Месть Атлантиды (СИ) - "Extazyflame" (полные книги .txt) 📗
Принцесса заняла место рядом с Домицием и тепло улыбнулась хлопотавшим у костра воинам. Ей немедленно поднесли самый сочный кусок мяса. Все принялись за трапезу, иногда прерываясь на обсуждение способов охоты - на рассвете кто-то заметил стадо газелей, чье мясо высоко ценилось за свой изысканный вкус.
— Копья с наконечниками окаменелостей, — взял слово Зарт. Элика думала, что он ее недолюбливают из-за того, что она лишила его Алтеи, но воин, наоборот, говорил, обращаясь больше к ней, словно в подтверждение разумности своих слов. Казалось, что его появление в повозке с кнутом в руках всего лишь ей приснилось. А ведь она впервые в жизни испугалась тогда. Неисповедимы пути Антала.
— Вы охотитесь на столь тонкокожую дичь с помощью разрывных копий? — удивленно уточнила Элика. — Но зачем?
— В силу точного поражения цели на расстоянии, благородная дева, — ответил воин. — Разве ваши охотники поступают иначе?
— Газели даже после смертельного удара бегут несколько миль, но при использовании разрывного наконечника теряют много крови, что впоследствии ухудшает вкусовые качества мяса. Оно становится жестким. Разве не разумнее использовать стальные стрелы?
— Но это не совсем удобно, когда ты верхом, — возразил Зарт. — Приходится делать остановку, чтобы прицелиться.
— Потому что вы используете обычные луки вместо арбалетов. А луки лишены точки опоры. Мне известно, что арбалеты применяются лишь в бою из укрытий, и они очень тяжеловесны. Но для ближнего боя даже верхом или же для охоты в Атланте используют легкие арбалеты. Вам не составит труда сделать их из луков самим. Куда удобней копий, которые невозможно в большом количестве возить с собой прикрепленными к луке седла. Тогда как стрел в колчане может находиться до трех десятков. И рана, нанесенная стрелой, не вызовет такой обширной кровопотери.
— Поистине, слава атланских воительниц нисколько не преувеличена, а даже недооценена нами! — восхищенно заметил кто-то из воинов.
Трапеза прошла в приятной, почти дружеской атмосфере. Элика вернулась в повозку, немного расстроенная тем, что Домиций категорически запретил ей ехать верхом вместе с отрядом. Он справедливо остерегался, что еще прошло недостаточно времени, чтобы принцесса свыклась со своей вынужденной покорностью. А Элика теперь с нетерпением ждала участившихся привалов. Ей понравилось проводить время в разговорах с чужеземными воинами, и, вспоминая слова Лэндала об униженном положении женщин в Кассиопее, она все больше недоумевала, как такое может быть, если даже к ней, пленнице, далеко не высокородные вояки относились с почтением и уважением. В компании воителей, засыпавших ее вопросами об оружии и других нюансах военной подготовки, а иногда и о красоте и правах атланских женщин, она чувствовала себя столь гармонично, что забывала на время о ненавистных оковах, о внезапной неволе и о том, что совсем скоро окажется наедине с возненавидевшим ее врагом. Домиций, вскоре осознавший, что самые крепкие узы для принцессы напрямую связаны с общением, часто ехал в повозке вместе с ней, развлекая рассказами о Кассиопее и обсуждая поэзию их родных империй. Имя Кассия в разговоре практически не звучало, дабы не нарушить шаткое перемирие. Таким образом, у принцессы было мало времени, дабы предаваться мрачным думам и впадать в панику.
На четвертый солнечный круговорот путешествия Элика была почти своим человеком среди кассиопейских захватчиков. Ее появления ожидали с нетерпением, засыпали вопросами и сами рассказывали обо всем, что ее интересовало. Лучшие куски мяса, самые сочные фрукты и сладости теперь были у нее в избытке. Девушка быстро освоила игру в раковины, в которую играли все воины на желтые монеты, и всего за вечер часть их золота перекочевала к ней. Домиций не мешал их общению, но не ослаблял своего пристального внимания. Будь его пленница более искушенной, она могла бы свести с ума всех его солдат. Она могла бы одной улыбкой заставить их организовать ей побег. Она могла одним нежным сладкоголосым обещанием заставить их отречься от империи. Одним умело адресованным взглядом могла бы посеять в их рядах смуту. Могла бы. Но ее почти детская наивность вместе с величественной отвагой еще не была отравлена ядом женского коварства. Будущая правительница, которую с детства готовили к этой роли, шла путем чести и достоинства. И у бесстрашного полководца иногда сжималось сердце, ибо самым подлым и бесчестным образом в этой ситуации пришлось поступить им. Прийти на земли Атланты с предложением мира и согласия, и под покровом ночи подло, скрытно выкрасть наследную принцессу, единственной виной которой была ее красота и волевой, хоть и вспыльчивый нрав. Его клятва уберечь эту девочку с кожей цвета топленого молока от невзгод, ожидающих во дворце Кассиопеи, была предельно искренней. Он надеялся, что принц не будет столь жесток к своей царственной пленнице, хотя бы уважая ее понятие чести и слова. К тому же, Кассий своими разговорами о мести мог обмануть кого угодно, даже себя, но только не своего молочного брата. Похищением принцессы двигало только желание. Желание, в котором гордый принц никогда бы не признался даже себе...
К вечеру пятого дня по просьбе Зарта был организован более продолжительный вечерний привал. Сегодня миновало двадцать семь зим от появления на свет чтимого в империи воина. Домиций Лентул лично пожаловал своему отряду три амфоры лучшего вина, а виновнику праздника кошель золотых монет. С помощью наспех переделанного в подобие арбалета лука была убита молодая газель, которую быстро освежевали и сейчас запекали на нескольких кострах. Несмотря на поздний час, воины не пожелали начинать пир без Элики, которую каждый из них к этому времени считал почти сестрой себе и боевой подругой. Никто даже не вспоминал о том, что она, по сути, пленница, обидевшая их принца. Впрочем, девушка и сама в их обществе забывала о своем положении, иногда ради потехи переплетая прочную цепь оков алыми цветами, словно это были царственные браслеты, а не атрибуты рабства.
Менее двух круговоротов солнца отдаляло отряд от прибытия в Кассиопею. Это были дружественные земли, и опасаться преследования не приходилось. Элика заняла почетное место у костра. Домиций не доглядел самую малость, и принцесса, поддавшись атмосфере праздника, успела до дна осушить кубок огненного нектара. Она не привыкла к столь крепким напиткам после легкого вина, и полководец всерьез забеспокоился о последствиях пира.
— До чего ты ладен, Зарт Стремительный! — беспечно хохотала девушка. Она успела всем солдатам придумать красноречивые титулы к именам. — Попади ты в гарем к моей Ксении, быть тебе самым любимым наложником!
У воинов на миг отвисли челюсти, и тут же посыпались расспросы, шутки и смелые предположения.
— А я, моя принцесса? — выпятил грудь самый юный из них. — Мне бы нашлось место подле сластолюбивой атланки?
— А ты больно молод, как ствол агавы, не воспламенишься! — хлопнула его по плечу Элика. — Ты бы лишь танцевал в набедренной повязке перед ее очами!
— Я бы не согласился! — гордо возразил воин.
— А она бы расписала тебя гладиусом в литеры империи! Как я недавно этого, вашего, напыщенного... Как его там...
— Ай да проказница! — Домиций обнял принцессу за плечи, уводя от щекотливой темы разговора. — Предлагаю поднять кубки за прекрасную воительницу, которая хранит ваш боевой дух и разгоняет вашу тоску в нашем долгом шествии!
Воины зашумели, налегая на вкусный ужин. Лентул остался рядом. Огненный нектар не в меру развязал принцессе язык. Неизвестно, как отнесутся воины к таким ее откровениям. Полководец вспомнил негодование принца, которое излилось долгим словесным потоком, стоило им выехать за пределы дворца.
— Возомнившая себя выше богов империя! Они презрели все ценности, которые испокон веков чтят на нашей земле! Их женщины размахивают оружием и с детства считают себя живыми посланниками богов на этой развратной земле, вместо того чтобы хранить домашний очаг и уважать свои мужчин! Более того, они позволяют своим дочерям создавать гаремы и проводить свой досуг в войнах и жестоких забавах! Да они используют таких как мы с тобой лишь для продолжения рода, без почтения обязательств! Да место столь красивого народа не во дворцах Атланты, а на невольничьих рынках, да в шкурах у ног хозяина!
