Нелегал - Хаецкая Елена Владимировна (читать книги бесплатно TXT) 📗
И вдруг, не дожидаясь, пока Миха соизволит сделать этот самый выбор, кто-то другой, посторонний, поставил перед ним заградительный бело-черный столб. С надписью. «А вот сюда, Миха Балашов, ходить не смей».
Настя Полевая никогда тебя не полюбит. Ты ей не нужен, потому что для тебя что Варахасий, что Авденаго — одна какашка в баночке.
Осознание того, что вообще ни одна женщина на свете не полюбит его безумно, от всей души, да так, чтоб вместе на гильотину, пришло несколько позднее и уже не причинило столь острой боли. Почва для такого осознания была подготовлена, и Миха заранее безотчетно все знал.
И это не было связано с какой-то определенной, конкретной женщиной. Несмотря на всю свою быдловатость, Миха умел оперировать понятиями абстрактными.
Возможно, Николай Иванович чего-то все же добился. А может быть, просто в Михе не все платоновское еще угасло насовсем, и искорка идеализма до сих пор тлела в его немой полузвериной душе.
В ожидании повестки из военкомата Мисаил проводил время довольно скучно. Начал открыто курить дома. Смотрел по телевизору мультики или бои без правил. Иногда звонил приятель, и тогда они тащились погулять.
Вроде как ребятам именно сейчас «полагалось» интересоваться девицами, но как-то не получалось. Томление юношеской плоти — отдельно, девицы — отдельно. Мисаила отпугивали розовые телеса, проглядывающие между коротенькими свитерочками и спущенными на бедра джинсами.
— Знаешь, почему у них тут мясо нарастает? — авторитетно толковал Стас. — Они эти места круглый год открытыми держат. Понимаешь? А зимой в наших широтах холодно. Согласно закону биологии, организм должен обогреваться. Сделать это в таких условиях можно только одним способом: нарастив слой жира. У тюленя этот самый слой достигает восьми сантиметров. Я в передаче видел.
Он показывал пальцем на стайку девиц, шедших впереди в обнимочку. Девицы похохатывали и нарочито падали друг на друга. Одна или две по очереди оборачивались на Стаса с Михой, а потом прыскали особенно бурно.
У Михи мысль о восьмисантиметровом слое жира, выращенном для согревания, вызывала животное отвращение. Поэтому он с охотой согласился разгромить ларек, принадлежавший «чуркам». В этом ларьке несовершеннолетним принципиально не продавали сигареты и пиво, вообще вели себя нагло.
Мысль отыграться родилась спонтанно, когда Миха с тремя друзьями возвращался домой после вечерней прогулки. Сперва беседа была тягучей, с большими паузами. Она носила элегический характер: вспоминали «детство золотое», разные проделки, посылали проклятья Николаю Ивановичу, который «так и сгниет в школе» среди ненавистных ему учеников.
— Вы только подумайте! — горячо говорил Стас. — Сколько он над нами издевался, а теперь мы от него свободны! Мы ушли, а он остался…
Все дружно согласились с тем, что жизнь сулит им тысячи прекрасных возможностей, а Николай Иванович все отпущенные ему возможности уже исчерпал, по всем лотерейным билетам уже получил и теперь просто доживает пресный остаток.
Эта мысль рождала ощущение торжества, хотя у Мисаила почему-то втайне ползала по душе косматая гусеница: он догадывался, что здесь таится какой-то подвох, что они вовсе не свободны и что праздновать триумф над Николаем Ивановичем ох как преждевременно. Каким-то образом учитель литературы опять их надул, но каким — осталось, как водится, загадкой.
И что самое ужасное — свобода, о которой они так упоенно толковали, имела вид лживый и продажный. Не свобода, а шлюха какая-то.
И тут они увидели этот самый ларек. Вспомнили, как обманом раздобывали курево и как хозяин ларька, кривоногий и черномазый, высунувшись до середины туловища в окошечко, с жутким акцентом кричал им: «Малы еще, чтоб курить и пить!» Ага, малы еще. Зато теперь не малы.
Прямо как в мультике, где сперва все обижали теленочка… обижали-обижали, пока он в быка не вырос и не показал мерзавцам кузькину мать.
Смеясь, Стас взял с земли камень и швырнул в ларек.
Камень стукнул о рифленый бок ларька, не причинив никакого вреда. Стас захохотал, толкнул ногой тяжелую урну, доверху наполненную мусором.
— Давайте-ка, помогайте!
Они выворотили урну и вчетвером вмазали ее в ларек, как таран. Отскочила хлипкая стенка. «Чурка» не весь товар увозил на ночь, кое-что оставалось. Ребята докончили разрушение, завладели несколькими блоками сигарет, все бутылки разбили и ушли, пьяные от своей безнаказанности.
Стас так объяснял друзьям: «Может, я не хочу черномазые рожи видеть в районе? Это мой район, так? Ну так я не хочу здесь черномазые рожи видеть!»
Возразить на это было нечего. Миха тоже не был в восторге от «черномазых рож», хотя это определение, по неведомому капризу, почему-то не распространялось на Радика Сафирова, их одноклассника, и на одну соседскую девочку по имени Фаргана.
Менты не сразу, но вняли призывам о помощи. Особенно после того, как ребята сожгли третий ларек. Горело, прямо скажем, здорово, на весь квартал иллюминация.
Миха стоял в опасной близости к пожару и не мог отвести глаз. До чего же красиво! Таинственная сила в огне. Не сила, а силища. Его друзья переталкивались локтями, передавали друг другу фуфурь с пивом, пересмеивались. Миха тоже отпил и вдруг замер: на оранжевом фоне пожара проступили две силуэтные фигуры.
Фигуры эти были очень малы, угольно-черны, кривоноги. Они метались взад-вперед и громко кричали, а затем обратились к друзьям и начали топотать на них ногами.
Ребята бросились наутек, двое разъяренных мужчин — хозяин ларька и какой-то его родственник, как запоздало сообразил Миха, — гнались за ними по пятам. И тут, как по заказу, из переулка мигнула машина, и оттуда вышли двое ментов. Эти были рослые, молодые, у одного животик над ремнем, у другого вообще плечи, как у Терминатора.
Топот за спиной. Воздух вдруг раскалился, стало жарко дышать, хотя пожар давно уже скрылся в отдалении. Михе казалось, что все враги мира гонятся за ним. Он даже не знал, кто еще бежит рядом и вообще бежит ли кто-нибудь. Он просто удирал, драпал, уносил ноги.
Мелькнула подворотня и поглотила Миху. Вот бывший компьютерный клуб, где они в восьмом классе большой компанией резались в «Дум» ночь напролет. Теперь его полуподвальные окна забиты разной дрянью, дверь закрыта, у порога непросыхающая грязная лужа. Нет больше компьютерного клуба, нет больше тех восьмиклассников. Сплошной «Дум», и Миха в роли жертвы.
Он вильнул, огибая дом, и выскочил во дворик. Отпрянул на миг — перед ним выросла жуткая фигура, похожая на гигантского муравья. Миг спустя выдохнул:
— Блин, обоссаться недолго… искусство!..
Странное существо было статуей, воздвигнутой здесь месяца три назад, когда двор благоустраивали. Непонятно, что статуя обозначала. Дети ее, по счастью, не замечали, а взрослые люди, подвыпив во дворике, строили разнообразные догадки.
Преследователи грохотали уже неподалеку от бывшего клуба. Миха тонко, плачуще взвыл и поскакал дальше. Он хватался руками за воздух, как за канат, в надежде, что это ускорит бегство. Он метался из тени в тень. Почему они все гонятся только за ним? И сколько их там?
«Убьют, — думал Миха. — Они просто убьют и скажут, что так и было. Им разбираться неохота. Или посадят».
Мысль о тюрьме еще не приходила ему в голову, а теперь вдруг взяла да пришла — и отняла последние силы. У Михи, между прочим, имелись планы на будущее. Он не собирался терять три, а то и пять лет. И еще неизвестно, какой он после отсидки выйдет. Если его и без всякой судимости не полюбит ни одна женщина, то на что можно рассчитывать после судимости? Тьфу ты.
— Глупо! Глупо! — рыдал на бегу Миха.
И еще:
— Не надо было пиво пить!
Он выскочил на улицу и припустил вдоль трамвайных путей. Дорога ровная, не споткнешься, но слишком уж заметной целью сделался здесь беглец.
Они не кричали ему в спину: «Стой» или «Стрелять буду». Они даже не стреляли. Просто гнались, молча, как звери.