Звездный дождь (СИ) - Белова Елена Петровна (бесплатные полные книги TXT) 📗
Хотя дар подсказывает, что вечер будет спокойный. То есть не спокойный, а бестревожный – без наказаний.
– Фроний!
Поводырь, отче Фроний, молодой еще орденец, был родичем кого-то из Вышнего круга. То ли племянник, то ли сын непризнанный. А посему он страшно драл нос и требовал себе все, до чего мог дотянуться.
Вот и получил Мариту. И не замечал, что над их "поводом" посмеиваются все орденцы, не только обладающие собственными магами, но даже послушники и низкородная прислуга. Прислуга была особенно изобретательна: у Фрония интересовались, не будет ли в ближайшее время дождя с градом и сухариками, завидовали его великому будущему и сочувствовали, что такого наиспособнейшего и многообещающего юношу до сих пор не призвали на службу в Круг Вышний. А Фроний… поводырь… словно и не замечал этих насмешек. Или правда не замечал?
Ее поводырь… теперь, немного успокоившись, Марита готова была признать, что Фроний не столь уж печальный вариант. Заносчивый, глупый… но это как ни странно, было почти милостью богини. Высокомерие поводыря держало его подальше от остальных… а значит, и ее тоже. А глупость – и вовсе божий дар.
Малоумным свойственно считать глупыми других. После первого знакомства, когда поводырь продемонстрировал свою "силу характера", он сразу поверил в ее покорность и преданность, поэтому не дрессировал всерьез. Тревожил по незначительным поводам, как-то: недостаточно низко поклонилась, высказала прогноз недостаточно почтительным тоном, посмела смотреть на его, поводыря, личную колбасу, имела вид, недостойный такого значительного лица, как он, отче Фроний. Услышав последнюю претензию, Марита растерялась, не зная, что и думать. Ведь ни душеспасители, ни их инструменты-маги не имели права избирать себе одежду. Она была предопределена на всю жизнь. Синяя ряса для орденцев (здесь ее называли покровом), серая для магов, строго определенного покроя, одинакового для всех. Разве что у опор и столпов Вышнего Круга рясы были иных цветов. Что именно должна предпринять "Рита", чтобы соответствовать достойному виду значительного лица – то есть своего поводыря?
Очевидно, ее собственное лицо достаточно красноречиво отразило непонимание девушки – потому что значительное лицо велело ей удалиться в комнату и довольно быстро удалилось само. А утром гордо вручило ей сверток. Марита нерешительно протянула руки. От легкой "увязки" знакомо пахнуло ароматом нового полотна. Как привет из прошлого. В свертке была та же ряса… но сшитая из дорогой южной ткани, иблика, и потому куда красивее, наряднее.
Марита невольно вспомнила вызывающе-глупую выходку столичной барышни, милле Алитэ. Ее соперница, милле Эвгуста, как-то явилась на вечерние танцы в необычайно изящном наряде и долго распространялась о том, как он дорог… А через день Алитэ вышла на прогулку в сопровождении трех служанок, одетых в точно такие же платья.
Похоже. У самого опекуна, кстати, покров тоже дорогой. И перстни он носит недешевые. И обувь у него на каблуках. Как у Вышних.
Значит, Фроний настолько глуп, что хочет подразнить остальных своим богатством? Что ж, не Марите указывать ему на его ошибки. Ее дело – принять новые вещи и поблагодарить. Она и в самом деле была благодарна – неведомая швея вложила в "увязку" еще и белье: две тонкие рубашки и пару нижних поясков. И даже штаны нижние, от холода. В ордене о таких удобствах не думали, душеспасители в магах не видели ни мужчин, ни женщин… вообще людей. И было бы куда хуже, если бы она досталась, например, отче Димитрию или отче Домиту. При одном взгляде на них падало сердце и хотелось спрятаться, забиться в тихий уголок, стать незаметной.
Почему отче Домит отдал ее? Бездоходный дар? Видеть будущее не слишком выгодное дело. Если б еще на несколько лет, а то, смешно сказать, пока ее высшим достижением было предсказание о хорьке, что собирался влезть на птичий двор обители. И это огромное событие отстояло от настоящего всего на свечку. Нет, она невыгодная добыча…
Только зачем она тогда отче Домиту? Она была ему нужна – если судить по жертвам на дороге, по договору с матерью. Не знал, что за дар у нее? Или надеялся на что-то еще? На развитие способности к предсказанию? И почему он все-таки ее отдал?
Марита-Рита шла по серым плитам двора – массивным гладким плитам, словно только что из королевского дворца. Прямая спина, склоненная голова, глаза не отрываются от стелющейся под ноги дороги… Все до последней детали соответствует "Канону о магов должном поведении". Все, до длины шага – не слишком скорого, не слишком длинного, не слишком суетливого. Она постарается не давать поводов себя наказать.
Довольно.
Она всю жизнь была покорной и благовоспитанной. Всю жизнь подчинялась, подчинялась, подчинялась. Забавно, но ей даже не пришлось прикладывать больших усилий, чтобы приспособиться к суровым порядкам. Одиночество и послушание были сутью жизни, сколько она вообще себя помнит.
И что это принесло? Цепочку и обруч на шею. Навечно.
Хватит.
Больше не хочу.
Благодарю тебя, божья пара, за глупость моего поводыря. Благодарю за его высокомерие, за нежелание вслушиваться в чужие советы, за его поистине дивное стремление производить на всех впечатление. И прошу вас, елико возможно, продлить эти его качества. Ибо я намерена все-таки его покинуть.
А убежать от напыщенного дурака все-таки легче.
Марита тихо шла по двору – не быстрей, не медленней, чем нужно, – и ее лицо было кукольно-безмятежным, равнодушным… как раз таким, чтобы прятать мысли.
– Теперь поднимись к гребню. Разведи пластины…
– Какие?
– Что?
– Какие пластины? Их тут много же… – Латка была вся в мыслях о брошенном огороде и покинутых братиках… поэтому в голове у нее был сумбур, а голос то и дело срывался. Вдобавок пластины – каждая ей почти по плечо – то и дело расплывались от слез. Как тут выбирать, а? А тут еще и кот, который считал, что приличным мышеловам нечего делать на спине у дракона, и голосил, точно плакальщица… Латка попробовала утешить Пушка, взяла на руки и довольно ломким голосом пообещала, что они сейчас полетят.
Ага. Прямо сразу.
Кот пришел в ужас. Он как раз путешествовать не планировал, летать и вовсе не хотел, тем более вот так, не попрощавшись с кошками и не позавтракав! И, раз хозяйка не понимала кошачьего, старался донести до нее эти мысли дополнительными методами – рывками и царапаньем. Так что слова дракона она понимала в лучшем случае через раз.
– Любые. Желательно ближе к центру.
– К чему?
– Мрррррррррряу!
– Между крыльями, ближе к шее, – терпеливо пояснил дракон. И беспокойно покосился на розовеющее солнце. Оно уже выбралось из облаков, и потихоньку наливалось светом, расталкивая в невидимость последние звезды.
– Поторопись, деяница. Еще немного, и будет поздно. Садись на спину. Между пластинами. Там есть такой выступ, он удобный.
Между пластинами – они раздвинулись легко, как молоденькие деревца, – и правда нашелся выступ. Он был чуть пониже табуретки, но совсем не такой ровный и если честно, узковатый. Потрогав "табуреточку", Латка потянула из мешка зимние вязаные штаны. Кот снова запротестовал – кажется, решил, что мешок достали ради него и собираются запихать туда на смену штанам.
– Быстрее, деяница. Быстрее.
Латка поспешно плюхнулась на выступ, не застелив его как следует… и очень об этом пожалела, когда "табуретка" увесисто врезала по ее попе – дракон пошел на взлет. Широко взмахнули крылья, похолодавший воздух толкнулся в лицо, верхушки лип и крыша дома резко ушли вниз, будто морковь, выдернутая подземным зверем…
– Мряяяяяяяяяя! – Пушок перестал вырываться и в панике запустил в платье хозяйки все двадесять когтей. И не зря.
– Мамочка! – охнула девушка, крепко вцепившись во что попало. Оказалось – в пластину перед собой. Пластина была вся в костяных наростах, если не смотреть, можно представить, что сидишь на пеньке и держится за дерево… старое шершавое дерево… ой мама-а… Латка всего на пару пушинок открыла глаза – и в ужасе закрыла, не заорав только потому, что голос пропал начисто.
