Дюна. Первая трилогия - Герберт Фрэнк Патрик (бесплатные книги полный формат TXT) 📗
— Вы возводите напраслину на беднягу,
— Напраслину? Я же его хвалю. Смерть и обман — это все, на что мы еще можем надеяться. Просто я не заблуждаюсь относительно методов Суфира.
— Вам стоило бы… отвлечься каким-нибудь делом, — покачал головой Юйэ. — Не оставляйте себе времени для таких тягостных…
— Дело! А я что делаю почти все время, Веллингтон? Я — секретарь герцога, и это такое дело, что каждый день я узнаю о все новых опасностях… даже он сам не подозревает, что я знаю о них. — Она сжала губы и, помолчав, добавила; — Иногда я спрашиваю себя, какую роль в том, что он выбрал меня, сыграла моя подготовка как Бене Гессерит.
— Что вы имеете в виду? — Он поразился ее циничному тону, горечи, которую она никогда не выказывала раньше.
— Не думаете ли вы, Веллингтон, — промолвила Джессика, — что куда безопаснее иметь секретаршу, привязанную любовью к своему патрону?..
— Вряд ли это достойная мысль, Джессика.
Упрек вырвался у него сам собой и потому прозвучал очень естественно. Невозможно было усомниться в том, как относится герцог к своей наложнице. Достаточно увидеть, как он взглядом следует задней…
Она вздохнула:
— Вы правы. Это в самом деле недостойно.
Она стояла, обхватив себя за плечи и прижав к телу крис в ножнах, думая о том незавершенном деле, символом которого он был.
— Скоро здесь прольется кровь. Много крови, — сказала она. — Харконнены не успокоятся, пока не погибнут сами или не уничтожат герцога. Барон не может забыть, что Лето — кузэн Императора, пусть и отдаленный, — а титул Харконненов куплен на миллиарды КООАМ. Но главное — это яд, отравляющий глубины его сознания: память о том, что когда-то, после Корринской битвы, Атрейдес изгнал Харконнена за трусость.
— Старинная вражда, — пробормотал Юйэ. На мгновение он ощутил разъедающее прикосновение ненависти. Старинная вражда поймала его в свои сети, убила его Уанну или — что еще хуже — оставила ее в руках харконненских мучителей, и пытки будут продолжаться, пока ее муж не заплатит запрошенную палачами цену. Старинная вражда поймала его, и эти люди — часть этого отвратительного дела. Какая злая ирония в том, что такая смертоносная мерзость расцвела именно здесь, на Арракисе, единственном во Вселенной источнике меланжи, продлевающей жизнь и дарующей здоровье!..
— О чем вы думаете? — спросила она.
— Я думаю о том, что сейчас декаграмм Пряности стоит шестьсот двадцать тысяч соляриев — и это не на черном рынке, а вполне официально. На такие деньги можно купить многое.
— Жадность коснулась даже вас, Веллингтон?
— Это не жадность.
— А что?
Он пожал плечами:
— Тщетность.
Взглянув на Джессику, он после небольшой паузы спросил:
— Вы помните, какой был вкус у Пряности, когда вы попробовали ее в первый раз?
— Она напоминала корицу.
— Но вкус ни разу не повторялся, — заметил Юйэ. — Она как жизнь — каждый раз предстает в новом обличье. Некоторые полагают, что меланжа вызывает так называемую реакцию ассоциированного вкуса. Иначе говоря, организм воспринимает ее как полезное вещество и, соответственно, интерпретирует ее вкус как приятный, — это эйфорическое восприятие. И, подобно жизни, Пряность никогда не удастся синтезировать, создать ее точный искусственный аналог…
— Я думаю, что нам, возможно, было бы мудрее стать отступниками, уйди за пределы досягаемости Империи, — сказала Джессика.
Он понял, что она его не слушала, и подумал: в самом деле, почему она не склонила герцога к этому? Она могла бы заставить его сделать практически все, что угодно…
Он быстро проговорил — быстро, потому что меняя предмет разговора и проблем с правдой не должно было возникнуть:
— Не сочтите за дерзость… Джессика. Можно задать вам личный вопрос?
Она оперлась о подоконник, почувствовав необъяснимый укол беспокойства.
— Ну разумеется. Вы же… мой друг.
— Почему вы не заставили герцога жениться на вас? Она резко обернулась, вскинула голову, пристально взглянула ему в глаза.
— Не заставила его жениться на мне? Но…
— Мне не следовало задавать этот вопрос, — сказал он.
— Нет, почему же? — Она пожала плечами. — На то есть достаточно веская политическая причина — до тех пор, пока мой герцог остается неженатым, у некоторых Великих Домов сохраняется надежда на породнение с ним. И… — она вздохнула, — и, кроме того, принуждение людей, подчинение их своей воле приводит к циничному отношению к человечеству в целом. А такое отношение разлагает все, чего касается. Если бы я склонила его к этому… это было бы не его поступком.
— Эти слова могла бы сказать и моя Уанна, — пробормотал он. И это тоже было правдой. Он приложил руку ко рту, судорожно сглотнул. Никогда он не был так близок к признанию, к разоблачению своей тайной роли.
Джессика заговорила снова, разрушив мгновение, когда признание готово было сорваться;
— И кроме того, Веллингтон, в герцоге словно бы два человека. Одного из них я очень люблю. Он обаятельный, остроумный, заботливый… нежный — словом, в нем есть все, чего только может пожелать женщина. Но другой человек… холодный, черствый, требовательный и эгоистичный — суровый и жесткий, даже жестокий, как зимний ветер. Это — человек, сформированный его отцом. — Ее лицо исказилось. — Если бы только этот старик умер, когда родился Лето!..
В наступившем молчании слышно было, как шевелит занавески струя воздуха от вентилятора. Наконец она глубоко вздохнула и сказала:
— Лето прав — здесь комнаты уютнее, чем в других частях дома. — Она повернулась, окидывая комнату взглядом. — А теперь извините меня, Веллингтон. Я хотела бы еще раз обойти это крыло перед тем, как распределять помещения.
Он кивнул:
— Разумеется.
И подумал: «Если бы был хоть какой-нибудь способ избежать того, что я должен сделать!»
Джессика Опустила руки, пересекла комнату и на мгновение остановилась в нерешительности на пороге, — а потом все-таки вышла, ничего не спросив.
«В течение всего разговора он что-то скрывал, что-то утаивал, — думала она. — Несомненно, он боится расстроить меня. Он славный человек. — И снова заколебалась, почти уже повернула обратно, чтобы вызнать, что же скрывает Юйэ. — Но это только пристыдило и испугало бы его — да, он испугался бы, что я так легко читаю в его душе. Мне следует больше доверять своим друзьям».
~ ~ ~
Многие отмечали быстроту, с которой Муад'Диб усвоил уроки Арракиса и познал его неизбежности. Мы, Бене Гессерит, разумеется, знаем, в чем основы этой быстроты. Другим же можем сказать, что Муад'Диб быстро учился потому, что прежде всего его научили тому, как надо учиться. Но самым первым уроком стало усвоение веры в то, что он может учиться, и это — основа всего. Просто поразительно, как много людей не верят в то, что могут учиться и научиться, и насколько больше людей считают, что учиться очень трудно. Муад'Диб же знал, что каждый опыт несет свой урок.
Пауль лежал в постели и притворялся спящим. Спрятать в руке таблетку доктора Юйэ, сделав вид, что глотаешь ее, было проще простого. Пауль подавил смешок: даже мать поверила, что он спит! Он хотел было вскочить и попросить у нее разрешения осмотреть дом, но понял, что она этого не одобрила бы. Слишком все сумбурно, слишком еще неулажено. Нет. Лучше притвориться…
«Если я тихонько уйду без спроса, то о непослушании речи нет: ведь и запрета не было. Кроме того, я же никуда не выйду из дома, а в доме безопасно».
Он слышал, как мать в соседней комнате беседует с Юйэ. Слова доносились невнятно — что-то о Пряности… о Харконненах… Голоса раздавались то громче, то тише и наконец смолкли.
Пауль принялся разглядывать резное изголовье— кровати — на самом деле это был замаскированный пульт управления оборудованием комнаты. Резьба изображала рыбу, застывшую в прыжке над крутыми завитками волн. Он уже знал, что если нажать на ее глаз — единственный видимый глаз рыбы, — то загорятся плавающие лампы. Одну из волн можно было поворачивать, регулируя вентиляцию. Другая управляла температурой.