Драконья тень - Хэмбли Барбара (читать хорошую книгу полностью .TXT) 📗
– Горячий воздух идет вверх, понимаешь. Об этом говорит Сирдасис в Началах мира, и это так и есть. Если ты положишь кусочек бумаги или лист на огонь, то увидишь, как он завертится, поднимаясь.
Ардик кивнул. Вообще-то он не слишком интересовался учеными занятиями своего отца, к тому же всю свою жизнь слышал о летающих машинах, но ни разу не видел ничего более впечатляющего, чем катастрофа летательного аппарата с крыльями позапрошлым летом. – Что происходит, когда воздух остывает? – спросил он.
– Ты спускаешься. Ты можешь немного это замедлить, если берешь на борт больше, чем тебе нужно, и тащишь гири и все такое, – по крайней мере, по словам Сирдасиса, – но в конце концов это все же случается. И тогда-то в дело идут хотвейзы – камешки, которые мне дали гномы. Они заставляют воздух сохранять тепло. Это часть магии гномов. Гномы могут заставлять камни точно так же держать свет, звуки, или даже воздух вокруг себя, как твоя мама использует заклинания воздуха, чтобы плыть под водой. Я слышал разговоры и о других штуках, но гномы чертовски прижимисты насчет того, чтобы позволить кому бы то ни было узнать о своей магии побольше. Кстати, в этом отрывке у Ибикуса, который я нашел у Элдсбауча, сказано…
– То есть так ты собираешься идти искать дракона, который утащил Яна?
Джон замолчал. Осознавая, что глаза сына устремлены на его лицо; осознавая также, что он никогда не лгал ни одному из своих детей. Осознавая, что его молчание слишком затянулось.
Ардик сказал: – Ты знаешь, что случилось с Яном, да?
Очень тихо Джон сказал: – Нет.
– Но думаешь, что знаешь.
Он закрыл глаза, желая солгать. Желая сказать сыну все, что угодно, только не то, что, по его подозрениям, было правдой. Солома и ивовая обшивка планширов впились в руки, когда он сильно сжал их, и раны заболели – снова кровоточат, подумал он, или просто истощение.
Хотел бы он, чтобы можно было дождаться Дженни.
Хотел бы, чтобы можно было сделать это как-то иначе.
Хотел бы знать, могло ли то, что он предпримет, вообще закончиться успехом.
Ардик испуганно произнес: – Куда ты идешь?
– Найти кого-нибудь, кто может мне помочь, – сказал Джон.
Если он не убьет меня, как только увидит.
Во дни героев маги делали драконов рабами…
Он закрыл глаза, и память о том, что он прочел в этом потрепанном неполном томе Джуронала, вернулась к нему, словно том этот снова лежал перед его глазами.
Во дни героев маги делали драконов рабами.
Он увидел голубое с золотом великолепие Сентуивира, истекавшего кровью на черной дымящейся земле. Вспышку кристалла в руках волшебника. Полюбишь дракона – погубишь дракона…
Внимательное, невозмутимое лицо мага-южанина. Адскую, чужую улыбку Яна.
Джон закинул небольшой узел с одеждой в Молочай, проверил мачты, такелаж и механизмы, которые будут все двигать в штиль. Он уже летал прежде и на нем, и на его предыдущих, менее эффективных собратьях, но никогда еще – так далеко и так тяжело нагруженным. Части драконоборческой машины, которую он мастерил последние три года, были принайтованы среди пищевых продуктов и бурдюков с водой по планширу, сводя это скудное пространство почти на нет.
Все эти бесполезные мелочи против великолепия дракона. Против силы волшебника, который достаточно могущественен, чтобы спасти одному из них жизнь и сделать своим рабом.
Это глупо, я даже не маг…
Во дни героев… История рассказывала, что маги при помощи драконов, которые были их рабами, завоевали землю Эрнайна, вызвав целый ряд войн, опустошивших, судя по географическим упоминаниям, все до Границ Бела и приведя к упадку династию и цивилизацию. Джуронал писал спустя сотни лет после этих событий, и многое из того, о чем он говорил, явно было выдумано или позаимствовано из других рассказов. Но, размышляя над этим, как он размышлял целыми днями, готовя две своих машины, он был уверен, что суть рассказа правдива.
Он поднял глаза на воздушные шары Молочая, маленькие луны в первых красках ранней летней зари. Огни в зале наверху потускнели. Ревущий печной жар ударил по его телу, когда он схватил щипцами хотвейзы в корзине под клапанами воздушного шара. Сотни мелких задач и проверок легкой плетеной лодки, которая дергалась на якорях; от усталости болели кости и раны, а слова Джуронала снова и снова вертелись в его мыслях.
Небо посветлело. Они все скоро встанут.
Он крепко сжал Ардика в объятьях, отчаянно сражаясь с желанием взять мальчика с собой. Ибо он понимал, что ему понадобится помощь. А кроме того, в голове была мысль, что очень возможно, он видит сына в последний раз. Проклятье, думал он, проклятье, проклятье, проклятье…
– Где бы твоя мама ни была, она узнает, куда я пошел, – сказал он. Горло его болело от попыток сдержать в голосе дрожь. – Мы отлично справимся.
Воздушные шары сильно тянули крохотное судно. Настало время идти.
– Тащи этот канат. – Джон глубоко вздохнул. – Все якоря пойдут разом. – Он повис на веревочной лестнице, взбираясь по планширу, и поймал башмаком изогнутый металлический сегмент кабины управления в драконоборческой машине, едва не свалившись с десяти футов на землю.
Ардик поднял руку. – Позаботься о себе.
– Увидимся, когда вернусь.
В деревне закукарекал петух. Повсюду на болотах кричали местные птицы. Звонили колокола на рассвете, призывая тех немногих, кого привлекало поклонение Повелителю Солнца. Сармендес, прекрасный сын дня… Но все, что видел Джон, когда Адрик сильно и с восхищением рванул якорные канаты, – выцветшая запись рассказа Джуронала, впечатавшаяся ему в память.
Все драконы мертвы, и маги тоже.
Холд внизу исчез из виду. Паруса поймали ветер.
Все драконы мертвы, и маги тоже.
Джон направил паруса к северу.
Глава 9
Как и его тезка, Молочай поднялся с серебряным рассветом. Внизу проходили деревья и кровли деревни Алин и Джон чувствовал, что может назвать каждую крышу и лист. Хорошо знакомые ему поля, овцы и овечьи собаки, трактир «Дерзкая девчонка», прачечная, коты на стенах. Потом он увидел Дальний Западный Выезд, и в торфяных болотах, которые блестели словно осколки железа, фермеров и резчиков торфа, что выкрикивали добродушные приветствия: Надо ли его спасать на сей раз? Его заметили и в изумлении уставились пастухи, потом выругались, потому как у них сбежала овца. Еще дальше, там, где кончались деревья, внизу миля за милей накатывали сплошные болота, лишайники и скалы, а также мелькали большие стада северных оленей и лосей, да кружили вблизи ястребы, смотря на него, а затем уходя.
Это было исключительное время. Джону казалось, что вся душа его и тело пронизаны светом.
Ранним утром, когда сохранялся восточный ветер, стояла полнейшая тишина, только бились и щелкали паруса да такелаж скрипел под порывами ветра. Ближе к полудню ветер сменился на западный и Джон освободился от кое-какого балласта – воды из колодца с заднего двора, которая висела под судном в бурдюках из сыромятной кожи – и поискал, где воздушные потоки сменяются восходящими, ибо восемнадцать месяцев экспериментальных полетов показали ему, как это делать. Всевозможных восходящих потоков он нашел много, так что мог менять паруса и галсы, поскольку был хорошим моряком и на воде и в воздухе. От головокружительной красоты уменьшающейся земли у него перехватило дыхание.
И был это его первый полет, о котором он знал – ему ни за что не выжить. Как ребенок, он в восторге смотрел на землю и холмы и на это чудо – птиц, паривших в воздухе так близко к нему и оттого тысячи раз попадавших в беду. Замечания Геронекса о балласте и управлении рулем были не слишком полезны. Днем он еще мог различить и назвать каждый поток и скалистую вершину, каждую рощицу и разрушенную ферму, но ближе к вечеру вытащил свои пергаменты и палочками шероховатого древесного угля и свинца рисовал карты (смешные и странные, как и все его рисунки) и развлекался, нанося на них нелепые наименования.
