Кукушка - Скирюк Дмитрий Игоревич (читать полностью бесплатно хорошие книги txt) 📗

— Я в затруднении, — наконец признался он. — Как я уже сказал, случай нетипичный. Нетипичность заключается в том, что эта девушка, эта молодая… хм… ведьма носит ребёнка. Думаю, вы уже знаете об этом — у солдат длинные языки. Срок небольшой — я приглашал акушерку, она подтвердила. Тем не менее… — Он поколебался. — Тем не менее мне кажется опасным подвергать её обычным, предусмотренным в таких случаях пыткам. Святая Церковь Христова сурова, но и милосердна. Я вовсе не желаю причинять девице вред, но моё положение и сан, а также долг инквизитора обязывают доискаться истины и спасти заблудшую душу. Я искренне надеюсь, что здравый смысл возобладает, раскаяние снизойдёт на неё и она сама признается во всём. Но если дело всё-таки дойдёт до пыток, я хотел бы, чтобы это был профессионал. Для этого я вас и вызвал. Вам раньше доводилось иметь дело с такими… случаями?

— С беременными женщинами? — с грубой прямотой уточнил Хагг, — Ja. Но не часто. И обычно судьи были мало озабочены тем, чтоб сохранить будущий ребёнок. Это и есть вся… нетипичность?

Священник покивал:

— Увы, я понимаю вас: гражданские суды жестоки до чрезвычайности. Их тоже можно понять — мирские преступления требуют самого скорейшего расследования, и здесь все средства хороши. И всё же удивительное равнодушие общества к определённым формам жестокости не может не вызвать нареканий… Но к делу. Мы не проклятые протестанты и не еретическая Звёздная палата [38], поэтому всё будет по закону. В качестве предупреждения можете предложить ее вниманию любые ваши инструменты и приспособления, вплоть до самых жестоких; это обычная процедура, тут у меня нет никаких нареканий. Но в качестве реальных мер я бы предпочёл видеть что-либо более… щадящее. Она ни в коем разе не должна скончаться раньше, чем свершится правосудие.

— Значит, вы полагаете, дело может ограничиться тюремным заключением?

— Почему бы нет? — развёл руками отец Себастьян. — Такие случаи — не редкость. Более того, чаще всего наказанием становится именно тюремное заключение. Да вот, зачем далеко ходить за примером: совсем недавно — этой осенью — один такой пособник колдуна, трубочист из Гаммельна, отделался обычным murus largus [39]. Всё зависит от добровольности признания обвиняемой и тяжести вины. Главное, чтобы жертву постигло искреннее раскаяние. Итак, что вы предложите?

Золтан задумался. Многолетняя, въевшаяся в кровь привычка сдерживать эмоции, как всегда в такие минуты, взяла верх. По пустому, равнодушному выражению его лица стороннему наблюдателю было трудно догадаться, что происходит у него в душе.

А происходило многое.

Среди инквизиторов встречались люди разные. В глубине души Хагг был уверен, что в процессе дознавания и выявления истины все зависит от того, какой человек берётся за дело. Брат Себастьян был и прав, и не прав. Если отрешиться от методов, инквизиция создала чёткую и хорошо продуманную систему ведения следствия и судебного процесса, ставшую эталоном даже для гражданской власти. Что до жестокости — эти свечи горели с обоих концов: жестокость шла не только сверху, но и снизу. Если только можно было так сказать — девчонке дико, неправдоподобно повезло, что её схватили сами церковники, без всякого доноса и людского оговора. В противном случае процесс уже давно состоялся бы. После множества публичных казней у народа уже вошло в привычку: если власти по первым, даже самым сомнительным слухам не принимают решительных мер и не прибегают к пыткам и сожжениям, народ сразу начинает вопить: «Эти судейские со своими жёнами и детьми пущай остерегаются! Их, должно быть, подкупили богачи, раз они так медлят! Все знатные семьи города предались магии; скоро можно будет просто пальцами показывать на ведьм! Но погодите, ваша очередь ещё придёт!»

Судя по происходящему в стране, их очередь уже пришла.

Золтану вспомнился не слишком давний разговор с господином Андерсоном (тревога недопонимания опять кольнула сердце: для чего, зачем он всё-таки везёт с собой чёртов улей?), когда тот говорил, что спасение Фландрии — в растущей ненависти между бедняками и богачами. О том, что эта ненависть ударит и по этим, и по тем, Золтану тогда это доказать не удалось. Сейчас бы, пожалуй, он нашёл подходящий аргумент…

О пытках следовало подумать особо. Регламент инквизиции допускал применение последовательно всего трех пыток — верёвкой, водой и огнем. Тяжесть их возрастала от первой к последней, поэтому нельзя было начинать пытать сразу, скажем, с третьей. Пытку могли и вообще не начать в случае сознания обвиняемого в предъявленном обвинении. Золтан знавал случаи из собственной практики, когда негодяи и заклятые враги католической Церкви лицемерным раскаянием не только избегали пытки, но и вообще наказания в привычном понимании. К тому же последние постановления предписывали проявлять определённое милосердие к детям, старикам и беременным женщинам.

Но признание почти немедленно повлекло бы за собою наказание, а этого было нельзя допустить. Был ли у девчонки шанс на оправдание? Наверное, нет.

А выжить?

Выжить — был…

Золтан вполне мог выиграть в этой опасной, но отнюдь не безнадёжной игре. Главное сейчас было — не ошибиться.

— Если вы так настаиваете, — наконец сказал он, — я не буду рекомендовать вам peine forte et dure или strappado [40], хотя я однажды видел, как в Вюрцбурге беременная женщина провисела на вывернутых руках четыре часа подряд. So. По этой же причине, вероятно, недопустимыми будут tormento de toca и hoc est superjejunare [41], если мы не хотим помешать нормальному развитию плода. А мы же не хотим?..

Монах одобрительно кивнул, выражая согласие, Хагг сделал в уме ещё одну пометку и продолжил:

— В таком разе, думаю, можно что-нибудь из арсенала лёгких пыток применить, скажем, «кубики» или bastinado [42]. Лучше всего второе — это действенно, болезненно, не требует много времени и не вредит костям. Это может быть полезным и потому ещё, что, если потребуется перевезти пленницу ещё куда-нибудь, вам не понадобится тележка.

— Похоже, мне не зря вас рекомендовали, господин Мисбах, — с удовлетворением сказал инквизитор. — Вижу, что вы дока в этом деле, и всецело одобряю ваш выбор. А что до той резни в Бамберге и Вюрцбурге… — Он помрачнел и покачал головой. — Я слышал об этом. И сожалею. Но мы ничего не успели сделать: в этих землях нет инквизиционных трибуналов, приговоры выносили епископальные суды.

Хагг не нашёлся что ответить и только снова поклонился. Если даже брат Себастьян и сомневался в нём или в его способностях палача, теперь эти сомнения развеялись. Золтан всякого повидал в этой жизни и многое, о чём говорил, знал не понаслышке.

— Так что насчёт показательной беседы? — сделал он следующий ход. — Быть может, стоит прямо сегодня начать? Это много времени не займёт, и чем раньше произойдёт, тем дольше она будет об этом думать и до суда сможет положение своё трезво оценить.

Монах задумался.

— Пожалуй, да… — сказал он наконец, — Да, да. Вы совершенно правы, мастер Людгер. Давайте дождёмся вечера и сразу с ней поговорим… Что ж, пожалуй, это всё. Вы можете идти. Э-э-э… что-нибудь ещё?

— Ещё? — Золтан задумался и решил рискнуть ещё разок. — Ja, пожалуй. Мне не нравится, что девицу содержат одну. Установления предписывают после признания не оставлять ведьму в заключении одну, её надо держать с сокамерницами, чтобы предотвратить самоубийство.

Брат Себастьян отрицательно покачал головой:

— Для этого, как минимум, следует отвезти её в город, в тюрьму, где есть другие ведьмы. А этого пока мне делать… не хотелось бы. Она ведёт себя спокойно, потолок в ее комнате низкий, а в кровати нет верёвок. Не устраивать же мне ей для компании облаву на ведьм по окрестным деревням!