стороны соотечественника. Снова покосился на жену. – Мон кёр… зачем ты притащила в сферу этого шпиона и врага хотя бы одной из наших родин?
– Он милый мальчик и уже повзрослел, – улыбнулась женщина. – К тому же он уходит, ему пора. Он напомнил мне прошлое. Ты явился на порог такой замерзший и запутавшийся в себе…
