Клинок предателя - де Кастелл Себастьян (читаем книги txt) 📗

В конце концов начальник стражи пропустил нас, и мы направились к третьим воротам. У них не стояли стражники в латах, не было ни арбалетов, ни стрел, ни пик с мечами — лишь тщедушный человечек с пером и книгой сидел за небольшой конторкой в конце длинного тридцатифутового тоннеля. Стены высотой в двенадцать футов и потолок были испещрены дырочками и прорезями. Казалось, что тоннель сделан из серого сыра, но все понимали, что стоит лишь немного разозлить сидящего за конторкой, и на тебя из камня сквозь эти дырочки и прорези прольется смерть.

Фелток передал ему те же бумаги, что показывал у вторых ворот. Тщедушный едва взглянул на них и сказал:

— Отказано.

Фелток отошел от конторки и, выразительно подняв бровь, поглядел на меня. Никто не знал, что делать дальше, но мы оба понимали, что спорить с этим маленьким человечком означает совершить непоправимую ошибку.

— При всем моем уважении, ваша светлость, — начал Фелток.

— Я не лорд, а секретарь, — сказал человек.

— При всем моем уважении, ваше… э–э–э… секретарство, они… стражники вторых ворот приняли наши бумаги.

Секретарь поглядел на нас.

— Конечно, идиот, иначе вы бы здесь не оказались. У вас бы стальные прутья торчали из голов. Ну, если вам так угодно, возвращайтесь назад, и я прикажу им уронить на вас ворота.

Брасти улыбнулся.

— А мне он нравится. На тебя похож, Фалькио.

Во взоре Фелтока, брошенном на нас, читались угроза и мольба одновременно.

— Достопочтимый секретарь третьих врат, — начал я, именуя его по званию. — Вы не обязаны ничего объяснять нам, но не могли бы вы хотя бы намекнуть на причину вашего отказа? Могу ли я предположить, что дело заключается «не в личности, а в цели визита»?

Секретарь фыркнул:

— Ха! Шкурник, а? Плащеносцы только и умеют, что повторять законы, как попугаи. Да, именно так, «не в личности, а в цели». Поэтому можете разворачиваться, или увидите, что будет, если я дерну рычаг. — Он указал на деревянную палку, вделанную в камень рядом с конторкой. Я и так подозревал о назначении рычага, и мне вовсе не хотелось узнать, что свалится мне на голову с потолка, если секретарь его дернет.

— Фелток, — раздался голос миледи из повозки. — Почему мы так надолго задержались в этой сырой пещере?

Фелток поглядел на меня и шепнул:

— Скажи ей. Я понятия не имею, что ты там говорил о «личности» и «цели».

Я подошел к повозке.

— Миледи, секретарь объяснил нам, что бумаги, подтверждающие вашу личность, в порядке. Под вопросом бумаги, объясняющие цель и причину вашего пребывания в городе.

— Под вопросом? Я приехала, чтобы увидеться с герцогом. Кто этот жалкий червь, который смеет задавать вопросы?

Я молился, чтобы секретарь этого не услышал.

— Я все слышал, — сообщил он. Соскочил со стула и направился, ковыляя, к нам. Остановился у занавеси. — Поворачивайте домой, — сказал он таким тоном, будто разговаривал с неразумным ребенком. — Сегодня Безумная госпожа герцога не увидит. Герцог — человек занятой. У него много важных дел, не до вас. Он как–нибудь в другой день оприходует Безумную госпожу. — Затем он улыбнулся мне и добавил: — Ты мне нравишься, шкурник. Знаешь законы, что не может не радовать. Но либо ты заставишь ее развернуться, либо через десять секунд узнаешь, что ранит больнее — раскаленное масло на голове или дюжина стрел в груди.

— Масло, — подтвердил Кест.

— Довольно! — закричала дама в повозке. Раньше я ни разу не слышал, как она кричит, совсем по–детски. — Вы сейчас же впустите меня в город. И дадите сигнал, чтобы нас сопроводили во дворец герцога без всяких осложнений.

Секретарь уже собирался отдать приказ кому–то невидимому, как вдруг занавесь раздвинулась и появилась сама госпожа.

Признаюсь, я подозревал, что леди–предводительница появлялась перед нами, переодевшись служанкой Трин. В конце концов, мы часто видели, как Трин входит в повозку и выходит из нее, но никогда не видели саму госпожу. Хоть девушке не хватало манер, она выглядела и вела себя с грацией, присущей дочерям благородных домов. Но, что важнее, мне было бы приятно, если бы женщина, от которой зависело наше будущее, оказалась на самом деле милой девушкой, даже если это все являлось частью сложной игры.

Одежда леди, вышедшей из кареты, была разных оттенков пурпура. Короткая по последней моде шелковая блуза, шелковые шальвары, удобные для странствования. Голова не покрыта, ожерелья на шее, браслеты из граненых самоцветов на запястьях и массивные перстни на средних пальцах. Особенно меня поразили шелковистые, как и ее наряд, изящно уложенные волосы цвета мореного дуба. Наверное, нелегко было содержать их в полном порядке в течение нескольких недель пути. На мгновение я даже подумал, что это и впрямь Трин, триумфально появившаяся на свет из своего кокона, но женщина была выше ростом и держалась уверенней, да к тому же сама Трин тоже вышла из кареты и встала позади нее. Навоображал же себе всякого.

До меня дошло, что до сих пор леди вела себя настолько осторожно, что даже большинство слуг никогда не видели ее лица. Фелток, наверное, встречался с ней раньше, потому что лишь он один не выглядел смущенным, но остальные видели ее впервые за все эти недели пути. Мы бы вряд ли ее забыли: она была изумительно красива, с яркими глазами цвета моря и нежным ликом. Леди увидела, как я беззастенчиво смотрю на нее, и улыбнулась. Отчего–то эта улыбка ранила меня сильнее, чем нужно. Я поглядел на Кеста, но даже он был поражен.

Но только не секретарь.

— Да, милочка моя, вы прекрасны и наверняка очень богаты. Но ведь герцог тоже неплохо выглядит, и, скорее всего, он намного богаче вас, поэтому сегодня вы не сможете с ним увидеться.

— Почему это, несчастный? — Голос звучал так же, но сейчас он мне показался даже более юным.

— Ну… — протянул секретарь, — потому что вы ведете себя как последняя шлюха, а герцог — человек женатый, да и фавориток у него довольно — мы же, милочка моя, не хотим их обидеть?

Я ждал, что она разразится гневной тирадой, но дама лишь спокойно подняла перед его лицом руки, сжатые в кулаки.

— Погляди на мои перстни, несчастный.

Секретарь посмотрел на них и изменился в лице, словно вся жизнь промелькнула перед ним.

— Будь я проклят, — прошептал он.

Я тоже попытался рассмотреть перстни, прежде чем она скрестила руки на груди. На левой руке у нее перстень герцога Херворского, а это значило, что ее мать вовсе не герцогиня Орисонская, как мы думали, а сама Патриана, герцогиня Херворская.

— Чертова преисподняя, — пробормотал Кест. Он редко ругался, но как тут сдержаться? Патриана была нашим главным врагом: именно она убедила остальных герцогов низложить Пэлиса. Я бы мог, не задумываясь, перерезать горло ее дочери и жалел бы об этом даже меньше, чем о смерти парня с топором, которого убил на рынке.

— Хервор, — сказал я Кесту, а он лишь покачал головой.

— И это еще не все. На другой руке — перстень герцога Рижуйского. Она — дочь Патрианы, герцогини Херворской, и Джилларда, герцога Рижуйского. Значит, в ней течет божественная кровь!

Госпожа улыбнулась нам и посмотрела на секретаря.

— Ну что, ты теперь доволен, несчастный?

Секретарь забормотал бессвязно:

— Что ж, это… то есть я не могу подтвердить… чтобы точно сказать… Добро… добро пожаловать в Рижу, ваша э–э–э… светлость.

— Высочество, — подсказала она. — Вы хотели сказать «ваше высочество». Или лучше «ваше королевское высочество принцесса Валиана».

Секретарь преклонил колено. За ним последовал Фелток, которого ничто не смущало, и Трин.

Мы трое остались стоять. По королевскому закону плащеносцы никому не кланяются, даже королю. Кроме того, я собирался ее убить.

Несмотря на все мои предубеждения, Рижу все–таки очень красив на закате — если, конечно, хотя бы на миг забыть, где ты находишься.

Секретарь третьих врат отправил послание советнику герцога, и к воротам подъехал человек по имени Шивалль, чтобы сопроводить нас до дворца. Для обычного гонца у него была чересчур откормленная рожа, да и одежда слишком роскошная, но меня в тот момент это меньше всего беспокоило. Худшее, что он мог сделать, — убить Валиану, что само по себе и не плохо.