Полуночные тени (СИ) - Кручко Алёна (смотреть онлайн бесплатно книга txt) 📗
С тех пор бабушка еще два раза принимала роды у баронессы Иозельмы. Правда, младшенький не выжил, он слабенький родился, раньше времени — слуги в замке шептались, это потому, что Иозельме явился призрак первой бароновой жены, чуть не до смерти напугал. Может, и вправду было что-то, а может, просто совпало: едва оправившись, баронесса переехала жить в столицу. Не то при дворе должность купила, не то у родни пристроилась — слухи всякие ходят. Но обоих деток — и первенца, Анегарда, и дочку, Иоланту, — оставила в замке, при отце. Девочку я видела почти каждый раз, попадая в замок; барон ее любил, холил и наряжал, и она казалась мне похожей на беспечную яркую бабочку. Бойкая, любопытная и беспечная. Ланька, Ланушка, любимица отца, брата, замковой обслуги, даже собак и коней. Маленькая белокурая богиня, цветочный дух.
А сыночек вырос бугай бугаем, половину девок у нас на деревне перепортил — правда, ни одной без согласия. Красив, зараза. Высокий, плечи — куда там нашим парням, разве у кузнецова Рольфа малость пошире будут. Темные волосы летом выгорают и отливают на солнце рыжиной, крупные губы и твердый подбородок у кого другого смотрелись бы грубо, но Анегарда ничуть не портят. Глаза… а вот в глаза молодому барону я не заглядывала. Но кто из девчат вблизи видел, говорят — в цвет неба зимой, когда снежные тучи стоят низко-низко. Да, красив наш молодой барон. Увидишь — аж сердце екает, и на душе делается тепло-тепло. Но мне такие ухажеры ни к чему, и бабушка тоже так считает. Да и младше он меня, почти на два года младше.
Чтобы вернее выкинуть Анегарда из головы, я перебираю в памяти вечерние дела. Сначала те, что обычно делает бабушка: лекарские. Хорошо, больных у нас нет сейчас, летом самая частая хворь — натруженная спина, с таким недугом по знахаркам не ходят. Разве пришлют кого едкой растирки попросить. Но надо просмотреть ту часть огорода, где высажены целебные травы, оборвать цветки ноготков и фиалки, разложить сушиться на чердаке. Поворошить вчерашний урожай, а позавчерашний, высохший, ссыпать по мешочкам. Осенью это добро только успевай раздавать, детворе да старухам от кашля и простуд. Потом — работу, что всегда на мне: накормить кур, собрать яйца, загнать и подоить козу Злыдню, приготовить ужин — хотя ужин, спасибо Колину, у меня нынче есть.
Вечер проходит в точности так, как я надумала по дороге: сначала травки, потом куры да коза. Злыдня, как всегда, громко возмущается: не любит она ночевать в сарае. Я, зная такое дело, частенько оставляю ее под навесом в загоне, но сегодня поблажек не будет.
— И не на меня ругайся, — ворчу я, закидывая в кормушку ивовых веток и наливая в поилку свежей воды. — Все вопросы к Серому. А то он, понимаешь, по блудодейкам, а я виновата, что хозяйство охранять некому.
Злыдня выдает совсем уж неприличную тираду.
— Да уж, милая, — я чешу свою любимицу за ухом, — многие девчонки говорят, что все мужики — козлы, но от тебя не ожидала.
Злыдня тычется носом мне в ладонь и трусит к кормушке, а я подхватываю подойник и иду в дом. Процеживаю молоко — сегодня никто не помешает мне выпить, сколько захочу, хоть все. Обожаю парное, что коровье, что козье, но козье — больше. А уж со свежим хлебом…
Неторопливый ужин в одиночестве, когда переделаны все дела, но спать еще рано, — самое время для раздумий ни о чем и глупых мечтаний. Мои мысли снова возвращаются к Анегарду. Молодой барон любит охотиться, но ни разу не упрекнул отца, что такой удобный для отдыха домик заняла пришлая лекарка с внучкой. Если б упрекнул, я бы знала: у замковой прислуги чуткие уши и длинные языки.
И вообще он охотится в другой части леса, к северу от замка. Там глуше, деревенские туда не ходят. Только мы с бабушкой — летом за грушанкой да по осени за копытнем.
Может, нам и лучше бы жилось в деревне, поближе к людям. Но я люблю наш дом, он родной для меня, другого не надо. Мы пришли в эти края, спасаясь от лихорадки, охватившей наши родные места. Наверное, страшная была болезнь, раз даже маму бабушка не смогла выходить. Мне едва исполнился год, когда мама умерла, я совсем не помню ее. Бабушка говорит, мы шли долго, всю весну и все лето, и пришли к замку Лотаров как раз в середине осени. Бабушка боялась, что не найдет пристанища на зиму, но нам повезло. Анегард вовремя вздумал родиться!
Иногда мне кажется, что мамина душа живет с нами в этом доме. Наверное, поэтому я не боюсь оставаться здесь одной. Никогда не боялась. Будто сам дом хранит меня, когда бабушке приходится ночевать в деревне или в замке.
Я еще немного посидела просто так, глядя в окно. На темнеющее небо над поляной, на облака, раскрашенные закатом в розовые, алые и золотые полосы — совсем как праздничная юбка задаваки Хенны, старостиной дочки! На старую яблоню у колодца — яблок она дает немного, но какие же они сладкие! На выбегающую из леса тропинку.
И пошла спать.
Разбудил меня ужас. Панический, необъяснимый, темный. Смертный — да, вот только теперь я поняла, что такое "смертный ужас". На себе прочувствовала. Когда словно отнимается все — ни бежать, ни защищаться, ни даже закричать, а только смотреть молча, как подходит к тебе смерть — ближе, близко, вплотную… с закрытыми глазами смотреть, потому что смерть только так и увидишь… или нет? Не проверить, веки поднять сил нет…
Мама… Мамочка!!!
Спасите!!!
Я дернулась и окончательно проснулась. Глаза открылись сами, без малейшего труда. Сердце колотилось как сумасшедшее, липкий пот пропитал ночную рубаху насквозь. Но…
Но я жива, в комнате никого, и привычная ночная тишина… ой, нет! Совсем не привычная! Слишком тихая!
И паника никуда не делась — просто теперь, проснувшись, я поняла, что не моя она была. Вернее, не совсем моя: уж вряд ли наши куры, и затаившийся на чердаке курятника приблудный хорек, и Злыдня стали бы в испуге звать мамочку! А страх — их, звериный, нерассуждающий… и, между прочим, не проходит!
Да успокойтесь вы все! Что вообще случилось?
Ответом на мысленный вопрос стал новый взрыв ужаса.
Помянув нехорошим словом Звериную матерь и детей её, я откинула одеяло, встала и пошлепала к окну. И, не дойдя шагов трех, застыла, словно замороженная. Люди добрые, Матерь звериная, что это?!
По залитой лунным светом поляне от края до края змеилась полоса тени. Извивалась, дергалась… текла темной рекой, брызгала размытыми черными пятнами на лунные берега. Тень. Просто тень.
Я посмотрела на небо. Луны не было видно, зато угадывалась — черная на темном — широкая летящая полоса, как будто поразившая меня тень отразилась в небе.
— Облако, — сказала я себе. И, разумеется, не поверила. Ну не совсем же ты дура, Сьюз? Какое ж это облако? Это кто-то живой там летит, живой и очень опасный.
Смертельно опасный.
Я осторожно отступила назад — но так, чтобы не терять непонятных летунов из вида. Показалось, или черная полоса впрямь стала уже? Нет, точно. Вот открылся краешек луны, проглянуло серебристое облако… я отчетливо видела край черноты, стремительно летящей над нашим лесом; еще несколько мгновений — и небо очистилось. Полная луна, серебро редких облаков, звезды… залитая лунным светом поляна, пустая тропинка… все как всегда, вот только страх никуда не делся.
Что это было? Что???
Смерть, ответило мне звериное нерассуждающее чутье.
Смерть, от которой нет защиты.
— Ладно, — буркнула я, — у вас, может, и нет, а у людей, глядишь, найдется. Схожу завтра в деревню.
А можно и в замок, мелькнула шальная мысль. Деревенские мужики правду с выдумками путать горазды, а капитан Гарник, начальник бароновой стражи, очень даже может знать, что за твари летают по ночам, окутанные мраком.
Но сначала надо дождаться утра. Я подкралась к окну, еще раз, внимательно, оглядела небо и поляну. Закрыла окно тяжелым ставнем — обычно он все лето стоит у стены комнаты, в дело идет, только когда ливень хлещет. И ощутила, как отползает страх, отдаляется, становится лишь тенью на самой границе сознания. И — тенью, комком тьмы — остается там на страже, готовый воспрянуть в единый миг от малейшей тревоги.
