Телохранитель ее величества: Точка невозврата (СИ) - Кусков Сергей Анатольевич
Я хмыкнул и поднялся, поправляя во внутреннем кармане куртки то, ради чего и затевалась эта операция. Затем кошачьей походкой направился к поверженному охраннику, лежащему посреди двора – его тело почти не было разворочено. Меня все равно чуть не вывернуло, но другие были в гораздо худшем состоянии.
– Почему ты скомандовал оставить в живых того, который тебя тащил? – подала голос Катюша, но удивление в нем было показное.
– Он дал мне… Закончить. Он неплохой человек, – ответил я, вытаскивая из уже расстегнутой кобуры пистолет. Двадцатишестизарядный "Armado"? Неплохо!
– Но работает этот "хороший человек" на подонка! – возразила она.
– Это вопрос глубокой философии, тебе не кажется? – Я усмехнулся. – И твоя точка зрения не есть абсолютная истина. Как и моя. Я попросил оставить – дальше решайте сами.
– Вопросов нет, он будет жить, – она усмехнулась в ответ. – Ты прав, философские споры нам ни к чему: сказал и сказал, это не принципиально.
Ну, хоть здесь мое мнение что-то значит! Я облегченно вздохнул и направился к дальнему броневику, ставшему убежищем, а заодно и ловушкой команданте Торетто, одного из известных наркобаронов Альфы.
– Выходи, Торетто! – произнес я, храбрясь от предстоящего. – Тогда умрешь быстро.
Ответом мне стала тирада на непереводимом испанском и выстрел из точно такого же пистолета, как у меня в руке. Выстрел в "молоко", воздух – он прекрасно понимал, что из рельсовой снайперки ему отстрелят руку, если попытается ее высунуть. Я же в уме подсознательно произнес: "Один". "Осталось двадцать пять, если у него нет запасной обоймы".
– Ты, сукин сын! На кого ты работаешь? – раздалось с той стороны машины. Естественно, отвечать в мои планы не входило.
Итак, он вооружен. Вооружен и очень опасен, потому, как обложен. Ему нужно тянуть время, которое работает на него, так как визит гвардии в наши планы не входит. И выкурить его из укрытия будет делом непростым. Но не невозможным.
– Что задумал? Что будешь делать дальше? – усмехнулась наблюдающая из машины за операцией Катарина.
– Если попробует высунуть руку, чтоб выстрелить – отстрелите ему ее! – произнес я в сердцах, пригнулся и покрался в обход машины со стороны ближней к подъезду стены. Со стороны боковой стены позиция для меня была выгоднее, но там я мог стать мишенью того типа, что спрятался в подъезде, если "виоланчелистка" вдруг его проморгает.
– Хуан, три минуты! – сказала вдруг Катюша спокойным, но тревожным голосом. Вот так так, началось. Гвардия в пути. – Время пошло, начинай!
То есть, примерно через три с половиной минуты здесь будет патруль, а то и не один, в штурмовой броне и с иглометами. И ему будет по барабану, чья здесь ведется операция. Значит, мне нужно выполнить задание и убраться к чертям собачьим в озвученное ею время, и ни секундой позже. Под ложечкой у меня засосало.
– Так точно! – прошептал я и приготовился. Ну, вот он, выход один на один, проверка всех полученных навыков. Или я, или он.
Торетто услышал, почувствовал меня, и сработал на опережение, высунув руку из укрытия так, чтобы попасть в меня, но чтобы снайперы не попали в него. И не глядя выстрелил в место, где я должен был находиться. Ключевая ошибка – "не глядя", в момент выстрела меня там не было. Подожди он долю секунды, у него были бы шансы, а так…
А так через секунду я стоял на заднем капоте машины и спокойно всаживал одну за одной пули в его руку. "Armado" – слабенькое оружие, одной пули может не хватить.
Раздался вой, пистолет из его руки выпал. Окровавленная рука одернулась и прижалась к груди. Понимая, что больше нечего опасаться, я спрыгнул и грозно встал перед этим человеком.
– Сеньор, не надо! Прошу вас! – пролепетал он. – Сколько они заплатили? Я заплачу больше. Гораздо больше!
Я молчал. Сердце мое билось со страшной силой от мысли о предстоящем.
– Хотите, в два раза? Нет? – Глаза Торетто лихорадочно заблестели. – Три! В три раза больше!
Я молчал.
– Хуан, ну же! Время! – раздался недовольный окрик Катарины.
– Нет? Сколько? Назовите цену! Пять миллионов?! Хотите пять миллионов?! Семь?! Десять?! Сеньор, десять миллионов!!! – почти кричал мой противник, точнее, теперь уже моя жертва.
Я вытащил из кармана куртки и расчехлил то, что лежало там, ожидая своего часа. Небольшой трехгранный стилет с белой костяной ручкой и выгравированным на ней ангелочком. Скорбящим ангелочком.
– Ее величество Лея Первая Веласкес недовольна вами, Сеньор Торетто!.. – наконец, выдавил я. Голос мой дрожал. – Вы приговорены к смертной казни. Приговор приводится в исполнение немедленно, обжалованию не подлежит.
– Нет сеньор!.. – зарыдал сидящий передо мной человек. – Не убивайте меня! Пожалуйста!
– Хуан, ну ты чего? – почти кричала Катарина. – Кончай его!
– Пожалуйста!.. Я не буду больше!.. Все брошу и уеду! Оставлю все деньги, все золото Короне!.. – Слезы лились и лились из его глаз ручьем. Да, я не должен был его слушать, мне нужно было просто воткнуть в него "скорбящего ангела" и бежать, но я не мог сделать этого. Рука не поднималась.
– Бей, Хуан! – заорала Катарина, теряя терпение.
– …У меня есть дочь! Маленькая дочь!.. – продолжал лепетать этот человек, такой крутой и сильный всего пять минут назад, но такой жалкий сейчас. – Пожалейте хотя бы ее! Не делайте ее сиротой!..
Его трясущиеся пальцы здоровой руки залезли во внутренний карман и извлекли кожаный бумажник, который тут же выпал из его рук на землю.
– Вот она, сеньор! Она еще маленькая! Совсем маленькая!
– Хуан, не слушай! Бей! Это приказ! – раздавалось откуда-то издалека.
– Вот она!..
Рука развернула бумажник и достала мне пластинку-голограмму с изображением маленькой кудрявой девочки. На вид ей было года четыре, может, пять. Тут его рука вновь дрогнула, и голограмма упала на землю, от удара активировавшись. "Двойная молния", статическая голограмма со встроенной динамической, высокого разрешения.
Активированная встроенная голограмма изображала эту же девочку в натуральный размер, сидящую на полу на коленях и обнимающую большую, просто огромную собаку, высунувшую язык и тяжело дышащую. Девочка засмеялась и помахала мне свободной рукой:
– Папа, мы тебя любим! Мы с Хорхе очень-очень сильно тебя любим! Возвращайся домой, поскорее! Ладно?
Мне стало нехорошо. Девочка же, следуя записи, идущей по кругу, начала вновь:
– Папа, мы тебя любим!..
Я посмотрел в глаза Торетто. Тот уставился на меня с мольбой, и вновь прижал к себе окровавленную руку. Из глаз его все текли и текли слезы.
– Не надо! Он сможет! – донесся голос Катарины, как будто из-за границ вселенной. – У него получится!
Я не был уверен в этом. Одно дело убивать в бою, когда тебе угрожает опасность. Как на их гребанном Полигоне. Или как сейчас, но в перестрелке с охраной, в живом противостоянии. Но всаживать стилет в человека раненого, безоружного, не сопротивляющегося?.. Совсем другое дело.
– Папа, мы тебя любим!.. – продолжала девочка. – …Возвращайся домой поскорее!
– Не стрелять! Он сможет! Он справится! – продолжала Катарина. Моя рука задрожала.
– Пожалуйста, сеньор… – зашептал сидящий передо мной человек. – Не надо!..
– Я сказала не стрелять! Отставить! Я командую операцией, я решаю, что делать! – донесся до меня новый крик. Слишком энергичный, гораздо более эмоциональный, чем предыдущие. И я перевел глаза на визор, на показывающие перекрестья прицелов "виоланчелей" выходы.
Нет, они целились не в него, да и не могли бы при всем желании – Торетто все еще сидел за машиной. Два из трех возможных перекрестьев сходились на мне, на моей голове.
– Не стрелять! – вновь закричала Катарина, почти истерически. – Дайте еще время! Оно есть!
Я поднял голову, поднял глаза. И посмотрел на самого себя, видя свое лицо через перекрестье снайперской винтовки.
