Великий Эллипс - Вольски Пола (первая книга txt) 📗
Но тут Гирайз оглянулся и увидел ее. Улыбка оживила привычное выражение его лица, и он воскликнул:
— А я гадал, встречу ли я тебя здесь.
Поздно спасаться бегством, и ей очень не хотелось, чтобы он заметил ее нерешительность. Он вскинула голову и пошла ему навстречу:
— Извини, не могу ответить комплиментом, как не могу понять твоего интереса к моему местонахождению.
— Да, с годами твое остроумие притупилось. Жаль, — прокомментировал он в свойственном ему ослепительно-снисходительным тоне повелителя всего мира. — Дымовая атака во время старта дала тебе существенное преимущество, которое я на время потерял. Но я догнал тебя раньше, чем ожидал. По этому могу равно наслаждаться и своей победой, и твоим обществом.
— Наслаждайся, пока можешь, — посоветовала Лизелл. Он был как всегда несносен, но ему еще предстоит наглотаться пыли до конца гонок. — У тебя есть время до конца этого плаванья.
— Вы несправедливы к самой себе, мисс Дивер. Я восхищаюсь вами и искренне верю, что вы будете идти со мной в ногу гораздо дольше, чем думаете.
— Я всегда знала, что вы одарены непревзойденным чувством юмора, но сейчас вы опускаетесь до фарса. Вероятно, это возрастное.
— Маленькая капризуля Лизелл, ты все такая же забавная.
— То же самое можно сказать и о тебе, думаю, мы сможем развеять скуку не одного такого путешествия, поскольку… — ей вдруг стало очень грустно, но она продолжала напряженно в заданном тоне, — прошло так много времени, а вы не утратили способность удовлетворять мое любопытство.
— Я затем и живу, чтобы удовлетворять ваше любопытство, будьте добры, мисс Дивер, задавайте вопрос, на который вы жаждете получить ответ.
— У прямолинейности есть свои преимущества. Расскажите мне, что случилось на площади Ирстрейстер.
— А-а… — улыбка сошла с лица Гирайза. — Прогремело несколько небольших взрывов в разных местах, и повалил дым. Насколько мне известно, никто не обгорел, никого не разорвало на части и не пришибло летящими осколками. Хотя случилась большая паника, людей охватил ужас, все вопили, безрассудно метались. Мне пришлось, спотыкаясь, чуть ли не на ощупь выбираться с площади. Я, как видишь, выбрался живым. А многим, наполовину ослепшим, наполовину задохнувшимся от дыма, повезло меньше.
— Что с ними случилось? — она не была уверена, что ей действительно хочется знать.
— Думаю, попали в тольцинскую больницу. Я слышал, что один из участников Великого Эллипса — лиЗендорф, гецианский коннозаводчик — выбыл из гонок. Правда, ничего фатального.
— А что взорвалось?
— Тебе нужно название взрывчатого вещества, вес, цвет? В таком случае обратись к тому, кто планировал взрывы.
— Ну…
— Этот отвлекающий маневр некоторым принес пользу, тебе, например.
— Ты думаешь, я…
— Конечно, нет. Но среди участников есть грейслендцы, и мы знаем, что они из себя представляют. Этот их ослепительный, сотворенный молвой и пропагандой искусственный герой…
— Сторнзоф?
— Этот полубог…
— Я не могу представить, что он имеет к этому отношение.
— Не можешь? — темные брови Гирайза выгнулись дугой. — Ты так уверена? Ты настолько хорошо знаешь этого грейслендца?
— Я его совсем не знаю, но…
— Что «но»?
— После Тольца я практически не видела Сторнзофа, но в Глоше он оказал мне неоценимую услугу.
— Какую?
— Помог мне выпутаться из очень неприятной ситуации.
— Неприятной? Что значит неприятной? С тобой все в порядке? Что случилось?
— Благодаря ему, ничего не случилось. Этот Каслер Сторнзоф оказался не просто любезным, а замечательным…
— Он был замечательным ?
— И я не могу думать о нем плохо без каких-либо доказательств, и неважно, какой он национальности.
— Да, возможно, женские глаза слепит вся эта слава, и они не видят ничего, кроме золотого сияния грейслендца.
— Прошу, не опекайте меня так, Гирайз в'Ализанте. Вы и словом не обмолвились с Каслером Сторнзофом и вы ничего о нем не знаете.
— Напротив, я знаю, что он замечательный и что в твоем лице он нашел себе страстного защитника. Интересно, этот галантный главнокомандующий догадывается, как ему повезло?
— Да, так случилось, что он проявил галантность. Хочешь верь, хочешь нет, но в мире еще существуют честь, благородство…
— И для большей сохранности все эти ценности сосредоточены в пределах границ Грейсленда.
— Что от вас еще можно ожидать, кроме насмешки, господин маркиз. Это у вас лучше всего получается.
— Как раз наоборот. Я только хвалю вас за вашу мудрость и здравый смысл. Меня восхищают оба эти ваши достоинства.
— А меня всегда восхищают ваша смиренность, либеральность мировоззрений и ваши прогрессивные демократические взгляды, — сладко улыбаясь, съязвила в ответ Лизелл.
— Вряд ли эти достоинства из моего арсенала. Насколько я помню, вы часто критиковали мое отвратительное высокомерие, мой запредельный консерватизм и мою раздражающую игру в бывших Благородных.
— О, я была так по-детски нетерпима тогда. Такая незрелая, такая совсем зеленая, о чем вы мне неустанно напоминаете, непрерывно напоминаете.
— Возможно, уже не настолько зеленая, насколько либеральная и презирающая никчемные старомодные правила и условности, слишком свободная, чтобы терпеть ненавистные ограничения заурядных, банальных супружеских уз.
— Правда в том, что это ты счел меня неподходящей для брака и под этим предлогом разорвал помолвку.
— А что было разрывать после того, как ты сбежала из Ширина? Это ты сбежала, и эту правду нельзя отрицать, и разрыв — это только твое решение.
— Ты подтасовываешь не факты, а их смысл, — под маской преувеличенного спокойствия она прятала растущее возмущение. Он как всегда был абсолютно несправедлив, стоял на своем и не хотел понимать ее! — Не было никакого «побега», за чем ты делаешь из этого мелодраму. Мы расстались ненадолго, все это носило временный характер…
— Подумаешь, всего несколько месяцев, да?
— Шесть месяцев. Всего лишь шесть жалких, маленьких, ничего не значащих месяцев, только и всего, они бы пролетели в мгновение ока. Тебе просто нужно было подождать. Я верила твоим клятвам и заверениям. Мне даже в голову не могло прийти просить тебя о такой малости, как подождать. Но это оказалось не малость, и столь превозносимые чувства господина маркиза не выдержали простого испытания. И такой малости оказалось достаточно, чтобы поколебать постоянство его чувств.
— В тебе есть какая-то неиссякаемая тяга к самообману, страсть искажать и извращать прошлое почти до неузнаваемости, ты никак не можешь отказаться от своей уязвленной наивности. Со временем я понял, что ты очень искренна в своих иллюзиях и поэтому сейчас прилагаешь усилия, чтобы избавиться от заблуждений. Но есть еще и реальные факты. Примерно за две недели до назначенного дня свадьбы ты — уже девятнадцатилетняя и имеющая право распоряжаться своим наследством — неожиданно сообщаешь о своем намерении отправиться к какому-то Лактикхильскому ледяному шельфу и там пробыть неизвестно сколько…
— Да всего шесть месяцев!
— Напрасно я умолял тебя изменить решение…
— Умолял? Ты приказывал!
— Или хотя бы отложить на некоторое время свое путешествие…
— Я не могла отложить. Осень была уже на носу, через несколько недель пролив Каринги должен был покрыться льдом и до Лмая было бы не добраться, и всю экспедицию пришлось бы отложить, по меньшей мере, на год…
— Ну и что, случилась бы трагедия?
— Да, случилась бы, да, трагедия! Если бы я не отправилась на шельф в тот год, то замерзшие курганы открыл бы кто-нибудь другой. Может, даже Фласс Зиффи, этот разбойник. Если бы я не опубликовала отчет об экспедиции раньше него, то меня бы не пригласили читать лекции в Республиканском Академии. А если бы меня не пригласили, то я никогда бы…
— Не стала бы тем, кем ты стала сегодня. Да, я понимаю. Ты получила то, что более всего хотела. Ты могла бы стать моей женой и хозяйкой Бельферо, но что это в сравнении с личной славой?!
