Птицелов - Остапенко Юлия Владимировна (читать книги бесплатно полностью без регистрации .TXT) 📗
От деревни вела прямая дорога, выводившая на широкий тракт. Расспросив напоследок трактирщика, Марвин выяснил, что замок сэйра Аурида находится в десяти милях к северу, а южнее, в двух днях пути, есть ещё одна деревня, покрупнее. Подумав, Марвин решил двигаться на юг. Утверждению насчёт того, что королевские войска идут на север, он не очень-то поверил: вряд ли расстановка сил могла измениться так кардинально за те двое суток, что он бродил по лесу. В любом случае, на юге наверняка расположены постоянные гарнизоны, лояльные к королю. Добраться бы до одного из них – а там уж разберёмся.
Марвин опасался, что Робин будет его тяготить и ещё больше замедлять продвижение, но быстро понял, что был несправедлив к толстяку: он оказался довольно проворен и, что важнее, запаслив. Марвин с лёгким сердцем поручил ему сборы в дорогу, и мальчишка затарился по полной. Марвин только покосился на внушительных размеров мешок, который повеселевший парнишка тащил на плече, спросил, не тяжело ли (предвидя, что всё равно выбросит половину по дороге) и, получив отрицательный ответ, успокоил свою совесть окончательно.
До вечера они вышли на проезжий тракт. Дорога шла через лесистую местность, строго на юг, почти не петляя. Осенью, должно быть, качество дороги оставляло желать лучшего, но теперь мороз сковал размытую землю ледяной коркой, и ноги не вязли, подчас – даже скользили, и ступать приходилось осторожно, а это тоже не способствовало скорости передвижения. В итоге заночевать им всё-таки пришлось у обочины. Это могло быть небезопасным, но Марвин рассудил, что, судя по всему, войска герцогини, даже если и ошиваются неподалёку, не пойдут прямым трактом, а вот королевские войска – вполне. Разбойников и мародёров же Марвин не опасался – оружие при нём, а большего и не надо. По правде, он даже рад был размяться – а за неимением противника пришлось обходиться заученными ежедневными упражнениями, которые вошли у него в привычку с тринадцати лет. Он не тренировался как следует с того самого памятного дня битвы на Плешивом поле, и теперь так старательно навёрстывал упущенное, что быстро взмок и сбросил плащ, снова оставшись в одной рубахе. Было морозно, но снег наконец перестал. Разведённый Робином огонь потрескивал в опустившейся на землю полутьме, и бешено мелькавшее лезвие клинка сверкало алыми сполохами.
Почувствовав, что вымок насквозь, Марвин наконец вернулся в исходную позицию, перевёл дыхание, опустил клинок и, откинув со лба взмокшие пряди, посмотрел на Робина. Тот сидел, обхватив колени руками, и глядел на своего нового господина, разинув рот до пределов возможного.
– Хорошо, что не весна теперь, – сказал Марвин. – Того и гляди тебе какая-нибудь дрянь в рот бы залетела.
Мальчишка с шумом захлопнул рот. Взгляд у него был почти влюблённый.
– Как здорово! – благоговейно прошептал он.
– А вот то, что у тебя каплун горит – совсем не здорово, – заметил Марвин. Мальчишка вскрикнул, засуетился, спасая ужин. Марвин подсел к огню, накинул плащ на сладко побаливающие плечи. Вот что значит – пару дней не разминаться.
– Как вы его!.. здорово!.. – закончив возиться с каплуном, повторил Робин.
– Кого?
– Его, – мальчишка кивнул на покосившийся пень, служивший Марвину манекеном. – Насмерть!
Марвин усмехнулся:
– Живой противник не стоял бы… пнём. И дрался бы я с ним иначе.
– Всё равно побили бы!
– Конечно, – улыбнулся тот – его забавляла непосредственность мальчишки, временами совершенно неожиданно сменявшая робость.
– Я бы тоже так хотел, – тоскливо сказал Робин.
– Я говорил уже – сбрось сотню фунтов, и сможешь.
– Не смогу, – помрачнел парнишка. – Я всегда такой был… ну, неуклюжий… как баран. Мне батюшка ещё сказывал.
– Так переубедил бы батюшку. Заодно и цель!
– Батюшка умер, – совсем уже понуро сказал Робин.
Марвин кивнул, с наслаждением впился зубами в хрустящее корочкой заячье мясо, прожевал, потом сказал:
– Бывает. В бою пал?
– Нет, – ответил Робин и замолчал. Марвин видел, что тема эта ему не слишком приятна, и не стал настаивать. Ему вообще не очень хотелось говорить – чуть подустал за день, да и ночь была уж больно хороша. Он представил, как славно сейчас сиделось бы у походного костра среди боевых товарищей, за рьяными обсуждениями дневной битвы, и тоскливо вздохнул.
– В бою пасть – это счастье, – мечтательно произнёс он. – Если и есть смерть лучше иной жизни, то такая.
– Не знаю, – нерешительно отозвался Робин, крутя в толстых пальцах каплунью ножку. – Как по мне, жить хорошо…
– Дурак, – беззлобно сказал Марвин. – Видал вон того лысого, в таверне? Чуть что, перед благородными башкой об пол? Так жить – хорошо?
– Хорошо, – пробурчал Робин, – только б не умирать.
– Ясно теперь, почему ты только сын сэйра, а не сэйр, – сказал Марвин. – Хотя, впрочем, и для сына сэйра твои слова – позор.
Робин вскинулся, поднял на Марвина глаза – неожиданно красивые, большие и карие, такие скорее подошли бы знойной девице, чем неуклюжему толстяку.
– Нам к позору не привыкать, – вполголоса проговорил он и отвёл взгляд.
Марвин задохнулся от возмущения.
– Ну ты даёшь, парень! К позору невозможно привыкнуть. И нельзя этого делать! Когда ты привыкаешь к позору – ты уже и не жив… пусть даже хотя бы как тот трактирщик. Крыса и та – живее.
– А что делать, если выбора нет?
– Выбор всегда есть. Можно умереть, например. Или убить, это намного лучше. Но уж точно не привыкать.
– Вот вам, сэйр Марвин, говорить легко, – помолчав, тихо сказал Робин, и Марвин оторвался от еды, отчего-то неприятно задетый его словами. – Вы такой… ну… сильный, смелый… Вам легко про позор говорить. Вы ж ничего про него не знаете.
Губы Марвина дрогнули – но что ему было на это сказать?
– А не все такие… смелые, – не глядя на него, продолжал Робин. – Вы так хорошо сказали, я точно подзабыл уже… про цель… Но мало одной только цели. Для вас – довольно, а мне мало… Иначе бы я уж давно был таким, как вы. А я трушу.
– Чего трусишь-то? Чего в этой жизни можно бояться, если тебе и позор уже не страшен? – резко спросил Марвин.
– Ну… как вам объяснить? Вот тот трактирщик – он же не знает, что живёт, как… ну, как…
– И куда тебе в герольды с таким красноречием, – покачал головой Марвин. Робин вспыхнул, вскинул голову, и в его лице, к вящему удивлению Марвина, промелькнуло некое подобие оскорблённой гордости.
– Я только сказать хочу, сэйр Марвин, что тот трактирщик и думать не думает о позоре. И вот это – совсем скверно. Когда тебя позорят, а ты ничего сделать не можешь.
«Да уж, тут не возразишь», – подумал Марвин, и будто снова очутился под серым осенним небом Балендора, на ристалище, с пылающим от пощёчин лицом. И словно наяву увидел Лукаса из Джейдри – но не напротив себя, а дальше, в мутном мареве костра, – подпирающего голову рукой и смеющегося непроницаемыми голубыми глазами – смеющегося над ним…
– И ведь хуже всего то, что вам это только кажется.
– Что? – Марвин выпрямился. Аппетит у него совершенно отбило.
– Вам только кажется, что вы ничего не можете поделать, – со странным упрямством проговорил Робин. Он глядел в огонь, и в свете алых языков пламени глаза его странно, влажно поблескивали. – Вам просто внушили это… навязали… сковали ваш разум, чтоб заставить поверить в неизбежность позора. Нас же двое всего было, в том трактире. Трактирщик мог взять вилы и…
– И на благородного мессера? – зло спросил Марвин. Внешне необоснованная злость в его голосе осталась Робином незамеченной.
– Да всё равно. Если б правда думал, что нет ничего страшнее позора – всё равно…
Мальчишка смолк, но Марвину уже кусок в горло не лез. Мучительная тревога и жгучий стыд, которые не давали ему спать последние месяцы и от которых он только-только, казалось, избавился, вцепились в него с новой силой. Безумно захотелось убить кого-нибудь – плевать кого, да хоть бы этого тупого толстяка, своими мутными речами снова растравившего ему душу… Но на деле Марвин понимал, что должен благодарить мальчишку – за то, что тот так вовремя напомнил ему о том, о чём он едва не забыл. Поразительно, Марвин и предположить не мог, что у него такая короткая память…
