Исполнитель (СИ) - Комарницкий Павел Сергеевич (лучшие книги .txt) 📗
В корчме было полно народу, от гула голосов слюда в переплёте окошка дрожала, как крыло бабочки. Пьяные выкрики прорезали общий гул, послышался дружный взрыв хохота. Пламя толстого свечного огарка то и дело колебалось, грозя затухнуть, при каждом открытии входной двери.
– Угодно пану чего-нибудь ещё? – хозяин корчмы стоял в странно-напряжённой позе, видимо, размышляя, надо ли кланяться этому гостю, или нет. С виду вроде бы рыцарь, а может, разбойник, кто их теперь разберёт… С тех пор, как славное Польское королевство объединилось с Великим Княжеством Литовским, всё смешалось, и странствующих рыцарей от разбойников отличать стало совсем уже невозможно.
Первей улыбнулся, отодвинул глиняное блюдо.
– Спасибо, почтенный, я сыт. Вот разве ещё кружечку пива – такое пиво я последний раз пил, пожалуй, в Праге, и нигде больше.
Хозяин заулыбался, подобрел. Нет, не разбойник. Хорошее пиво оценить способен только настоящий благородный пан.
– Сию минуту, пан рыцарь.
Когда хозяин вернулся, неся высокую глиняную кружку с выступающей шапкой пены, Первей уже держал в руке стопочку серебряных монет, явно превосходивших по стоимости заказанный ужин. Хозяин улыбался теперь совсем радушно.
– Скажите, почтенный пан хозяин, где тут у вас проживает некая Эльжбета Ковальска?
Улыбка хозяина стала напряжённой.
– Пан рыцарь знает её? Или у него до неё дело?
Первей тоже убавил доброжелательности в своей улыбке. Нельзя позволять любому корчмарю допрашивать себя, вредно для дела.
– У меня дело, – он подкинул на ладони монеты.
– Разумеется, пан рыцарь, не моего ума это дело, – хозяин наклонился к нему – но, если позволите… Она же колдунья, добрый пан, ведьма ужасной силы.
– Так-таки и ужасной?
– Да, пан рыцарь, да. Вот в позапрошлом годе пан мельник повздорил с ней, и что? На другую весну плотину у мельницы как корова языком слизала. А пан ксёндз? Уйди, грит, изыди, исчадие ада. Не позволю, грит, всякой нечисти осквернять храм божий. Ну и прогнал. Прямо на Пасху, представьте, пан рыцарь. А она только так взглянула, с полуоборота, да и пошла себе. Так что вы думаете? Той же осенью возвращался от моего стола, значит, домой, да поскользнулся и утоп в луже, прямо у врат храма Господня. Видать, не успел охранительную молитву прочесть. Утоп, и при том, заметьте, в тот день пан ксёндз изволили выкушать только одну баклагу горилки, ну полторы от силы. Колдовство, пан рыцарь, как есть колдовство.
Первей засмеялся в голос.
– Уважаемый, если выкушать полторы добрых баклаги здешнего огненного зелья, никакая магия не спасёт. У вас отличное пиво, хозяин, но пить здешнюю горилку… Она же насквозь проедает оловянную кружку!
Странно, но сомнительный комплимент расположил хозяина к посетителю ещё более, и он тоже добродушно захохотал.
– Так всё же, хозяин, где она живёт? – Первей вложил стопку монет в руку корчмаря – Время позднее, а мне хотелось бы выспаться и завтра встать пораньше. Приготовьте комнату, пожалуйста, и укажите, где живёт та страшная колдунья.
– Хорошо, добрый пан. Сташек, эй, Сташек! – позвал хозяин, и на зов явился малец лет двенадцати. – Проводи пана рыцаря до Эльжбеты. Да не лупай глазами, тебе в хату заходить необязательно, до ворот доведи и подожди.
– Вот тут, добрый пан, – мальчишка боязливо поёжился.
Первей рассматривал высокий, чуть покосившийся тын, сработанный из заострённых жердин, поставленных торчмя. Что там, за забором, угадать было невозможно. Конь всхрапнул, переступив ногами. Первей сосредоточился, прислушался к себе и понял: там, за забором, собака. Крупный пёс, и не лает – во дела…
Мальчишка всё жался, боязливо оглядывался. Здорово они всё-таки боятся этой самой Эльжбеты. Нет, тут дела погуще, нежели смытая весенним паводком гнилая плотина да утонувший в луже по пьянке поп. Ладно, разберёмся.
– Мне ждать пана?
Первей улыбнулся.
– Не надо, Сташек, дорогу назад я найду. Если меня не будет до завтрашнего полудня, идите и разбирайтесь. Но не раньше полудня, понятно? – мальчик торопливо закивал, – ну и хорошо. Так и скажи хозяину – не раньше полудня.
Первей ободряюще улыбнулся мальчишке.
– Да не трясись, я полагаю, ничего не случится. Со мной не случится. Иди домой и спи спокойно.
Сташек не заставил себя упрашивать – только пятки засверкали. Проводив его взглядом, рыцарь вздохнул и крепко, настойчиво постучал в калитку. И даже после этого пёс за забором не подал голос.
Негромко лязгнул засов. Калитка в заборе отворилась бесшумно, очевидно, петли были хорошо смазаны. Первей смело шагнул в открывшийся проход. Пёс, здоровенный пегий волкодав, пристроился сбоку, молча и пристально вглядываясь в пришельца и одновременно контролируя правую руку – необыкновенно умный пёс. Первей усмехнулся. Нет, пёс, тебе не по силам защитить свою хозяйку.
Хозяйка стояла, кутаясь в большой тёмный платок, на ногах – домашние выступки из некрашеной сыромятной кожи. Большие тёмные глаза в обрамлении иссиня-чёрных густых ресниц, тёмно-каштановые роскошные волосы спадают по плечам, высокая грудь, длинная сильная шея, гибкая талия – хороша… Так вот ты какая, пани Эльжбета, Эльжбета Ковальска, колдунья, снившаяся Первею семь ночей подряд. Семь ночей! Сегодняшняя банда из восьми разбойников приснилась рыцарю лишь раз.
– Ну что, рыцарь, скажешь чего или дальше меня разглядывать будешь? – чуть улыбнувшись, спросила колдунья.
– Вечер добрый, пани Эльжбета, – Первей скупо улыбнулся в ответ. Их глаза встретились, и улыбки погасли разом, как свечи, задутые ветром. Пёс глухо зарычал. – Если он, разумеется, добрый… Вы позволите войти?
Длинная еловая лучина, заправленная в кованый железный светец над корытом с водой, потрескивала и дымила, угольки с шипением падали в воду. Сбоку и сзади прилёг на пол огромный пёс, очень правильно прилёг – так, чтобы держать незваного гостя под контролем. Хозяйка всё куталась в свой платок, неотрывно глядя на рыцаря. Колдуньи, как правило, умные женщины с очень развитым сверхъестественным чутьём, и пани Эльжбета не пыталась потчевать гостя и даже не задавала вопросов – она ждала.
Первей поморщился. Мерзко, как мерзко… Ну почему он? Глупый вопрос. А кто же?
Да, именно так ответил ему Голос тогда, много лет назад, когда юный гуляка, рубака и любитель женщин впервые услышал его. Поначалу Первей подумал было, что сошёл с ума – мало ли что мешают в вино во всех этих придорожных харчевнях и корчмах! Он избил тогда хозяина корчмы, и никто не посмел возразить ему – так он был разъярен. Потом настал черёд докторов, затем…
А затем Первей сдался. Нет, не так – однажды утром, после очередного вещего сна, он вдруг понял – тот, прежний, беззаботный молодой человек кончился, и канула в пропасть прошлого прежняя жизнь. Теперь он Исполнитель. Почему он? А кто же?
С тех пор он идёт по свету, повинуясь внутреннему Голосу, и нет у него больше никаких желаний – только бы уснуть, не слыша этого проклятого Голоса, только бы…
Нет, неправда. Так было только поначалу, год, может быть, полтора. Поначалу Первей ещё пытался взбрыкивать: то напивался в слизь в придорожной корчме, то кидался в драку с городским патрулём, моля Господа, чтобы его убили, а один раз, доведённый до отчаяния, пытался зарезать себя кинжалом – бесполезно. Всё, чего ему удавалось добиться – усугубить свои мучения. И всякий раз – и когда он, пьяным ограбленный до нитки, отлёживался у сердобольной хозяйки, и когда валялся избитый в городской тюрьме, и когда раненого его выхаживали монахи (а тот булатный кинжал – цены нет! – и вовсе пропал, потерялся тогда) – всякий раз Голос тяжко вздыхал, сочувствующе и понимающе, и пытался утешить, бессменно присутствуя во снах Первея, как лучший друг, не отходящий от постели больного.
А потом Первей привык. Нет, опять не так: не привык – понял.
