Стража (СИ) - Радин Сергей (книги онлайн без регистрации txt) 📗
Чёрный Кир по-прежнему сидел на мотоцикле около киоска, чуть откинувшись на сиденье и тихонько похлопывая чёрными очками по бедру.
— Что так долго? Знакомая, что ли?
Не отвечая, Вадим протянул руку и забрал очки. После чего, забывшись, он загляделся на мотоочки Чёрного Кира, лениво и ненужно раздумывая: функция их однозначна ли, если человек на мотоцикле? Или всё ж таки столь же загадочна, как и у очков из киоска?.. Мысли текли хаотично, и где-то стороной Вадим чувствовал своё внезапное оцепенение. Казалось, он уходит в себя, куда-то вовнутрь; одновременно из этого внутреннего пространства выпирало другое пространство, оно было подобно воздушной подушке, втиснувшей Вадима в себя, и раскачивало его тело — и Вадим чувствовал, как его качает, и в то же время по положению рук видел, что стоит неподвижно.
Что-то обеспокоенно спросил Чёрный Кир.
Звук его голоса, неожиданно высокий, раздражающе тонко зазвенел в пустоте.
Кто-то быстро и деловито воткнул два рыболовных крючка в глаза Вадима — и дёрнул. Слёзы брызнули мгновенно, а крючки уже превратились в бронированные лапы и принялись бесцеремонно мять мозги Вадима в жиденькое грязное тесто. Затем макушка Вадимова черепа взорвалась, и кто-то опёрся о его плечи, выламываясь из его головы.
Он не мог даже кричать от боли, потому что сам стал болью. Он не мог и желать избавиться от боли, закончить раздирающую тело пытку, ведь именно боль очистила его сознание от глупых мелочей, вроде чувств, привязанностей, взаимоотношений. Именно боль помогла ему подняться над собственной личностью и убедиться: жизнь, человеческая жизнь, никчемна, так же, как никчемен мир, предоставленный человеку и изменённый им по своему вкусу. С высоты боли он видел низость (корень слова рассматривается в обоих значениях, прямом и переносном, — холодно заметил в нём болевой филолог) мира и существ, их отторженность от него, чьё сознание затоплено чистым, без примесей чувством.
И только маленькая заноза саднила и раздражала его на фоне чистоты, смутное пятно грязи на величественном белом полотне, маленькая и неуместно глупая детская загадка среди открывшихся высоких истин. Двенадцать. Именно так — двенадцать. Почему и каким образом прилипла к нему эта цифра? Она из обыденной жизни его физического тела. Он потянул за ниточки-связи к воспоминаниям, вытащил первую — "до двенадцати надо найти оружие" — и высокомерно скривился. Но цифра продолжала мигать тоскливо-жёлтым глазом светофора, и он снова нетерпеливо дёрнул — и оцепенел: "В двенадцать консультация по зарубежке". Оцепенел, как цепенеет человек, внезапно поняв, что опоздал на важную встречу, о которой ещё и напрочь забыл… Он смятенно пытался сообразить, который час или где узнать бы о времени, а снизу, из груди, уже поднимался неудержимый едкий смешок над самим собой. Через полминуты контролировать себя было невозможно. Он хохотал. Поиски оружия и консультация по зарубежной литературе! Судьбы мира и указующий перст преподавателя! Как это там, в песенке? "Она хотела даже повеситься, но институт, экзамены, сессия!.."
Кто-то заставил его попятиться, а потом мягко, но настойчиво надавил на плечи. И он прислонился к чему-то, а потом съехал на землю, и положил руку на лохматый загривок, и не стал протестовать, когда Ниро принялся облизывать ему лицо, а кто-то, тот же доброжелатель, помогал ему, действуя платком.
Вадим открыл глаза и встретился глазами с Чёрным Киром. Кирилл секунду не отводил глаз, затем крепко зажмурился и после снова сосредоточился на вытирании Вадимова лица. Его чистый носовой платок быстро превращался в грязную, в пятнах крови, тряпку. "Я плакал кровью", — равнодушно констатировал Вадим.
— Ты мой враг, — сказал он, так и не додумавшись, как сформулировать вопрос к поразившему его действию Чёрного Кира.
Тот вопрос расслышал.
— Враг — это личное. Мы противники.
— Какая разница.
— Лично к тебе у меня претензий нет. Но я командую армией одной из заинтересованных сторон, что и обязывает.
— А где армия другой заинтересованной стороны?
— Ты. И кого найдёшь. Ты всё ещё не вспомнил, рыцарь?
— Какого чёрта ты вытираешь мне лицо?
— Ты не успел надеть очки.
— И что?
— Зверь начал просыпаться. Неужели ничего не помнишь?
"Я ничего не понимаю, но тебе об этом лучше не знать". Вадим пошарил по нагрудному карману и неожиданно для себя вынул зеркальце старушки-чтицы. "Я думал, его у меня нет". Ниро и Кирилл, объединившись, неплохо поработали над его лицом, но следы размазанной крови были ещё достаточно видны… Начала возвращаться чувствительность, и держать глаза открытыми стало тяжело, а закрытыми — больно, будто попало в них что-то маленькое, но острое.
— На этот раз всё немного по-другому, — задумчиво сказал Чёрный Кир и отдал платок Вадиму. — Впервые Зверь проявил себя так сильно, что я поверил в него. Идиотик трёхголовый взбесился. Ты никак не совладаешь с памятью. Деструктор…
— Деструктор — что?
— Он больше занят городом, чем поиском Кубка. По-моему, он балдеет при виде толпы на улицах. Раньше такое он видел только на рыночной площади. Возможности были ограничены. Сейчас он в экстазе: столько игрушек, а зрителей сколько! Он, как бездарный актёр, алчущий рукоплесканий, купается в океане эмоций и никак не может насытиться.
— Ты осуждаешь… критикуешь своего хозяина?
— Рыцарь, это добровольная основа, как любят говорить наши политики. Нет хозяев. Нет слуг. Есть возможность для одной стороны насладиться хаосом, для другой — вернуть инерцию жизни.
— Так ты называешь упорядоченность нормальной жизни?
— Философия зиждется на столкновении пар всегда противоположных понятий. Не будь смерти, кто бы дорожил жизнью? Не будь лжи, кто бы отстаивал истину? Шептун-Деструктор только открывает дорогу хаосу — от нас требуется либо встать на неё, либо на обочину. Ты — другое дело. Ты запрограммирован на порядок, о чём я всегда жалел. Шептун говорит, что выпущенный Зверь опасен для обеих сторон. Но мне кажется, Зверь — идеальное воплощение Хаоса. Кстати, неплохой прикол: твоё человеческое обличие, направленное на защиту существующего порядка, и — Зверь в тебе. Что ты сам об этом думаешь?
— Заговариваешь зубы. И скачешь с одного на другое.
— Ещё один прикол сегодняшней ситуации — я могу высказаться. С Шептуном не поговоришь: он бегает по улицам и рвёт головы. А поговорить с тобой, особенно сейчас, — ещё раз убедиться в собственной правоте.
— Насколько я понимаю, твоё "особенно сейчас" — это намёк на мою память? Помоги мне подняться.
Чёрный Кир встал с корточек и протянул Вадиму руку. Вадим ухватился за его ладонь, сильную, тёплую в перчатке, и рывком встал.
— А почему ты не хочешь защищать свою позицию? — с откровенным любопытством спросил Кирилл.
— Ты знаешь её не хуже меня. Зачем я буду талдычить прописные истины? Чтобы ты ещё раз убедился, что доводы против найти легко? И тоже, кстати, если тебе так уж нравится размышлять: да, во мне сидит Зверь, но и ты пытаешься выразить и оправдать свою позицию — не понимать ли это так, что в тебе есть нечто, близкое к желанию упорядоченности?
— От общей философии мы переходим к восточной, — недовольно сказал Чёрный Кир. — Нет бочки мёда без ложки дёгтя, и бочки дёгтя без капли мёда. Ты это хочешь сказать?.. Нет. Обобщённость понятия до стопроцентного идеала мне нравится больше.
— Такого не бывает, — покачал головой Вадим. Его мысли уже были заняты другим. Говорить с Кириллом по-своему было интересно, но не отпускало впечатление вязнущей в зубах, безвкусной замусоленной жвачки — впечатление вторичности разговора. И он спросил: — Мы с тобой говорили в последнюю встречу?
— Нет. Я же сказал, что на этот раз кое-что изменилось. У меня даже появилась надежда… — Чёрный Кир саркастически улыбнулся — в его сарказме Вадим вдруг увидел боязнь быть осмеянным — и предложил: — Рыцарь, присоединяйся к нам, вкуси сладость свободы от всех рамок, возведённых человечеством! Выпусти на волю все свои инстинкты и желания! Хоть на несколько часов! Вот тогда и поговорим на равных.
