Пещера Черного Льда - Джонс Джулия (читать книгу онлайн бесплатно полностью без регистрации txt) 📗
Его искрошенные морозом стены блестели при свете лампы. Чем глубже спускался Исс, тем чище и прочнее делался лед. Превращенный в выпуклые линзы давлением Смертельной горы, лед переливался цветами, неведомыми человеческому глазу. Исса уже не впервые одолевало искушение потрогать его. Однажды, восемь лет назад, у него от этого слезла вся кожа на среднем пальце.
Гора боролась с Перевернутым Шпилем, проглатывая целые глыбы гранита, впившиеся в нее, как дубовые корни. Но стены, даже проломленные костями Смертельной горы, держались стойко. Гранит добывался в Башенных рудниках близ Линна, и говорили, что этот камень пропитан чарами и заклятиями. Робб Кло, правнук Гламиса Кло и строитель крепости, заявил однажды, что потребуется вмешательство Бога, чтобы повалить Шпиль.
Пробираемый дрожью Исс прислонил садок к груди. Холод привел мух в оцепенение, и ни одна не шевелилась. Из дюжины самок несколько штук умрет — Исс был готов к этому. Как-то в одну из самых суровых зим, какие только бывали в Венисе, все его самки-яйцекладки погибли. Работа была не из приятных, однако он удалил у них яичники и получил личинки, хотя и гораздо меньше против прежнего.
Держа в одной руке лампу, в другой садок, Исс спускался медленно и с трудом. Он давно уже овладел искусством не смотреть вниз, но сознание того, что внизу лежит пропасть, облекало его, как одежда. Каждая ступенька имела три фута в ширину, вполне достаточно, но гранит лестницы был скользким, как стекло, и осторожность при спуске отнюдь не была лишней. Исс держался точно посередине и думал о том, что находил приятным.
Взять хоть эту служаночку Кату. Шустра, плутовка. Ножу такую нипочем не раскусить. Сам Исс с ней спать не желал, хотя и любопытно было бы посмотреть, как далеко она способна зайти, чтобы избавиться от грозящей ей кухни.
Исс улыбнулся с довольством ювелира, обрабатывающего ценный камень. Вот в чем слабость Каты: она боится оказаться на кухне и остаться там до конца своих дней — с красным лицом, обвисшими грудями и поседевшими волосами. Рожденная и выросшая в крепости, она вдоволь насмотрелась, какими становятся работающие там женщины: Крепость Масок любит брать, но редко что-нибудь дает. Маленькая лисичка боится не напрасно.
Как только Исс открывал, чего человек боится, этот человек начинал принадлежать ему. Вот и Ката тоже. Она любит Асарию Марку, восхищается ею и защищает ее, но при этом ей завидует. Глубоко завидует. Зависть и любовь борются в ее сердце, но страх перед возвращением на кухню всегда побеждает. Нынешним вечером, к примеру. Девушка явно не хотела рассказывать ему, что комната, постель и волосы ее барышни были в беспорядке, что кожа у Асарии была горячая, а пот на ней холодный, как талая вода, но в конце концов рассказала и об этом, и еще кое о чем. Ведь барышня ее от кухни не спасет — Исс уж постарался внушить это Кате.
А если девушка все-таки передала Асарии то, что подслушала в Красной Кузнице, — это, право же, не столь важно. Нож следит за Асарией днем и ночью, даже когда она выходит из комнаты, не зная, что за ней наблюдают. Исс на минуту замедлил шаг. Ему совсем не хотелось принимать такие меры по отношению к своей названой дочке. Асария обыкновенно мила и доверчива, но сейчас она под властью страха, а Исс по опыту знал, на какие глупости способны люди, когда им страшно.
Чувствуя, что вокруг потеплело, Исс окончательно отладил лампу. Первая камера, должно быть, уже недалеко. В Перевернутом Шпиле всего три камеры, и все они расположены в самом низу. Когда спускаешься к первой, шпиль сужается до величины бычьего стойла. Вторая и того меньше, а третья напоминает колодец. Она вделана в черный базальт и заканчивается у основания железным острием.
Иссу в очередной раз захотелось, чтобы его каменная лампа лучше освещала дорогу. Лестница здесь была более кривой и гораздо круче. Спуск с одной истертой, покатой ступеньки на другую грозил опасностью. Исс мог бы сделать свет поярче с помощью колдовства, но оно того не стоило. Струйка замерзшей, а теперь оттаявшей мочи на ноге красноречиво напоминала об этом. Его возможности ограниченны, не то что у некоторых. Ровно столько, сколько нужно, — не больше. Его сила в другом... например, в его умении выбирать людей.
Марафис Глазастый — один из таких избранных. Верховный протектор — человек опасный: он может завоевать преданность своих солдат. Исс понял это еще в ту пору, когда Марафис был простым дозорным с новеньким мечом на боку и сапогами, еще вымазанными грязью Морозных ворот. А Исс был тогда верховным протектором и бдительно следил за возможными соперниками. Другой бы на его месте уничтожил Марафиса Глазастого, пока тот не успел превратиться в угрозу, Исс же приблизил его к себе. Он разглядел в Марафисе человека полезного, напористого и жестокого — самому Иссу этих качеств доставало. Когда пришло время взять штурмом крепость и свергнуть стареющего, больного Боргиса Хорго, Рубаками командовал Марафис. Марафис, убивший дюжину баронов и Клятвопреступников на обледенелых ступенях Рога.
То были кровавые десять дней. Клятвопреступников изгнали из города, а их твердыню, которую они называли Храминой, взяли приступом и разрушили. После этого Пентеро Исс, родич владетеля Раздробленных Земель, присвоил титул правителя себе. Марафис стоял с ним бок о бок — его верховный протектор и Нож.
Пятнадцать лет спустя они так и остались правителем и Ножом. У Исса почти не было причин пожалеть о своем выборе. С Марафисом, за спиной обеспечивающим ему верность Рубак, он мог свободно управляться с баронами.
Знатные дома Вениса были занозой в боку Исса — они без конца дрались из-за земель, титулов и золота. Тринадцать лет назад он заключил с ними сделку, и они не позволяли ему забыть об этом. «Ты обещал, что дашь нам возможность завоевать себе земли и славу, — сказал Белый Вепрь Иссу в его личных покоях не далее как шесть дней назад. — Только поэтому ты остаешься пока правителем. Попробуй забыть об этом, и мы позабудем о присяге, которую принесли тебе в Черном Склепе».
Исс едва удерживался от улыбки, слушая его. Как еще могли на него подействовать угрозы семнадцатилетнего мальчика? Однако он видел в жизни достаточно, чтобы понимать, что этот юный честолюбивый барончик, стоящий перед ним в белых с золотом цветах Хьюсов и с пятифутовым мечом за спиной, в один прекрасный день захочет сесть на его, Исса, место. Мальчик уже теперь называет себя Белым Вепрем в честь своего прадеда, который вел Рубак к победе у Высокого Креста. И без прорицателя ясно, что он мечтает о такой же славе для себя.
Ну что ж, думал Исс, вглядываясь во мрак внизу, — возможно, Белый Вепрь станет во главе войска скорее, чем он полагает. Возможно, какой-нибудь кланник вгонит свой топор в его свинячье сердце.
Увидев внизу каменный потолок, Исс позволил себе немного расслабиться. Теперь он, если даже упадет, шею себе не сломает.
Потолок перекрывал Перевернутый Шпиль, как каменный клапан. За века на него сверху нападало множество осколков. Скальные обломки и куски облицовки валялись вперемешку с пожелтевшими костями крыс, голубей и летучих мышей, попавших в подземелье непостижимым для Исса способом. Попадались здесь и человеческие кости. В кучах пыли проглядывали две пары ребер, словно пауки, зарывшиеся в песок. Исс как-то порылся там, но нашел только один череп.
Он и сам ронял кое-что на потолок — крошки съестного, обрывки сетки. Прошлым летом, во время праздника Раздачи Милостыни, он принес с собой корзинку земляники, но выпустил ее из рук на середине спуска. Рассыпанные ягоды и теперь алели на камне, точно капли крови. Яркие, блестящие, пахнущие, как духи на грязном теле шлюхи, они начали портиться только теперь. Здесь, в недрах горы, разложение длится долгие годы.
Лестница, ныряя под потолочную плиту, вела в камеру. Здесь нужно было беречь голову. Сразу стало тихо — дующие в провале ветры не залетали сюда. Затишью сопутствовало тепло. Огонек в лампе заколебался, освещая круглую камеру с полированными стенами. В них были вбиты крючья и железные кольца, где болтались обрывки цепей. Если присмотреться, можно было разглядеть на цепях обрывки бурой материи, похожей на необработанную кожу, но Исс мог бы побиться об заклад, что кожа эта — человеческая.
