Волчья тень - де Линт Чарльз (хороший книги онлайн бесплатно TXT) 📗
– Плохая семья. Яд проник глубоко – из тех, что добираются до самой сердцевины.
Насмешка в глазах Джека сменяется сочувствием.
– Такое бывает неизлечимо, – говорит он.
– А то я не знаю, – вздыхаю я.
– А если пытаешься помочь, иногда сам попадаешь в беду.
– Она того стоит.
– Твоя женщина? – спрашивает Джек.
Я качаю головой:
– Моя сестра. Теперь уже сестра.
– Я подниму шум, – обещает Вертопрах. – Постараюсь, чтобы Старуха узнала, что ты ее ищешь.
– Буду благодарен.
– А пока, – добавляет он, – ты мог бы завернуть в манидо-тевин Коди. У него там есть столовая гора с прудом на вершине, к тому же он с ней много водился.
Я вспоминаю третью карту Касси и киваю.
– Как нынче у Коди отношения с воронами?
Я уже говорил: между псовыми и врановыми – старое соперничество. Его истоки теряются в далеком прошлом. Кое-кто из псовых вроде Джека Вертопраха предпочитает просто не вспоминать о моей вороньей родне, но Коди принадлежит к старой школе. У него с Вороном кровная вражда от начала времен. Я прежде пару раз на него нарывался, так что теперь предпочитаю не попадаться ему на дороге.
Джек хохочет:
– Ты еще не слыхал? Коди завел себе подружку-сороку.
– Трудно поверить…
– Клянусь, чистая правда!
Мы выкуриваем еще по одной и начинаем копать могилу убитому единорогу. Разгребаем грязь лапами, пока не получается достаточно большая яма, потом возвращаемся в человеческий облик и перетаскиваем труп.
– Какие дряни! – говорит Джек.
Я киваю. Единорогам нельзя покидать страну снов. В их рогах столько волшебства, что, даже если они сумеют сменить тело на человеческое, рог на лбу у них останется. А с ним трудновато устроиться в Мире Как Он Есть.
Но и в стране снов они редки. Я, например, до сих пор видел только одного. Давно, еще маленьким, до того, как первый раз вышел в Мир Как Он Есть. Один из моих дядей взял меня тогда на ночную прогулку. Мы плыли высоко в небе на вороньих крыльях, и он вдруг пошел вниз по длинной плавной кривой, которая привела нас на верхнюю ветку старой сосны. Не знаю точно, где это было, но догадываюсь, что нас занесло в самую глушь.
– Смотри, – сказал он.
И я увидел. Высоко, на гранитном утесе. Рог серебром светился в лунном свете. Зверь поднял голову и запел песню луне. Голос был слаще меда, но внутри у меня все задрожало, будто отзываясь на дальний гром. Лнимики. Дедушка Гром.
– Скажешь несколько слов? – предлагает Джек. Я опускаю глаза к телу, прослеживаю взглядом изгиб рога.
– Доброго пути, – говорю я.
Джек, склонив голову, добавляет: «Аминь», и мы засыпаем могилу землей. Получается маленький округлый холмик. Джек чертит на земле знаки – предупреждение хищникам держаться подальше.
– У тебя есть знакомые единороги? – спрашивает Джек.
Я качаю головой.
– И у меня нет. Расскажу народу, который собирается у Харли. Надо надеяться, кто-нибудь донесет весть до его родичей. И запах этой волчицы я передам всякому, кто попросит. Пусть на себе попробует, каково это, когда за тобой охотятся.
Я киваю. Все правильно, но мне не становится легче. Это все равно что распространять тень вместо того, чтобы зажигать свет в этих существах.
– Слушай, Джек, – спрашиваю я, – что ты знаешь о темных двойниках?
Он пожимает плечами:
– То же, что и все. А что? Ты столкнулся с таким?
– Еще не знаю. Просто стараюсь кое-что вспомнить. Тот, кто отбрасывает тень… он знал бы о своем двойнике?
– Вроде бы нет, – говорит он, – но я не специалист.
– А кто специалист, не знаешь?
Он раздумывает недолго.
– Джек Доу, – говорит он, – только он…
– Умер. Да, знаю.
– Найдешь Старуху, можешь у нее спросить, – советует он. – Мало есть такого, чего она не знает.
– Но что знает, не всегда говорит. Помнится, она мне как-то сказала: «Не ищи чужих историй. Проживи свою».
– Так-то оно так… только не уверен, что мне это нравится. – Джек отводит взгляд, разглядывает заросли. – Я одно точно знаю о темных двойниках. Они сбиваются с пути, если тот, кто отбросил тень, ненавидит что-то в себе.
Я киваю. Когда тебя кто-то ненавидит, нужно иметь большое сердце, чтобы не ответить ненавистью. Я знаю, в жизни Джилли было много такого, что она ненавидит. И не сомневаюсь, у нее-то сердце большое. Но если у нее появилась тень – темный двойник, – то как насчет его сердца?
– Ты думаешь, та волчица, которую мы спугнули, может оказаться тенью? – спрашивает Джек.
Мне это и в голову не приходило.
– Сомнительно, – отзываюсь я, лишь бы что-то сказать. Сейчас мне не до спящих тварей вроде нее.
Джек кивает и касается пальцами полей шляпы.
– Ну, удачи тебе.
– И тебе удачи с твоей пумой, – желаю я. Он хохочет:
– Черт побери, Джо, при моей внешности и обаянии и без удачи можно обойтись!
– Не говоря уж о скромности.
– Само собой.
Я провожаю его взглядом и поворачиваюсь к могиле. Наклоняюсь, опускаю ладонь на свежую землю. Закрываю глаза и слышу песню, подслушанную давным-давно вместе с дядей. Ее отголоски звучат в моей памяти, и тут я снова вижу рог. Под веками проплывают блестящие белые бока, белая грива, хвост и рог, поднимающийся к луне витками белого пламени.
Присев на корточки, я сворачиваю и закуриваю сигарету. Затягиваюсь и предлагаю затянуться Дедушке Грому, прежде чем опустить дымящийся окурок на могильный холмик рядом с оставленным Джеком значком.
Я сижу, глядя на поднимающийся к небу дымок, пока сигарета не догорает. Потом встаю и ухожу вглубь текучих земель.
Рэйлин
Тисон, осень 1971 г.
После того случая с ножиком и Дэлом все пошло по-другому. Как тогда, когда мамаша решила, что ей надоело каждый раз забирать сестричку на поруки из колонии, отправляя ее в новый круг по приютам. Мамаша попросту отказалась от нее, а нам запретила о ней говорить. Даже имени упоминать не полагалось. Я была еще довольно маленькая, но двух-трех взбучек мне хватило, чтобы научиться держать язык за зубами. А потом это стало не так уж трудно, потому что Дэл завел привычку гостить по ночам в моей спальне, и я стала ненавидеть сестричку так же, как остальных.
Я считала, что она просто взяла и бросила меня, и Дэл, видимо, считал так же, только его небось первым делом бесило, что он остался без любимой игрушки, которая всегда под рукой. Джимми и Роби со мной никогда много не говорили, а после того, как Дэл ввел в обычай полуночные визиты, – и подавно. Старик, надо думать, первые несколько месяцев и не замечал, что творится: он на нас, ребятишек, никогда внимания не обращал. Просто плюнул на всю компанию, когда двое старших – то есть Дэл и сестричка – записались в малолетние преступники, а Джимми с Роби тоже не склонны были идти по прямой дорожке.
А мамаша что? Да она, черт возьми, все равно спивалась, а нас, девочек, терпеть не могла – из принципа, надо полагать, потому что я ей ничего плохого не делала.
Помнится, все было иначе, пока сестричку не забрали. Черт, я же ее тогда обожала. Она нам была вместо мамы – прямо как в кино, знаете? Не в мыльных операх, а в детских сказочках, где мама обо всех заботится больше, чем о самой себе. Такая у меня была сестричка – для меня уж точно. Мы с ней прятались вдвоем в поле за домом, и она рассказывала мне сказки, которые сама придумывала или брала из книжки. Откуда мне было знать, что у них там с Дэлом.
Теперь прямо смешно. Помню, я еще ревновала, потому что они вроде были такими близкими, и никак я не могла понять, отчего она его так не любит, – это-то я замечала. Она виду не показывала, но я-то знала.
– Почему тебе не нравится Дэл? – спрашивала я.
– Очень даже нравится, – отвечала она, но глаза у нее загорались при одном его имени.
– Чего я, не вижу, как ты на него зыркаешь?
– Разве я не вижу, как ты на него смотришь, – поправляла она.
